– Правда ли, что на Западе всерьез взялись за изучение того, как Китай за относительно короткий для истории срок стал лидером ХХI века?
– Безусловно, – комментирует президент Всероссийской полицейской ассоциации генерал-лейтенант, доктор юридических наук, заслуженный юрист России, профессор Юрий Жданов. – Странно было бы иначе. Этим занимались и разведки многих стран, и мощнейшие научно-исследовательские центры. Впрочем, деятельность разведчиков и ученых во многом пересекалась и дополняла друг друга, что естественно.
Результат их совместного труда вылился в доклад на Конференции ООН по торговле и развитию (UNCTAD) «Структурные преобразования в Китае. Чему могут научиться развивающиеся страны?», который был представлен в 2022 году в Женеве. В нем содержится перечень причин или уроков, которые помогли преобразованиям Китая в области макроэкономики, финансов, промышленности, устойчивости долга, торговли, цифровой экономики. Разумеется, особо интересные разведданные не комментируются. Но они, собственно, и не играют существенной роли, ни на что, в принципе, не влияют.
– То есть, как это особо интересные разведданные ни на что принципиально не влияют?
– А вот такой парадокс. В случае с Китаем – речь идет о его экономическом, военном и, следовательно, политическом росте и влиянии, - нет принципиально важных секретных моментов, которые могли бы наиболее полно или окончательно прояснить причину такого роста. Что, китайцы узнали какую-то секретную формулу сверхпрочных сплавов? Схему некоего механизма? Вывели гормон роста злака или увеличения надоев? Наверное, это тоже было, о чем западные разведки докладывали. Но ни одно, пусть самое революционное изобретение, не даст мгновенного результата без структурной готовности к применению этого изобретения всем обществом. А китайское общество вдруг как раз и оказалось структурно готовым к многим полезным нововведениям. Поэтому главный вопрос: как они дошли до жизни такой?
– А чем, собственно, китайцы удивили и испугали Запад?
– Практически ежедневно из Китая приходят новости, которые изумляют мир. Так, 24 августа агентства сообщили, что Китай захватывает все большую долю мирового рынка автомобилей на новых источниках энергии. А 25 августа на шестой конференции по развитию интернета будущего в Нанкине представлена глобальная детерминированная сетевая система, охватывающая 35 китайских городов, которая моделирует систему высокоскоростных железных дорог Китая и может обеспечить нулевую потерю пакетов данных и низкую задержку. Уже 26 августа информационные агентства сообщили, что Китай провел повторный суборбитальный полет многоразового ракетоплана. Продолжать можно очень долго.
А ведь еще в середине прошлого века они не могли не то чтобы сконструировать, даже скопировать танк, имея перед глазами и японские трофеи, и лучшие советские образцы. Помните, как у Ильфа и Петрова? Двигатель был очень похож на настоящий, только не работал. Сегодня же китайские «подделки» BMW и «мерседесов» не хуже германских оригиналов. Кстати, многие европейцы тоже проходили через такой период. Например, в середине XIX века товары из германских государств были настолько низкого качества, что даже возглавили отрицательный рейтинг. Если говорили, что это сделано «где-то в Германии», то сразу же кривились.
– Как в упомянутом Вами докладе ООН объясняют этот китайский феномен?
– Нельзя сказать, что они его исчерпывающе объясняют. Но, как минимум, обозначают его причины. Так, они затрагивают макроэкономическую и финансовую политику Китая. Авторы доклада утверждают, что гибкая фискальная и денежно-кредитная политика Пекина в сочетании с осторожным подходом к либерализации операций с капиталом помогли свести к минимуму серьезные неблагоприятные последствия внешних потрясений, которые часто возникают в результате массовых притоков и оттоков капитала.
Действительно, как показал китайский опыт, государственные инвестиции могут быть жизненно важным инструментом для запуска процесса эффективного роста. Частные инвестиции могут быть вытеснены государственными инвестициями, особенно когда внутренний спрос слаб, а мировой торговле не хватает динамики. Государственные инвестиции могут также определять приоритеты расходов наряду с социальными и экологическими целями для долгосрочного устойчивого роста. Он также может играть важную роль в создании фискального пространства, то есть путем стимулирования совокупного спроса с последующим ростом и увеличением налоговых поступлений, что является побочным продуктом самого роста. Кроме того, государственные инвестиции могут быть использованы для устранения узких мест, тем самым создавая новые возможности для политики стимулирования роста.
– То есть, они умело сочетали все плюсы социализма с рыночной экономикой?
– Да, что должны были сделать и мы. Но наши реформаторы предпочли «шоковую терапию».
Что важно, в Китае банки развития сыграли решающую роль в поддержке государственных и частных предприятий, развитии городского сектора и сельскохозяйственного сектора, обновлении старых и переходе к новым отраслям и зеленому развитию.
– А в промышленности?
– Здесь подход китайских товарищей тоже коренным образом отличался от подхода наших «терапевтов» 90-х. В Пекине были убеждены – и оказались правы, - что государство играет жизненно важную роль в процессе индустриализации, который нельзя оставлять на откуп рынку. Государству необходимо установить свои цели, а затем проводить политику, позволяющую отечественным производителям достичь этих целей. Государство, считали китайские руководители, постоянно определяет области, которые обеспечат максимально возможную производительность и экономическую и социальную отдачу, и соответствующим образом перераспределяли ресурсы.
– Но ведь до недавнего времени китайская индустрия не блистала современными технологиями?
– А вы думаете, в Китае об этом не догадывались? Именно этой проблемой они и озаботились в первую очередь. Это заметили и авторы доклада ООН. Они подчеркнули, что технологическая модернизация сыграла решающую роль в успехе китайской промышленной политики. По их мнению, для Китая технологическая модернизация всегда была высокоприоритетной областью, поддерживаемой обновленными законами и правилами, поддерживающими институтами и развивающимися стратегиями, которые со временем перешли от импорта «применимых технологий» к развитию «национального потенциала НИОКР» для продвижения «самоинноваций». Тем не менее, Китай постоянно импортировал машины и оборудование, развивал парки высоких технологий, реализовывал революционную стратегию управления персоналом, развивал центры цифровых инноваций.
– Но так было не сразу?
– Конечно. Сначала Китай сосредоточился на том, чтобы стать перерабатывающим и сборочным центром, а затем трансформировался в инновационный центр и в глобального поставщика деталей и компонентов, интенсивно занимался исследованиями и разработками.
Этот процесс происходил постепенно и экспериментально. За последние 40 лет Китай адаптировал свою политику и отказался от преференциальной политики, такой как налогообложение, уступка земли и финансовый доступ для привлечения прямых иностранных инвестиций. После вступления в ВТО Китай постепенно снижал тарифы и облегчал инвестиции и торговлю, одновременно ускоряя реформу государственного управления и делегирования власти.
Китай поощрял приток и отток прямых иностранных инвестиций. Внутренние инвестиции поощрялись к диверсификации от легкой промышленности к высокотехнологичным отраслям посредством постепенного использования Каталога отраслей для поощрения инвестиций. С 2003 года поощряется вывоз ПИИ из Китая, который получил выгоду от своей инициативы «Один пояс, один путь».
– Имея такое гигантское население, Китаю, наверное, не надо было заботиться о какой-то механизации? Если есть руки – зачем нужны колеса, шестерни и рычаги? Несколько тысяч человек с лопатами, кирками и тачками заменят самосвалы, бульдозеры и экскаваторы.
– Как сказал бы товарищ Саахов из «Кавказской пленницы», аполитично рассуждаете. Да, с одной стороны, Китай в полной мере воспользовался своей демографией и избытком рабочей силы, чтобы улучшить свое положение в международном разделении труда. Но, с другой,- Китай вложил значительные средства в свою транспортную и информационную инфраструктуру и поднялся в международных цепочках создания стоимости.
Поднебесная последовательно строит национальную инновационную систему, постоянно увеличивая свои инвестиции в науку, технологии и человеческий капитал. Эти инвестиции помогли стране сократить цифровой разрыв с развитыми странами.
– У Китая есть государственный долг? И наверное, немалый?
– Как не быть! Хотя, вероятно, не такой большой, как у США. Китай использовал заемные средства для целенаправленных инвестиционных проектов, особенно инфраструктурных, которые расширяли границы рынка и генерировали доходы, обеспечивающие устойчивый рост с финансовой точки зрения. Инвестирование в долгосрочные, капиталоемкие инфраструктурные проекты с разнообразными схемами денежных потоков и различными социальными льготами позволило сгладить денежные потоки.
Местные органы власти, банки развития, и коммерческие учреждения работали вместе, чтобы финансировать проекты развития. Государственно-частное партнерство продвигалось как альтернативная модель финансирования.
Государственные банки, такие как Китайский банк развития, играли важную роль в предоставлении финансирования и обеспечении политического надзора за инфраструктурными проектами, чтобы привести их в соответствие с долгосрочным планированием страны. Госбанки снизили риски проектов развития для коммерческих учреждений, позволив им предоставлять общественные блага.
Китай всегда предпочитал полагаться на внутренние, а не на внешние займы. Соответственно, центральное правительство всегда играло ключевую роль в балансировании экономического роста и управления долгом. Однако условием стабильного и устойчивого долга является не отношение суммы долга к ВВП или масштабы обслуживания долга по отношению к экспорту или резервам. Вместо этого условием была способность брать займы на внутренних кредитных рынках и уравновешивать годовую стоимость обслуживания долга налоговыми поступлениями. Поддержание баланса между экономическим ростом и накоплением долга гарантирует, что рост будет достаточно устойчивым, чтобы обеспечить устойчивое обслуживание долга.
– Китаю каким-то образом удалось оцифровать свою экономику?
– Вот это, действительно, чудо. Одной из поразительных особенностей цифровой трансформации Китая является то, что с помощью стратегической политики эта страна реализовала комплексную национальную цифровую политику, поддерживаемую на различных уровнях.
– Скопировали западный опыт?
– В том-то и дело, что нет. Безусловно, в Китае изучили опыт Запада и учли его ошибки. Но при этом Китай не подражал Западу в продвижении цифровизации, а разрабатывал собственную политику в соответствии со своими реалиями. Он сосредоточился на создании своей цифровой инфраструктуры, отдавая приоритет инфраструктуре информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) и навыкам в этой области своего населения, увеличивая спрос и предложение продуктов и услуг. Затем он соединил инфраструктуру ИКТ с производством и переключил свое внимание на отраслевые вмешательства.
Китай ввел в действие законы и положения о защите данных и создал политику локализации данных для развития своих центров обработки и хранения информации.
Выходя за рамки инфраструктуры ИКТ, Китай медленно, но неуклонно создавал свою цифровую инфраструктуру во всех своих провинциях при поддержке центра, включая широкополосную связь, облачные вычисления и инфраструктуры данных. Он также разработал подробную политику для поощрения цифровых инноваций и стартапов во всех секторах.
Китай разработал политику электронной коммерции для поощрения роста цифровых платформ и помог им стать суперплатформами, предоставив необходимую материально - техническую поддержку и разработав систему онлайн-платежей.
Так что, есть вероятность, что именно Поднебесная однажды начнет диктовать «цифровую моду» всему миру. И еще неизвестно, чья модель победит в цивилизационной конкуренции.
– Да, а вот президент США Джо Байден уже определил проигравшего в этой гонке. Недавно он заявил, что «народ Китая не уверен в своем будущем».
– Вот еще один довод, что надо проверить нынешнего президента США на наличие признаков деменции.
– И, все-таки, все, что вы говорил о докладе ООН, - всего лишь пример грамотного государственного менеджмента, набор, так сказать, механических приемов. Достаточно ли этого для столь головокружительного успеха в гигантской и очень не однородной стране?
– Согласен, вряд ли удастся получить такой же результат в другой стране, тупо скопировав все упражнения. Возможно, мы видим иллюстрацию к теории Льва Гумилева о пассионарности – в Китае как раз наблюдается ее рост. Впрочем, Поднебесная уже проходила подобную фазу этногенеза – там процветала цивилизация, когда европейцы еще бегали в шкурах. Некоторые историки считают, что китайцы настолько далеко оторвались в техническом прогрессе от других народов, что посчитали ненужным и дальше этот прогресс развивать. Это закономерно привело к застою и нескольким векам упадка. И вот – новый рывок. Каких высот они достигнут в этот раз?
Но главный урок Китая в том, что он разрушил миф о превосходстве европейцев над другими нациями.
– Сейчас, вроде бы, в чести мультикультуризм…
– Это – снисходительная подачка с барского стола «истинных арийцев» всяким прочим. Мол, они тоже – люди и на что-то там имеют право. Но мы же с вами, дескать, знаем, что «все великие свершения достигнуты в Европе» и только оттуда «источается свет истинной цивилизации!» А все потому, что «только европейцам» присущи такие качества, как инициатива, тяга ко всему новому, стремление заглянуть за горизонт, готовность рискнуть и пойти на авантюру. В общем, все то, что и присуще пассионариям. Но так было не всегда и продолжалось пару-тройку веков. И вдруг Китай демонстрирует все то, на что уже давно не способен Запад. А ведь есть еще Индия, Иран, арабские страны – там тоже происходят интересные подвижки. Так что в докладе ООН следовало бы не только рассуждать «Чему могли бы научиться развивающиеся страны?». Китайские уроки полезны и развитым государствам. А, может, всем следует перечитать Освальда Шпенглера «Закат Европы»?
