Идея «тотального обмена» замороженными активами озвучивалась властями давно. Она появилась почти сразу после введения первых пакетов санкций против нашей страны. Напомним, что российские капиталы подверглись блокировке после начала СВО, причем как государственные, так и частные. По данным Банка России под заморозку попало около половины из $612,9 млрд резервов регулятора. К этой сумме следует добавить активы частных инвесторов и крупных российских компаний, также угодивших под ограничения. Правда, в ЕС оперируют гораздо более скромными суммами. Судя по утечкам в западных СМИ, властям ЕС реально удалось найти лишь $80–100 млрд от общего размера заблокированных средств.
При этом Банк России, говоря о замороженных активах, имеет в виду контролируемые им счета и операции. Регулятор утверждал, что по состоянию на конец ноября в европейских депозитариях Euroclear и Clearstream были заблокированы активы российских инвесторов на сумму около 5,7 трлн рублей. При этом совокупный объем средств на специальных рублевых счетах типа «С», на которых в том числе блокируются доходы от ценных бумаг, принадлежащих «недружественным» нерезидентам, в конце 2022 года приближался к 600 млрд рублей.
ЦБ почти сразу после введения санкций начал предпринимать попытки вернуть заблокированные средства, в том числе через процедуру обмена. Глава Банка России Эльвира Набиуллина на пресс-конференции 28 апреля отметила, что ЦБ знает о единичных как положительных, так и отрицательных ответах на заявки на разморозку активов российских инвесторов в Euroclear и Clearstream, но общей тенденции к разблокировке нет. Однако уже 9 июня она говорила, что по-прежнему считает рабочей схему обмена активами.
Новый виток обсуждения этой инициативы произошел в ходе ПМЭФ-2023. В кулуарах форума заместитель Набиуллиной Филипп Габуния указал, что механизм обмена заблокированными активами между нашей страной и ЕС должен предполагать добровольный формат и обеспечивать равные условия для российских инвесторов. «Основная история в том, что он должен быть по доброй воле обеих сторон, чтобы один согласился обменять на другой», — подчеркнул он. Но создать условия для свободного волеизъявления очень сложно. «По факту владельцы этих заблокированных активов находятся под давлением своих регуляторов, — пояснил Габуния. — Здесь крайне желательно пойти по треку, когда он происходит добровольно. И наша задача сейчас — выработать такие условия, которые позволят создать возможность для того, чтобы инвесторы могли договориться по обмену». Главный вопрос в том, чтобы сделка имела юридическую силу и была признана действительной, при этом сами инвесторы, заключившие ее, не попали под преследование в своих странах. Важно, чтобы и российские инвесторы оказались в равных условиях. «Чтобы не получилось, кто был самый шустрый, самый быстрый, самый сильный, все себе поменял, он молодец, а тот, кто послабее, он остался дальше сидеть», — отметил зампред ЦБ.
Эксперты разошлись в своих оценках того, насколько реально воплощение в жизнь предложенного плана. Как указал директор департамента корпоративных финансов ИК «ИВА Партнерс» Артем Тузов, возможность воплощения его в жизнь зависит от воли четырех сторон: двух владельцев бизнеса с заблокированными активами на Западе и в РФ и двух регуляторов. Учитывая, что ЦБ РФ свое мнение высказал, остается узнать мнение западных регуляторов и бизнеса, но пока оно не озвучено. Однако если договоренности будут достигнуты, рисков не будет, поскольку обмен активами означает смену собственника, к которому нет претензий регуляторов или законодателя в стране обмена.
«Механизма возврата этих денежных средств на сегодняшний день не выработано, — указывает управляющий партнер адвокатского бюро «Дудко и партнеры» Георгий Дудко. — Некоторые компании инициировали судебные процессы в российских арбитражных судах и даже получили судебные решения по ним, но что с ними делать дальше не понятно. Сомнения в том, что решения российских судов будут исполняться за рубежом, особенно в наиболее враждебно настроенных странах, абсолютно обоснованны». При этом пробовать вернуть российские активы в любом случае нужно, но вот когда появятся результаты — вопрос не юридической практики, а политической воли стран-участниц переговоров.
