Формулировки Bloomberg производят двойственное впечатление. С одной стороны, агентство делает упор на том, что дефолт нашей страны по суверенному долгу в иностранной валюте произошел впервые в 1918 году, когда большевики отказались выплачивать долги царского и Временного правительств перед заграницей. Но позвольте, а как же приснопамятный август 1998-го? Ведь тогда российское правительство само объявило о приостановке выплат по долгу перед нерезидентами. Не об отказе, а о приостановке, но сути дела это не меняет — и от дефолта тогда никто из высших чинов не открещивался.
Наступление технического дефолта в Bloomberg называют «мрачным маркером превращения страны в экономического, финансового и политического изгоя». И тут же авторы материала подслащают пилюлю, утверждая, что «дефолт носит в основном символический характер и мало что значит для россиян, переживающих двузначную инфляцию и худший экономический спад за последние годы». Странно все это...
«Утверждения о дефолте в данном случае абсолютно неправомерны, поскольку еще в мае в валюте необходимый платеж был совершен, а тот факт, что Euroclear (бельгийская компания финансовых услуг, выполняющая расчеты по сделкам с еврооблигациями. — «МК».) удержал эти деньги, но не довел их до получателя — это уже не наши проблемы, — заметил пресс-секретарь Кремля Дмитрий Песков. — То есть здесь никаких оснований называть эту ситуацию дефолтом нет».
По словам доктора экономических наук Игоря Николаева, случившееся нельзя сравнивать с событиями 1998-го. У нас такая ситуация впервые: сейчас правительство не объявляло дефолт, как это сделали большевики 104 года назад и российское правительство 24 года назад. Похоже, в Bloomberg не стали заморачиваться с исторической пунктуальностью, сознательно выдав громкую фразу: Россия, дескать, допустила дефолт впервые за столетие.
В то же время, считать случившееся второстепенным финансовым событием — тоже неправильно. «Разумеется, никакой это не пустяк: когда формально объявлен технический дефолт страны, пусть даже по микроскопическому долгу, другие заемщики могут досрочно потребовать от нее погасить обязательства перед ними, — рассуждает Николаев. — То есть возникает угроза так называемого кросс-дефолта. И тогда нам к оплате предъявят уже не $100 млн, а куда более серьезные суммы. Второй момент: дефолтным государствам априори не предоставляются кредиты. Если раньше из-за санкций мы были отрезаны от рынков капитала, финансовых заимствований Европы и США, то теперь рискуем лишиться инвесторов со всего мира. Никто не сможет покупать российские долговые бумаги, даже в традиционно лояльном к нам регионе Юго-Восточной Азии».
Если же говорить о последствиях не для макроэкономики, а для рядовых людей, то очевидно одно: эффект от дефолта как минимум пролонгирует, консервирует стагнацию в России, отрицательно сказываясь на состоянии реальных доходов, качестве жизни, возможности зарабатывать больше. Для посткризисного восстановления экономики, для запуска механизмов ее роста необходимы финансовые вливания извне, которых стране, судя по всему, не видать долгие годы. И не важно, о каком дефолте идет речь — формальном или полноценном: самое неприятное, что полученная Россией черная метка значима для всего мира, резюмирует Николаев.
«Ситуация с госдолгом России исключительная, и все это прекрасно понимают, — говорит руководитель отдела аналитических исследований «Высшей школы управления финансами» Михаил Коган. — Сама по себе постановка вопроса, когда тебе не дают заплатить по счетам, хотя ты хочешь и можешь это сделать — форменный абсурд. И больше всего от этого страдают держатели долга, а не Россия или контрагенты в виде американских банков, хотя и для них это репутационные риски. Возможно, какие-то из держателей все-таки откроют счета в Национальном расчетном депозитарии, но их будет значительное меньшинство».
На взгляд Когана, российской экономике дефолт по облигациям не грозит совершенно ничем. Всем известно, что деньги у России есть как на замороженных счетах ЦБ, так и внутри страны, и проблема только в западных партнерах, которые банально не дают выплатить купонный доход. Естественно, от этого пострадает каждый держатель бондов, поскольку при переговорах о реструктуризации задолженности такой игрок, как правило, не получает больше 80% от номинала облигации. Причем эти выплаты растянуты на несколько лет.
