Тренды складываются разного порядка и калибра. К абсолютно новым можно отнести то, что после объявленной 21 сентября частичной мобилизации россияне стали активнее искать работу с удаленной занятостью и бронью от призыва. На сайтах рекрутинговых агентств выросло число объявлений с отсрочкой от военной службы. На такие места люди готовы переходить с уменьшением зарплаты. В разрезе отраслей бизнеса, предлагающих вакансии с бронью (отсрочкой), лидируют IT-компании, металлургия и металлообработка, а также производство промышленного оборудования, техники, станков и комплектующих.
Но это скорее некий мелкий штрих в общей картине, не несущий никаких рисков. Куда более значим фактор неопределенности, связанной с теми тектоническими сдвигами, что сегодня происходят в глубинах рынка труда и в целом российской экономики, вступившей, по определению ЦБ, в период «структурной трансформации». Процесс переформатирования всей сферы занятости идет полным ходом, причем не только из-за санкций и ухода из страны западных брендов, но и собственных кадровых потерь самой разной природы. Некоторые отечественные компании столкнулись с недостатком импортных комплектующих, из-за чего работников пришлось переводить в режим неполной занятости. Их не увольняют, но у работодателя есть право платить им только две трети зарплаты. В частности, это затронуло автопроизводителей, авиапром и металлургию.
Нарастание напряженности
Физическая же убыль кадров измеряется сотнями тысяч человек. По словам профессора Финансового университета при Правительстве РФ Александра Сафонова, общее количество россиян трудоспособного возраста, покинувших страну в рамках релокации несколькими волнами, может доходить до полумиллиона. Плюс 300 тысяч выбывают с рынка труда с учетом частичной мобилизации — по возрасту наиболее активная часть населения. В первую очередь это бьет по инфраструктурным отраслям, обрабатывающей промышленности, которые теряют представителей ключевых рабочих специальностей — установщиков, наладчиков оборудования, сварщиков, технологов. Проблема усугубляется тем, что (поскольку речь идет о сотрудниках-мужчинах) простое гендерное замещение (на женщин) реализуемо далеко не везде.
По большей части, отмечает Сафонов, мужчины выбывают с работ, где требуется физическая сила. Например, из токарных цехов с их многотонными станками. В целом же эффект частичной мобилизации проявит себя позже. При этом он наложится на негативные тренды, которые уже есть, — это снижение численности работников из-за демографической ямы 1990-х годов и дополнительной смертности во время пандемии.
В сентябрьском выпуске бюллетеня «О чем говорят тренды» ЦБ спрогнозировал нарастание напряженности на рынке труда. «В процессе структурной перестройки, с одной стороны, произойдет высвобождение штата на предприятиях, до сих пор занимавших выжидательную позицию, а с другой — сформируется повышенный спрос на рабочую силу в отраслях, востребованность продукции которых вырастет», — отмечают аналитики регулятора, указывая на риски структурных дисбалансов спроса и предложения труда в отдельных сегментах экономики. Свежая статистика от рекрутинговых агентств свидетельствует о разнонаправленных трендах: спрос на сотрудников резко, на десятки процентов, снизился в таких сферах, как страхование, маркетинг и PR, административный персонал и банковский сектор, фитнес, тогда как больше всего вакансий появилось на госслужбе, в автомобильном бизнесе и на производстве. Работодатели повсеместно — как в провинции, так и в городах-миллионниках — ищут водителей, мастеров-отделочников, технологов, слесарей, фрезеровщиков. Отдельные сложности создает частичная мобилизация, последствия которой для сферы занятости никто не заранее не просчитывал.
«У меня ощущение, что она не проходит для рынка труда бесследно, — говорит член Совета Конфедерации труда России Павел Кудюкин. — Работников изымают из экономики, порой с критически важных позиций, и это делается довольно хаотично. Руководители организаций не позаботились заранее о бронировании и сейчас лихорадочно и безуспешно пытаются выбивать бронь для своего персонала. Еще один негативный момент связан с тем, что, когда призывают представителей малого бизнеса, где все завязано на личных контактах, этот бизнес зачастую рушится. Законодательно на передачу полномочий отведено семь дней, но ни индивидуальный предприниматель (у которого под началом несколько наемных работников), ни директор какого-нибудь ООО физически не способны уложиться в этот срок».
Экономика не развалится
«Основным трендом становится некая примитивизация занятости и растущая потребность в работниках более низкой квалификации, что, в свою очередь, ведет к снижению зарплат, — говорит ведущий научный сотрудник ИНИОН РАН Сергей Смирнов. — Кроме того, растет число людей, которых работодатели отправляют в режим неполного рабочего времени, в отпуска без сохранения содержания. В 1990-х годах это было повсеместным явлением, затронувшим миллионы. Сегодня речь идет о сотнях тысяч. Но крупные производства не останавливаются, на место выбывших по мобилизации приходят другие работники, а это значит, что появляются вакансии».
Что касается безработицы, она сегодня одна из самых низких за весь 30-летний период наблюдений. Во многом это связано с двумя моментами: ухудшается эффективность использования рабочей силы и, как следствие, падает производительность труда. В условиях санкций создавать автомобили с передовой технологической начинкой (например, с подушками безопасности) намного сложнее, чем ту же «Ниву». Однако очевидно, что никакой катастрофы, которую предрекали в марте-апреле, пока не произошло. Экономика не собирается разваливаться: люди должны каждый день чем-то питаться, во что-то одеваться и так далее. И поскольку спрос на товары первой необходимости неистребим, занятости в обеспечивающих их секторах ничто не угрожает. При этом, на взгляд Смирнова, общая ситуация отличается в худшую сторону от ковидной 2020 года. Тогда Россия столкнулась с угрозой, которая, во-первых, не выглядела бесконечной, во-вторых, поддавалась регулированию со стороны государства. А сегодняшняя эпопея с СВО и ответным ужесточением санкций не позволяет что-либо толком регулировать и даже прогнозировать.
«Российский рынок труда в 2022–2023 годах претерпит существенные изменения — прежде всего в трех направлениях, — рассуждает директор Центра исследований постиндустриального общества Владислав Иноземцев. — Во-первых, резкий дефицит кадров обозначится в информационно-технической сфере (включая творческий персонал в любых креативных проектах). Зарплаты доступных работников вырастут в разы. К 2024–2025 годам, если спецоперация не завершится к тому времени, все эти вакансии будут замещаться в основном женщинами. Никакого перехода на российский софт не произойдет, поскольку все основные отечественные разработчики релоцируются из страны».
Во-вторых, туго придется сфере внешнеэкономической деятельности и торговли. Поскольку уже сейчас коммивояжеры и представители по закупкам лишены возможности свободно пересекать границы, проблемы параллельного импорта будут нарастать стремительно. А из-за сокращения потребительского спроса занятость в торговле может снизиться на 10–15% в следующие два года. В-третьих, затягивание конфликта с Украиной обернется массовым банкротством компаний малого и среднего бизнеса, что, в свою очередь, подстегнет безработицу среди низкоквалифицированного персонала — от курьеров и продавцов до официантов и работников гостиниц. В провинции пострадают фермерские хозяйства.
В целом вывод таков: чем более квалифицирован и уникален труд, тем дефицитнее становится рынок таких специалистов, чем менее он специфичен, тем больше на нем предложение работников. При этом, резюмирует Иноземцев, общая кадровая структура сдвинется в сторону женщин, поскольку эффективные потери мужской рабочей силы составят не менее 5–7% от ее совокупного объема уже в 2023 году.
Требуются бригадиры
Между тем какая-то часть попавших под частичную мобилизацию россиян не «светилась» на открытом рынке труда — это получатели «серых» зарплат, самозанятые, те, кто трудится в своем хозяйстве. В этом ряду есть и военные пенсионеры, которые ушли на пенсию в сравнительно молодом возрасте. В итоге цифра выбывших из сферы легальной занятости может составить не 300 тысяч, а раза в два меньше. Если «размазать» ее на всю страну, экономика практически ничего не заметит. Разумеется, конкретные компании столкнутся (и уже сталкиваются) с конкретными сложностями, теряя ключевых сотрудников. Заменить их оперативно некем: люди получают на сборы считанные дни, и это, мягко говоря, нервирует работодателей, менеджеров по персоналу, не понимающих, что делать. Ситуация напоминает апрель 2020 года, когда правительство ввело нерабочие дни, а как с этим управляться компаниям, не объяснило.
«Насколько сложно найти замену выбывшим? Ясно, что в каких-то секторах быстро не получится, — говорит профессор Финансового университета при Правительстве РФ Алексей Зубец. — Теоретически можно попытаться вернуть на производство проверенных сотрудников старших возрастов, которые уже ушли на пенсию, дать им зарплату. Либо же в срочном порядке наладить у себя систему обучения, подготовки нужных кадров с нуля. Проблема в том, что частный бизнес в России не привык «взращивать» собственных работников и вкладываться в это. Ему проще набирать людей пришлых. У нас всего несколько отраслей (строго государственных), где такая внутренняя система существует. Это, в частности, ВПК и авиастроение».
Что касается общего спроса на рабочую силу, он сейчас только растет. Более всего востребованы инженеры, технологи, а также низовой командный персонал — бригадиры, прорабы, руководители рабочих подразделений. Кроме того, рынку труда нужны люди, умеющие организовать производство в самых разных отраслях — от IT до ресторанов. В определенном смысле нынешняя санкционная реальность оказалась благом: она растормошила отечественный бизнес, который наконец-то стал предлагать за труд приличные деньги, хотя и не всем подряд.
«И я бы не стал преувеличивать значение мобилизации и оттока населения за границу, — рассуждает Зубец. — 300 тысяч призванных — это менее полпроцента от числа занятых в экономике, которых около 72 млн. А покинувших страну, по разным оценкам, набирается от 250 тысяч до полумиллиона. Среди них не так много критически важных для экономики людей. Это не работяги, не трактористы и слесари, а в основном представители городского среднего класса. В том числе айтишники низшего и среднего звена. Да, они ценны, но не настолько, как капитаны IT-бизнеса, способные не только разрабатывать программное обеспечение, но и реализовывать крупные проекты. Вот такие на вес золота, их всего несколько сотен наберется. Кроме того, основным заказчиком для айтишников любых категорий являются российские госструктуры, соответственно, основной источник заработка остается в нашей стране».
В целом на сегодняшний день рынок труда в России напоминает лоскутное одеяло, некое гигантское сюрреалистическое полотно в духе Сальвадора Дали, с очень разными, хаотично разбросанными и не стыкующимися друг с другом быстротечными сюжетами. Они тут на любой вкус: и массовая убыль работников, и обозначившийся тренд на примитивизацию занятости, и резко выросшие зарплаты в ряде секторов, и определенный кадровый сдвиг в сторону женщин, и ажиотажный спрос на вакансии с бронью от призыва, и новые риски для малого и среднего бизнеса. И много чего еще, от чего даже у специалистов голова идет кругом. Но принципиальный вопрос в том, какая у нас будет экономика (по итогам «структурной трансформации»), как под нее подстроится рынок труда и насколько он будет соответствовать ее запросам. А пока на этом рынке, как и во время ковидного кризиса, из всех щелей сквозит гнетущая неопределенность.
