Сейчас цены сдерживает только сезонный фактор — новый урожай овощей и фруктов. Однако он очень слаб и уже почти не влияет на общий индекс потребительских цен. Факторы же их роста заметно усилились.
Укажу на два, на мой взгляд, главных. Первый — это очень значительный подъем цен производителей, который, главным образом, объясняется повышением затрат на производство продукции. В первом полугодии текущего года цены производителей пищевых продуктов выросли по сравнению с первым полугодием прошлого года на 15,2%, текстильных изделий — на 11,2%, автотранспортных средств — на 12,1%. Это с некоторым запаздыванием, но неизбежно влечет повышение розничных цен. Оно может быть не только прямым, видимым на ценниках в магазинах, но и косвенным, когда хорошо известный нам продукт на полке при неизменной упаковке и цене становится ниже качеством или меньше количеством. Как правило, это сильнее сказывается на тех продуктах, которые невозможно заменить чем-то более дешевым. То есть больнее ударяет по потребителям с самыми низкими доходами.
Второй фактор роста цен — это существенный прирост номинальных доходов потребителей. Но не столько заработанных от продажи созданных ими товаров и услуг, сколько полученных в долг. Россияне уже взяли в первом полугодии этого года 2 трлн рублей потребительских кредитов — это в полтора раза больше, чем год назад, и в 2,1 раза больше, чем пять лет назад. Такие кредиты берут либо на покупку чего-то нужного в ожидании его подорожания, либо на текущие расходы, чтобы поддержать привычный образ жизни при недостаточных для этого текущих доходах.
Эти деньги заметно повышают платежеспособный спрос потребителей, значит, и продать то же количество товаров и услуг можно дороже. Ведь цена, подобно делению на шкале рычажных весов, у которого останавливается стрелка, фиксирует достигнутое равновесие между спросом и предложением. Ее рост или снижение дают заинтересованным участникам рынка сигнал, что выгоднее производить, продавать и покупать, а инвесторам — во что стоит вложить свои средства. Цена на что-то растет — выгодно это производить и продавать, в результате подорожавшей продукции становится больше и цена на нее снижается. Цена падает — и привлекательность продукции для ее производителей и продавцов падает, в результате ее становится меньше, значит, цена будет расти.
Но это только пока цена меняется в силу естественных причин. Если же это происходит вопреки им, по воле власти, монополии или вследствие картельного соглашения конкурентов, рыночный механизм перестает работать и к проблеме перекошенных цен добавляется проблема дефицита предметов потребления.
В постсоветской России цены росли постоянно, поначалу очень быстро, потом значительно медленнее. Но потребители замечали этот рост и считали его несправедливым, только когда он заметно опережал рост их доходов. Именно это происходит у нас последние семь лет, и власть предпочитает фокусировать естественное недовольство граждан на росте цен, ответственным за который назначает бизнес, отводя его от падения доходов, ответственность за которое несет она. Однако власть понимает, что насильственное воздействие на цены сильно ударит по потребителям с другой стороны. Недаром в последнем Послании Федеральному собранию президент Путин сказал: «Мы помним, к чему это приводит, еще в 90-е, в конце 80-х годов в Советском Союзе, — к пустым полкам… Главное сейчас, конечно же, обеспечить рост реальных доходов граждан, восстановить их и обеспечить дальнейший рост, добиться ощутимых изменений в борьбе с бедностью».
Говоря о росте реальных доходов, президент явно не имел в виду расширение потребительского кредитования, которое на фоне сокращения текущих доходов значительной части граждан не только подстегивает рост цен, но и увеличивает риски массовых дефолтов заемщиков, угрожающих банковской системе, а значит, и финансовой стабильности общества и государства. Считаю, законодательное ограничение не обеспеченной залогом долговой нагрузки потребителей-заемщиков на уровне не выше трети их текущих доходов не только снизило бы такие риски, но и стало бы сдерживающим фактором для роста цен.
Главное же, конечно, чтобы основным источником роста доходов потребителей стало расширение предложения товаров и услуг. Его движущая сила — добросовестная конкуренция. Государство обязано способствовать ей и следить, чтобы никто не манипулировал ценами с помощью картельных сговоров. Это постоянная задача Федеральной антимонопольной службы, и мне непонятно, почему ведомство оказалось не готово сразу ответить президенту и обществу, нет ли картельного соглашения между торговыми сетями, а о проверках объявила так, будто их сговор ей очевиден, осталось только его зафиксировать. Мне же представляется, что в цепочке от полей и ферм до стола потребителя розничная торговля — самое конкурентное звено. И только поэтому цены на продукты в магазинах выросли за год примерно на 7,5%, а не на 15% и более, как у промышленных производителей, и не на 20%, как у аграриев.
Что же касается торговых сетей, в ценах которых почти нет платы оптовикам, их доля в общем объеме розничного товарооборота пищевой продукции, выросшая за последние десять лет вдвое, достигла в прошлом году только 44%. При этом максимальный прирост цен на нее имеет место именно там, где доля сетей ниже. Среди федеральных округов это Северо-Кавказский — здесь доля сетей в товарообороте продовольствия 9%, а среди субъектов федерации — Республика Дагестан, где их доля меньше 1%.
Видимо, и сама Федеральная антимонопольная служба это понимает, поскольку уже объявила о подготовке принципиально иного инструмента сдерживания цен — закона об ограничении наценок торговых сетей. Пока непонятно, будет ли предложено распространить такое ограничение только на сети или на все торговые организации, коснется ли оно и оптовиков, распространится ли на каждую товарную позицию, на группу товаров или на организацию в целом. И ожидать ли производителям, доля которых в розничной цене, как правило, существенно выше доли продавцов, административного ограничения их добавленной стоимости — аналога торговой наценки.
Уверен, им стоит этого ожидать, поскольку именно такова логика госрегулирования цен. Когда было решено ограничить цены и торговые наценки на жизненно необходимые и важнейшие лекарственные препараты, то одновременно обязали аптечные организации иметь весь их список в своем ассортименте — иначе они бы просто не закупали то, чем им невыгодно торговать. Но чтобы ввести обязательный для продавца ассортимент лекарств, ограниченных по цене поставки, нужна уверенность, что кто-то станет их по этим ценам поставлять.
То, что государство пошло на это в отношении самых необходимых лекарств (их список составляет менее 1% всех зарегистрированных препаратов), думаю, во многом объясняется его огромной долей в закупках лекарств — треть их финансируется бюджетом, так что есть и желание не переплачивать, и возможность крупнейшего закупщика влиять на их продавцов и производителей. В отношении же продовольственных товаров у государства нет ни таких мотивов, ни таких возможностей влияния.
Если оно ограничит торговую наценку на несколько десятков или даже сотню конкретных наименований из утвержденного правительством перечня социально значимых продуктов, крупные торговые компании переложат потери в цены на другие товары и практически не пострадают. Небольшим розничным продавцам с ассортиментом в разы или десятки раз меньшим сделать это будет намного труднее. Но главное — кто будет отвечать за бесперебойную поставку этих товаров, если они станут невыгодными производителям и импортерам? Придется и их к этому обязать. Так что здравый смысл подсказывает: лучше и не начинать, иначе придем к тому, от чего ушли, дорого за это заплатив, — к Госкомцен, Госснабу, Госплану, а следом — к массовому дефициту и неконкурентоспособной экономике.
