— В 2022 году Россия собрала рекордный урожай зерна — порядка 154 млн тонн. А каким ожидается этот сельскохозяйственный сезон?
— Можем рассчитывать на достаточно уверенный урожай. Его вполне хватит для того, чтобы удовлетворить внутренние потребности, и для экспорта значительные объемы ресурсов останутся. Надо также учесть, что в новый сезон мы входим с рекордными запасами — 33 млн тонн. Небывалая цифра: таких переходящих объемов мы не фиксировали никогда. Это при том, что экспортирует Россия также рекордными темпами: до конца сезона будет продано за рубеж 62 млн тонн зерна.
Сейчас трудно давать точные оценки, каким будет урожай. Мы еще не отсеивались по яровым. По озимым, по данным Минсельхоза, — 17,7 млн гектаров против 18,4 в прошлом году, то есть идет некоторое снижение. Но надо еще учитывать, что в эти 17,7 входит 700 тысяч тонн рапса, а это не зерновые ресурсы. Зерновых будет поменьше, чем в прошлом году, однозначно. Надо учитывать, что рекордный урожай прошлого года был получен в абсолютно идеальных погодных условиях. Не благодаря тому, что мы расширили посевные площади или повысили технологическое производство, а исключительно благодаря погоде. В этом году не стоит рассчитывать, что нам так же повезет. Поэтому исходя из средних параметров по урожайности можно предположить, что мы получим в районе 120 млн тонн урожая. Плюс переходящий запас. Это очень большое количество ресурсов и вполне хороший экспортный потенциал.
— А есть где хранить такие объемы?
— Наличие мощностей — невеликая проблема. Мы можем хранить хоть в полиэтиленовых рукавах, и в течение сезона такая практика используется. Это давно отработанная технология. Другой вопрос, что длительное хранение можно обеспечить только в приспособленных складах, элеваторах. Но это сейчас не окупается. Проще хранить в амбаре. Да, зерно будет там со временем портиться, будут какие-то количественные потери, но все равно производителям это обойдется дешевле, чем оплата складов.
«Пошлины — это самое болезненное»
— Весной прошлого года вы рассказывали в интервью «МК» о том, что введенными ограничениями власти убивают у аграриев мотивацию работать. Прошел год. Скажите, запрет на экспорт, пошлины и квоты отбили у производителей желание наращивать производство? Какие ограничения продолжают действовать?
— Пошлины — это самое болезненное. Они забирают огромное количество денег из карманов аграриев и из бюджета страны. Напомню, что мировые цены довольно прилично упали. Год назад платили 440–450 долларов за тонну, а сейчас 280. Если пошлину убрать, внутренние и мировые цены удастся выровнять. Это вполне устроит всех крестьян. Сейчас продажи идут для них в убыток, а так будет неплохая рентабельность и невысокая цена. Так, например, полтора года назад на внутреннем рынке тонна пшеницы 4-го класса торговалась за 16–17 тыс. рублей, а сейчас за 8. Если пошлины отменят, то цена будет около 13 тыс. за тонну. Это нормальный уровень цен, при котором крестьяне смогут жить, не сворачивая производство.
— Можно оценить ущерб от пошлин?
— Конечно. Суммарно потери уходят за триллион. И это только из карманов крестьян.
— В конце марта стало известно, что Минсельхоз может рекомендовать производителям подсолнечного масла и пшеницы приостановить экспорт этой продукции из России. Официально в ведомстве пока отрицают такие планы. Если запрет введут, то какими могут быть последствия?
— Инициатива выглядит странно. Что значит приостановить? Сказать российским экспортерам «не надо экспортировать» — это вообще-то подсудное дело. А кто подчинится-то? Ведь у экспортеров есть инфраструктура, которая задействована и требует денег. Она же не бесплатная. Кто будет оплачивать простой? Это же полный абсурд, вредительство. Как еще это можно расценивать?
— То есть в предложении нет никакого смысла?
— Логика может быть следующая. Ранее проскакивала информация о том, что если мы ограничим экспорт, то это повысит цены мирового рынка. На этом строился информационный вброс. Но надо учитывать: без нашего ресурса мировой рынок прожить не может. Если мы вообще остановим экспорт, то это приведет к полной перемене парадигмы потребления пшеницы. Спрос переместится к конкурентам, и тут выяснится, что ресурсов у них достаточно, просто они торгуются по более высоким ценам, а мы с дисконтом. Именно из-за дисконта на наше зерно вернулся спрос, даже несмотря на фантастические санкционные риски. Смысл в том, что в мире покупают наше зерно из-за привлекательной цены, а не потому, что без него не прожить.
— Если предложение будет реализовано, получается, в пострадавших окажется только Россия?
— Естественно. Почему мировые цены сейчас падают? Потому что весь мир подстроился под все изменения, под высокие цены и проинвестировал в расширение производства пшеницы. Западные фермеры начали сеять пшеницу, потому что им это стало очень выгодно. А российским аграриям — невыгодно, потому что пошлина внутри страны отнимает у них огромное количество денег. А на Западе цены «шоколадные», почему бы не посеять. Вот и получается, что мировые запасы пшеницы подрастают, а цены падают. Тем самым мы льем воду на мельницу конкурентов.
— Как обстоит дело с экспортными потоками российского зерна?
— В этом сезоне на первое место вернулся Египет, в прошлом сезоне он уступал Турции. На втором месте стоит Турция. На третье вышла Саудовская Аравия. Иран опустился на пятое. Вернулись к закупкам Бангладеш, Пакистан, то есть те страны, которые в прошлые сезоны перемещали свой спрос на австралийское зерно. Но у России дешевле! На закупки у нас переключился даже такой традиционный потребитель французских ресурсов, как Алжир.
«Миллиарды идут не в те карманы»
— Год назад вы говорили о таком серьезном риске, как падение производственной технологичности. Как вышло в итоге? Фермеры обеспечены всем необходимым или пропалывают вручную и сеют на глазок?
— Технологичность упала. У крестьян снижается использование удобрений, потому что дорого. Все это в итоге отразится в валовых показателях, объеме урожая и так далее. Но, как я уже говорил, с учетом переходящих запасов общего количества зерна хватит на всех.
— В прошлом году было понятно, что лишних денег у фермеров нет. Банки неохотно давали займы, а многим и вовсе отказывали. Как дело обстоит сейчас?
— Объем господдержки снижается. А вот пошлины возвращаются. Бюджет России получил 250 млрд рублей от зерновых пошлин. Но пошлины возвращаются в распоряжение Минсельхоза, и фермеры в итоге не видят этих денег. Куда идут эти миллиарды? Например, хлебопекам, переработчикам, но не крестьянам. Куда угодно, но не в те карманы, в которые должны. Удивительно то, что, к примеру, животноводы уже получили субсидии за счет снижения внутренних цен по отношению к мировым на уровень пошлин. Это называется перекрестное субсидирование. Но, несмотря на это, им еще выделяют деньги с собранной пошлины.
— А льготное кредитование? Фермеры обращаются за помощью в банки?
— Объем кредитов вырос по отношению к прошлому сезону. Но это потому, что у производителей денег нет. Естественно, аграрии вынуждены занимать, искать любые способы выжить, например, залоги. Иначе просто станешь банкротом. Что касается различных льгот и компенсаций, то сейчас обсуждается вопрос выделения дополнительных 10 миллиардов рублей к тем 10, которые уже были выделены ранее. Но только как это выглядит? Я побеседовал с крестьянами. Обещали компенсировать 2 тыс. рублей за тонну проданной пшеницы. В реальности фермерам обещают максимум 300 рублей, а не 2 тысячи, при этом сейчас выдают только 100 рублей с копейками, а оставшиеся 200 — в лучшем случае к осени.
— Откуда взялись эти сотни? Обещали же совсем другие суммы.
— Никто ничего толком не объясняет. Как правило, федеральные деньги поступают в регионы в виде трансферов. В регионах при распределении существуют свои нормативы по тому, сколько субъект должен добавить к федеральным деньгам. Регион, как правило, говорит: «А у меня таких денег нет. Я не могу в таком объеме выделить», — и дает столько, сколько может. Исходя из этого и получаются такие странные суммы компенсации.
«В том, что буханка подорожала, зерно не виновато»
— Пшеница стало элементом геополитики. Из-за событий на Украине, а также масштабных санкций, которые Запад ввел против России, поставки зерна были нарушены, что усилило остроту продовольственного кризиса в ряде стран мира. Исправить ситуацию была призвана так называемая зерновая сделка. Соглашение предусматривало создание безопасных морских коридоров для вывоза украинского зерна под присмотром наблюдателей от Турции и ООН. Какое влияние на рынок оказала зерновая сделка? Выиграла или проиграла от нее Россия? Удалось ли оказать помощь беднейшим странам?
— Ну какая помощь беднейшим? Это была пиар-истерия, ни на каком фундаменте не основанная. К чему она привела? К бешеному повышению цен. Вся аргументация украинской стороной необходимости этой зерновой сделки в отношении бедных стран выглядит смешно и абсурдно. Как высокие цены помогут бедным странам пополнить запасы продовольствия? Главная проблема ведь не в том, что не хватает ресурсов, а в том, что не хватает денег на их покупку. Но вся эта истерия, раздутая на пустом месте, привела к реализации зерновой сделки с Украиной.
Если посмотреть, что лежит в основе украинских поставок на внешний рынок, то неожиданно обнаруживается: это не продовольственное зерно, а фураж, в основном фуражная кукуруза. Поставок пшеницы-то у них, по статистике, кот наплакал, не чета нашим. Получается, зерновая сделка нужна, чтобы украинскую кукурузу продавать в беднейшие страны. Но разве она им нужна? У них нет животноводства, они не кормят скотину. По определению, изначально эта сделка не могла оказать вообще никакого влияния на снабжение бедных стран продовольствием.
— Тогда почему Турция так ратовала за эту сделку?
— В начале реализации зерновой сделки Турция отказалась от закупок российской пшеницы и стала покупать более дешевое украинское зерно. Потом украинское зерно закончилось, кукуруза им не очень нужна, и опять вернулись к закупкам в России.
— Получается, Турция сэкономила?
— Я понимаю, что кто-то на этой сделке наварил какие-то деньги. Наверное, свои коврижки получили и ООН, и подведомственная Всемирная продовольственная программа (ФАО). Кто-то выиграл, но никак не рынок.
— Как изменилось предложение по зерну в мировом масштабе и как обстоит дело с ценами? Все ли все страны могут потянуть предложенный прайс?
— Наращивают производство сейчас все: и Евросоюз прилично прибавил к прошлому году, и американцы, и мы, и канадцы, и австралийцы, и даже аргентинцы. Словом, все крупные зерновики.
Как изменились цены? Своими пошлинами Россия задрала мировые цены на пшеницу. С их введением внутренняя цена не пошла вниз, а мировые поднялись ровно на размер этой пошлины. Сейчас этот бумеранг возвращается и может ударить по нам самым болезненным образом. Пришел кризис перепроизводства вследствие высоких цен. Не зря же говорят, что лучшее лекарство от высоких цен — это высокие цены.
— Может ли все вышесказанное повлиять на конечную стоимость хлеба на полках магазинов?
— Мировые цены на пшеницу упали, но разве хлеб у нас стал дешевле? Вот вам и ответ. Конечно, нет. Стоимостная доля зерна в каждой булке хлеба мизерная — от 12 до 23%. И надо учесть, что это цена булки хлеба на заводе. А ведь ее еще надо довезти до полки магазина, и пока эта буханочка доедет до прилавка, она дорожает на 30, а то и на 50%. Транспортировка, логистические процедуры очень влияют на конечную цену. В результате на прилавке хлеб может быть еще в полтора раза дороже, а то и в два. Еще раз подчеркну: зерно в цене упало. А то, что доставка или себестоимость производства подорожали, — зерно в этом не виновато вообще ни разу.
