Такая возможность в теории есть, эта политика называется таргетированием, то есть установлением целевого соотношения курса национальной валюты к другим валютам. Но зафиксировать раз и навсегда такой курс в рыночной экономике непросто, ведь для этой цели центральному банку надо будет продавать или покупать на бирже мировые резервные валюты, например доллары США или евро, чтобы не допустить резкого отклонения национальной валюты от желаемого курса. А для того чтобы продавать доллары, нужно их иметь в составе золотовалютных резервов страны. Но в том-то и дело, что просто так поменять свою национальную валюту, например, на доллары США, и положить доллары на счет в банке, как это делают обычные граждане, у центрального банка не получится. По одной причине: тем самым «банковским счетом», где хранятся принадлежащие центральным банкам любых стран американские доллары, является Федеральная резервная система США, которая эти доллары печатает. И по-другому никак.
Вспомним, что у Банка России до введения санкций против него в начале текущего года почти половина золотовалютных резервов хранилась в валютах стран «коллективного Запада» — долларах, евро, швейцарских франках и британских фунтах стерлингов. Результат известен: из-за санкций Россия за несколько дней потеряла половину золотовалютных резервов, которые были заблокированы центральными банками недружественных нам стран. Теперь возвращать потерянную часть резервов нам придется годами, а то и десятилетиями (если их вообще получится вернуть). Если бы ЦБ РФ таргетировал обменный курс рубля, то из-за потери половины золотовалютных резервов в марте текущего года рубль грозил бы обесцениться даже не до 120 рублей за доллар, а до 200–250 как минимум. Центробанку не хватило бы валюты на поддержание фиксированного курса рубля. Так что, отказавшись от политики таргетирования рубля, мы избежали худшего.
А если привязать национальную валюту не к доллару или евро, а к какой-либо другой валюте, например дружественной страны? Или создать «пул» валют дружественных стран? Такой опыт тоже есть, но к нему надо относиться осторожно. Например, Намибия и Лесото привязали свои национальные валюты, именуемые, соответственно, намибийским долларом и лоти Лесото, к национальной валюте ЮАР — рэнду. Эта привязка действовала еще в XX веке, когда существовал валютный союз пяти африканских стран — ЮАР, Намибии, Свазиленда, Ботсваны и Лесото. В конце XX века этот валютный союз распался, но официальная привязка намибийского доллара и лоти к южноафриканскому рэнду осталась.
Нельзя сказать, что создание «зоны рэнда» было ошибочным, однако своих минусов у этой зоны хватает. Так, поскольку рэнд является очень волатильной валютой (т.е. валютой с быстро и резко меняющимся обменным курсом), то курсы намибийского доллара и лоти к доллару или евро очень быстро растут или падают вместе с курсом рэнда к этим валютам (с начала 2022 года все три валюты упали по отношению к доллару США практически в одинаковой пропорции, на 0,1–0,5%). Опыт интересный, но явно не для нас, так как попасть в зависимость от «капризов» чужой национальной валюты такая большая страна, как Россия, просто не может себе позволить. С другой стороны, рэнд и рубль имеют между собой некоторые общие черты: кроме того, что обе валюты являются валютами стран, входящих в группу БРИКС, они обе являются «сырьевыми» валютами и часто зависят от колебаний нефтегазовых рынков. Так что создать рублевую зону по примеру «зоны рэнда» мы можем, но только все валюты такой зоны будут вместе колебаться по мере изменения цен на сырье или по мере изменения геополитической обстановки.
Некоторые из соседних стран ближнего зарубежья, казалось бы, добились больших успехов в таргетировании обменного курса своей валюты. Вот, например, с 2016 года курс азербайджанского маната к доллару США был зафиксирован на уровне 1,7 маната за доллар и с тех пор не меняется. То же самое можно сказать и о туркменском манате, курс которого в 3,5 маната за доллар с 2016 года один и тот же. На самом деле не все так просто, как выглядит со стороны. Азербайджанский манат, как и рубль, является «нефтяной» валютой, и ее обменный курс очень долго зависел от постоянно колеблющихся цен на нефть. В 2015 году, после обвала цен на нефть, Азербайджан пережил две девальвации маната, что вынудило центральный банк страны в 2016 году зафиксировать курс маната к доллару США. И это при том, что курс азербайджанской национальной валюты к российскому рублю и евро плавающий и по-прежнему резко колеблется в зависимости от колебаний цены нефти.
Такая парадоксальная ситуация объясняется тем, что центральный банк Азербайджана при снижении цен на нефть продает доллары из накопленных золотовалютных резервов, а при резком росте цен покупает американскую валюту. Такая политика приводит к тому, что международные резервы Азербайджана, накопленные благодаря высоким ценам на нефть, начиная с 2016 года постоянно расходуются на поддержание стабильного курса маната к доллару. Пока инфляция в Азербайджане находилась на низком уровне, центральный банк страны мог спокойно тратить золотовалютные резервы на поддержку нацвалюты. Однако в мае 2022 года годовая инфляция потребительских цен в Азербайджане повысилась до 12,6%, и слишком дорогой манат по отношению к доллару США перестает быть выгодным экспортерам. Так что не исключено, что в Азербайджане могут произойти большие изменения, как минимум в политике таргетирования обменного курса маната.
Есть, конечно, и более успешный опыт таргетирования курса. Например, китайский юань, являющийся при этом одной из мировых резервных валют, в течение десятилетий изменяется к доллару и другим мировым резервным валютам в очень небольших пропорциях, несмотря на то что свободный обмен валюты в стране не запрещен. За последние 4,5 года юань подешевел к доллару всего на 3%. Однако в 2019 году, когда президент США Дональд Трамп фактически объявил Китаю торговую войну, курс юаня сразу пошел вниз и за год упал на рекордные для китайской валюты 6%. Но уже в 2020 году поссорившийся с Китаем Трамп не был переизбран на второй президентский срок, а обесценивание юаня замедлилось, даже несмотря на то что китайская экономика в 2020 году сильно пострадала от пандемии. В 2021 году юань снова начал дорожать и опять вернул себе статус одной из самых стабильных мировых резервных валют.
Эта стабильность связана с тем, что Китай является сегодня крупнейшей экономикой мира наряду с США, и с тем, что Народный Банк Китая может в любой момент, если это будет необходимо, перейти либо к полностью директивно назначаемому курсу обмена валют, либо, наоборот, отпустить курс в свободное плавание, серьезно его обесценив. Так что, хоть в Китае и есть поговорка с негативным оттенком: «Чтобы тебе жить в эпоху великих перемен!», в Поднебесной на самом деле к переменам готовы в любой момент. Даже если эти перемены будут включать в себя по каким-либо объективным причинам перевод экономики на военные рельсы или в состояние жесткой мобилизации и регулирования всех рынков. Поэтому идеализировать стабильность китайской национальной валюты совсем не нужно — от этой стабильности Коммунистическая партия и народ Китая готовы отказаться в любой момент, если этого потребуют национальные интересы. Готовы ли мы, если увлечемся в какой-то момент китайской валютой и слишком тесно привяжем к ней рубль (официально или неформально), пожертвовать своим благосостоянием ради национальных интересов Китая, если юань резко обесценится? Думаю, что не готовы, у нас есть свои интересы.
Что же ценного из всего этого зарубежного опыта вытекает для рубля? Очевидно, что международный опыт уже доказал опасность таргетирования национальных валют, а преимущества такой политики часто оказываются весьма недолговечными. Чтобы избежать резких колебаний рубля, а вместе с этим и выхода инфляции из-под контроля, нужны, на наш взгляд, совсем другие меры. Такие как таргетирование инфляции (что сегодня эффективно делает Банк России), хранение государственной кубышки, то есть средств Фонда национального благосостояния, в рублях, драгметаллах, российских финансовых активах и финансовых активах дружественных стран, а также максимально допустимое замещение импорта аналогичной продукцией отечественного производства. Попросту говоря, рубль станет крепким, когда мы окончательно откажемся от порочной экономической модели «нефть и газ в обмен на готовую продукцию» и начнем у себя производить все, что необходимо для нормального функционирования экономики.
