Отжались, потому что упали
— В прошлом году из-за локдауна и прочих ограничений экономика просела, причем сильнее просела экономика крупных городов и тех регионов, где развита сфера услуг. А что сейчас? Действительно так все бурно растет, как нам говорят?
— По прошлому году все не так однозначно. У нас не одна, а две проблемные зоны: сильно просели доходы бюджетов не только в крупнейших городах с развитым сектором услуг, но еще и в большинстве нефтедобывающих регионов, потому что сократился объем добычи из-за падения цен на нефть и сделки ОПЕК плюс (страны — производители нефти, члены ОПЕК и Россия договорились сократить с 1 мая 2020 года на два года добычу нефти. — «МК»). Это уменьшило поступления налога на прибыль в бюджеты регионов.
Что касается сферы услуг, то пострадали не только крупные города. Доходы общепита, торговли, платных услуг очень сильно просели и в республиках Северного Кавказа. Скорее всего, это не только карантинные меры, но и попытки адаптироваться к ситуации через уход в тень. То есть малый бизнес, который преобладает в услугах, сократил работу вбелую.
В этом году реальный сектор экономики действительно восстанавливается, после спада так и должно быть. Медленнее всего процесс идет в добывающей промышленности, которая только к концу первого полугодия восстановилась до уровня того же периода 2020 года. Добывающие предприятия в локдаун не закрывались, но глобальный спрос на сырье восстанавливается медленно. А обрабатывающая промышленность, где часть предприятий не работала в локдаун, в 2021 году растет, за первое полугодие — плюс 6,4% к первому полугодию прошлого года.
Власти, конечно, не педалируют, что речь пока идет о компенсационном росте после падения. Важно понимать, что радостные цифры роста в первом полугодии 2021 года — это эффект низкой базы прошлого года. И когда вам говорят «плюс 31%», например, не надо сильно радоваться, потому что в предыдущем году было минус 24%.
— А что со сферой услуг?
— Услуги тоже восстанавливаются, но по-разному. В розничной торговле падение в январе–июне 2020 года было на 6,4%, а за полгода 2021 года — рост на 10%. Мне кажется, есть недоучет инфляции, но как бы то ни было — падение перекрыто.
В платных услугах самая крупная доля приходится на услуги ЖКХ, это наши платежки, следом идет общественный транспорт, а дальше все остальное, от парикмахерских до кинотеатров (общепит считается отдельно). Так вот, по платным услугам в 2020 году падение было чудовищным: минус 20%, потому что работу разных услуг ограничивали безжалостно. В первом полугодии 2021 года — плюс 19%, к допандемийному уровню подползли, но его не перекрыли. Повлияли и ограничения во вторую волну пандемии, и поведение людей: когда денег становится меньше, прежде всего экономят на услугах. Выросла задолженность по оплате жилищно-коммунальных услуг, ведь в 2020 году пени за просроченные платежи не начислялись — и долги перешли на 2021 год. Как всегда, самой высокой задолженностью отличаются республики Северного Кавказа, там все еще действует принцип «кому я должен, всем прощаю…»
— Падение доходов населения: как этот процесс выглядит в региональном разрезе?
— По данным Росстата, в 2020 году реальные доходы (с учетом инфляции) сократились на 3%. В первом квартале 2021 года (данные по второму будут только к концу августа) падение продолжилось — еще минус 2,8%. Многие эксперты говорят, что падение 2020 года к концу 2021 года компенсируется. Если это кого-то утешает, то хорошо. Но я напомню, что реальные доходы населения снижались с декабря 2014 года и за 2014–2020 годы сократились более чем на 10%. Соответственно, по доходам мы сейчас живем где-то на уровне 2011–2012 годов.
Региональная статистика доходов населения вызывает много вопросов. Например, в Чукотском автономном округе доходы населения в прошлом году и начале 2021 года непрерывно росли. Кроме того, в 2020 году росли доходы населения Ямало-Ненецкого округа. Это еще ладно, нефтегазодобывающий и богатый регион, но когда такая же динамика в Республике Тыва, поверить в это очень трудно. Такого не может быть, потому что не может быть никогда!
Московское ресторанное чудо
— Мы остановились на общепите.
— С кафе, барами и ресторанами удивительная история. По первому полугодию 2020 года этот сектор экономики просел сильнее, чем все остальные: минус 24%. Восстановление в первом полугодии 2021 года было стремительным: плюс 31%!
— Но это еще до введения куар-кодов в Москве, их влияние не посчитано?
— Их в последнюю неделю июня ввели… Причем в Москве с общепитом все еще круче: минус 26,5% в первом полугодии 2020 года и плюс 55% в первом полугодии 21-го!
— Может, просто цены выросли на продукты и размер чека тоже?
— Индексы учитывают инфляцию, так что, скорее всего, не в ней дело. Сравним Москву с Питером: в первом полугодии 2020 года общепит Санкт-Петербурга рухнул на 30%, а в первом полугодии 21-го плюс 32%, то есть только отыграли падение, и все.
— Что же в Москве такого чудесного случилось?
— В Москве быстрее росла зарплата, а со второго квартала 2020 года начался рост реальных доходов населения, но это не все объясняет. Когда идешь по городу, видишь заполненные веранды кафе и ресторанов… Возможно чисто психологическое объяснение: москвичи изголодались по живому человеческому общению. Строгая сенсорная депривация во время карантинов и больших смертей во вторую волну привели к тому, что как только люди почувствовали себя чуть получше, а это было с апреля до начала июня, пока опять заболеваемость не полезла вверх, они пытались потреблять как «до того». Несмотря на сильный рост цен в общепите.
— Это было символом возвращения к нормальности?
— Да, потому что поход в парикмахерскую или в химчистку не дает такого острого ощущения возвращения к нормальной жизни, а вот встретиться, посидеть в кафе со своими, поболтать… Эмоциональное действие, которое дает ощущение, что эта жуть проходит.
— По услугам картина по регионам, кроме уникального московского общепита, более-менее одинаковая?
— По-разному. Опять должна предупредить: качество региональной статистики по этим видам деятельности — розничная торговля, общепит — и так было не очень, а в ковидный период стало хуже. Но правило «как упал — так и отжался» работает. Сильно упал — сильно отжался, слабо упал — слабо отжался… Вот, пожалуйста, Курская область: в первом полугодии 2020 года — минус 2,5%, в первом полугодии 2021-го — плюс 2,5%. Но динамику оценивать бессмысленно, если вы не знаете жесткость прошлогодних ограничений в конкретном регионе. Исключение, как мы уже говорили, — столица нашей родины, где не отжались, а взлетели.
— А что же московские рестораторы все время плачут и стенают?
— Так поэтому и плачут! Они начали взлетать, увидели, что наконец отбивают издержки прошлого года, а их подрезали… Сила крика зависит от скорости восстановления.
Петербург какой-то вялый
— Москва и Петербург — две столицы, крупнейшие города страны. В том, как они переживают эпидемию и вызванный ею кризис, больше общего или отличий?
— Отметим сначала общее: оба эти города потеряли в два раза с лишним поступлений налогов от крупных компаний, которые переводят значимую часть своей прибыли на штаб-квартиры. В Санкт-Петербурге сидит компания «Газпромнефть», она просела, в Москве сидит много кто, и если у банков было все хорошо, то у нефтяных компаний гораздо хуже. Еще одна общая черта — и там, и там довольно сильно упали все услуги. В обоих городах был жесткий локдаун, чуть ли не самый жесткий в стране. По общепиту и розничной торговле Питер просел сильнее, чем Москва, а столица сильнее всего просела в платных услугах, в том числе за счет общественного транспорта. В гигантском городе с разветвленной сетью общественного транспорта население по понятным причинам стало гораздо меньше ездить в метро и автобусах…
Если же говорить о доходах населения, то в Москве они падали меньше, чем в среднем по стране и в Санкт-Петербурге, и рост начался раньше.
— А почему?
— Индексация немалых зарплат в крупных компаниях, чиновникам, бюджетникам, повышение заработной платы силовикам, которых в Москве намного больше. Москва первая выходит из падения доходов населения в силу высочайшей концентрации бюрократии и силовиков и многочисленного менеджмента крупных компаний. А НДФЛ, между прочим, — это больше 40% всех доходов бюджета столицы, мы налогами со своих зарплат его формируем…
— Но в прошлом году и в столицах, и по стране в целом сильно выросла безработица.
— С безработицей происходили любопытные вещи. Сначала по стране в целом. Есть показатель общей безработицы по методологии МОТ (Международная организация труда. — «МК»), он измеряется через опросы населения. В России до ковидного кризиса она была минимальной: 4,6% рабочей силы в первом квартале 2020 года, то есть ее практически не было, потому что то, что меньше 5%, обычно связано с краткосрочной незанятостью при перемене места работы. В ковидный кризис этот показатель вырос до 6,4%. Это очень небольшой рост. В Америке безработица по методологии МОТ скакнула в разы, а у нас чуток поднялась… Сразу возникает вопрос, как опрашивали, честно ли отвечали люди, но как бы то ни было — очевидно, что показатель безработицы по методологии МОТ в России не отражал влияния кризиса.
Зато зарегистрированная безработица сделала невероятный прыжок, которого не могло бы быть, если бы государство не изменило правила игры. Зарегистрированная безработица — это когда ты сам пришел в службу занятости или зарегистрировался онлайн, это инициатива человека, а не опрос… В марте 2020 года уровень зарегистрированной безработицы — 1% трудоспособного населения, 700 с небольшим тысяч человек. В ковидный кризис государство увеличило пособия по безработице и резко упростило регистрацию. В июне 2020 года уровень зарегистрированной безработицы вырос до 3,7%, а на пике в сентябре — почти 5%! Обычно уровень зарегистрированной безработицы ниже безработицы по МОТ как минимум в три раза. Но в ковидный кризис стандартная пропорция рухнула: зарегистрированная безработица 3,5%, а мотовская 6% с небольшим. Такого не было никогда.
А с октября 2020 года зарегистрированная безработица начинает быстро снижаться, несмотря на пик второй волны ковида. И мы знаем причину: были отменены пособия на детей безработных, изменена в сторону ужесточения система регистрации в службах занятости и увеличена «вниз» дифференциация пособий — от 1,5 тысячи минимального и до прожиточного минимума только тем, кто хорошо и много зарабатывал до увольнения.
Народ у нас умный — если денег дают значительно меньше, зачем тратить силы на регистрацию. И к концу июня 2021 года уровень зарегистрированной безработицы упал до 1,6%, еще немного — и мы по этому показателю про ковид забудем.
— Можно пособия и вовсе не платить, еще лучше будет все выглядеть…
— В Казахстане, кстати, почти нет безработицы, потому что жители сельской местности, которые имеют землю и какой-то скот, считаются «самозанятыми»…
Вернемся к столицам. В прошлом году и в Москве, и в Санкт-Петербурге люди, потерявшие работу, пошли регистрироваться, чтобы получить пособие. В Москве была еще городская надбавка, пособие достигало примерно 18 тысяч рублей в месяц. Смотрим динамику: доковидный уровень зарегистрированной безработицы в Москве был 0,4% — на пике в сентябре 3,1%, в Петербурге доковидный уровень — 0,5%, на пике 3,5%. В июне 2021 года уровень зарегистрированной безработицы в Москве снизился до 0,6% от численности рабочей силы, а в Санкт-Петербурге только до 1,1%. То есть рынок труда Северной столицы восстанавливается медленнее.
— А что такое?
— Причин может быть несколько. Первая — неважно себя чувствует промышленность, а в Питере гораздо больше промышленных предприятий. Вторая — проблемы сектора услуг. И третья — Питеру не так сильно сократили субвенцию из федерального бюджета на выплату пособий или порезали ее меньше. А когда есть деньги на выплаты — зачем ставить препоны регистрации?
Скорее всего, ужесточение регистрации безработных сопровождалось оптимизацией, назовем это вежливым словом, объема субвенций, и сколько регионам перечислили денег, столько людей и регистрируют. Вот Северному Кавказу в самую последнюю очередь сокращали субвенцию на выплату пособий по безработице, и на пике в Ингушетии 25% рабочей силы было зарегистрировано в качестве безработных, каждый четвертый, а сейчас 16%. Чечня — то же самое: на пике 26%, сейчас чуть меньше, 12%…
Но если вернуться к столицам, Москва выходит из кризиса быстрее, чем Питер. Летом прошлого года я писала, что Москва будет первой выбираться из пандемийного спада, и, к счастью, не ошиблась.
— Тут только объективные обстоятельства или деятельность региональных властей играет роль?
— Конечно, Москва — огромный рынок, здесь максимальная концентрация платежеспособного спроса. Но Москва и гораздо больше помогала бизнесу, чем Петербург. На что тратит деньги Москва? Она проводит активную контрциклическую политику (денежно-кредитная политика, которая направлена на предотвращение кризисных явлений или их преодоление. — «МК»). Из городского бюджета инвестируются новые стройки, чтобы был мультипликативный эффект: спрос на стройматериалы, работников. Недаром именно Москва громко кричит, что ей не хватает миллиона строителей. Расходы на национальную экономику в Москве выросли за январь–май 2021 года на 58%, а доля этих расходов очень высокая — 46% от всех расходов. Это прежде всего дорожное хозяйство и транспорт. Метро, диаметры…
А в Питере расходы на национальную экономику в общей структуре расходов составляют лишь 20%, и рост по сравнению с прошлым годом всего на 6%… Никакой контрциклической политики, которая раскручивает экономику, там нет. То есть Москва за счет очень активной политики ускоряет восстановление экономики, а Питер живет, как живет. Более того — живет настолько вяло, что даже если взять остальные регионы без Москвы, у них рост расходов на национальную экономику по январю–маю 2021 года плюс 11%. А у Питера, как уже говорилось, плюс 6%…
Денег больше, самостоятельности меньше
— В прошлом году федеральный бюджет был необычно щедр к регионам, трансферты выросли. В этом году аттракцион закончился?
— В 2020 году трансферты выросли более чем в полтора раза, это дополнительно 1,3 трлн рублей из федерального бюджета помощи регионам, что очень много. Но если посмотреть по отдельным регионам, то картинка труднообъяснимая — кому помогли с лихвой, а кому не очень. Система распределения трансфертов чудовищно непрозрачная.
— Еще более непрозрачная, чем обычно?
— Да. Первая причина, видимо, в том, что трансферты выделяют самые разные федеральные министерства, не только Минфин. И если Минпромторг, допустим, выделяет деньги на строительство моста через Волгу, то в Самарской области большой рост трансфертов. Но с чем связан колоссальный рост помощи Новосибирской области, которая не теряла собственные доходы бюджета, а ей добавили еще 34 млрд? Иной пример — Татарстан, который недополучил 43 млрд собственных доходов, а трансфертов выделили только 47 млрд, едва перекрыв падение.
Понятно, почему плохо помогли трем богатым регионам: Тюменской области, Ямало-Ненецкому округу и Сахалину. Считается, видимо, что они справятся сами. Но почему плохо помогли Кемеровской области, Пермскому краю, Республике Коми, Архангельской области, совсем не богатеям, которым только компенсировали падение собственных доходов?
Возможно, это плохая координация выделения средств из разных министерств, и Минфин недоглядел. Возможно, повлиял и лоббизм регионов, этого я не могу утверждать, со свечкой не стояла. Но итог очевиден: непрозрачность выделения помощи регионам в ковидный год усилилась. А по 2021 году пока рано оценивать: трансферты в течение года распределяются неравномерно — и может оказаться, что в первой половине года картина одна, а к концу года она сильно изменится.
— У центра всегда были регионы-любимчики, которых денежный дождь из центра поливал особенно обильно. Тут ничего не поменялось во время эпидемии?
— Война войной, а обед по расписанию… Любимчики все те же. Дагестан в прошлом году не терял собственные доходы бюджета, а ему увеличили трансферты почти на 44 млрд. Чечня также ничего не потеряла, а трансферты выросли на 28 млрд. Крым потерял немного, чуть более 1 млрд рублей доходов, а трансферты выросли почти на 34 млрд. Севастополь получил дополнительно 21 млрд рублей, столько же, сколько вся Оренбургская область, потерявшая 8 млрд своих доходов…
— Часто можно услышать, что во время эпидемии центр дал регионам больше самостоятельности, переложив решение многих вопросов на местное руководство. Именно оно вводит или не вводит обязательную вакцинацию для отдельных категорий населения, ограничения на передвижение и массовые мероприятия… Губернаторы и правда стали более самостоятельными?
— Если губернаторы становятся более самостоятельными, они же не только приказы должны раздавать, но и иметь больше свободы в распоряжении бюджетными деньгами. Это основной инструмент управления. Так вот, приказы раздавать парикмахерским, салонам красоты и муниципальному автотранспорту они действительно могут. Но насколько они могут распоряжаться деньгами?
Посмотрим, как в 2020 году поменялась структура помощи центра регионам. Все трансферты выросли более чем в полтора раза. Средства, которыми регионы могут по Бюджетному кодексу свободно распоряжаться, — это дотации. Как говорят финансисты, это не «окрашенные» деньги, их выделяют, не оговаривая, на что можно тратить. В целом дотации выросли, но они двух видов. Дотации на выравнивание уровня бюджетной обеспеченности считаются по формуле и растут год от года несильно, на темпы инфляции. В 2020 году они выросли на 6%. Остальные дотации выросли в 2,4 раза, но значительная их часть — «окрашенные» деньги, выделенные на определенные нужды. Именно через дотации в нарушение Бюджетного кодекса доводилась до регионов часть денег на обустройство ковидных коек, дополнительные выплаты медикам и прочие чрезвычайные нужды.
Еще один вид трансфертов — субсидии — он выделяется федеральными министерствами на жестко определенные сверху цели, а регион должен эти субсидии софинансировать. Так вот, все дотации в совокупности выросли на 40%, а субсидии — в два с лишним раза больше, на 82%. Есть еще субвенции — это деньги на исполнение федеральных полномочий, тут никаких вольностей вообще позволять нельзя. Они выросли на 53%…
Подведем итог. С максимальной скоростью росли целевые виды помощи из федерального бюджета, назначение которых определено сверху, а если региональные власти попробуют эти деньги потратить на что-то другое, к ним немедленно придет прокуратура. Это увеличивает самостоятельность регионов? Ответ, думаю, очевиден.
Семь маленьких газпромчиков
— Говорят, Минфин обсуждает способы более справедливого перераспределения поступлений налога на прибыль между регионами. Можно ли в принципе решить эту проблему, если одни регионы добывающие и потому богаче, в других штаб-квартиры крупных компаний, которые платят налоги по месту пребывания, а в третьих — нет ни нефти, ни крупных компаний?
— Основные плательщики налога на прибыль — крупные экспортные компании с предприятиями в разных регионах, а также крупные банки. Там, где есть крупный бизнес, доля налога на прибыль в доходах бюджетов регионов выше. Но крупный бизнес всегда находит способы и лазейки, чтобы обойти все попытки заставить платить налоги там, где размещены его основные активы, немалая часть налога на прибыль стягивается на штаб-квартиры в Москве и Санкт-Петербурге.
Попытки перераспределить налог на прибыль между регионами предпринимались и раньше, был разработан закон о консолидированных группах налогоплательщиков (это крупный бизнес), но результата он не дал. По этому закону распределение налога на прибыль крупных компаний по регионам зависит от фонда зарплаты и стоимости активов. Первый пример: что дороже, только что построенная кукурузина «Газпрома» в Санкт-Петербурге или газодобывающие предприятия на Ямале, которые считаются по остаточной стоимости с учетом амортизации? Второй пример: сравните фонд заработной платы в московской штаб-квартире крупнейшей нефтяной компании и неплохие по среднероссийским меркам зарплаты немногочисленных работников нефтедобывающих предприятий этой же компании где-нибудь в Ханты-Мансийском округе… Вот вам абсолютно легальный, но не единственный способ концентрации большей части прибыли в штаб-квартире, а не в регионе размещения предприятий. И могут ли федеральные власти изменить ситуацию — пока непонятно.
— А что гипотетически можно было бы сделать?
— Предложения перевести компании в регионы выглядят популистскими, потому что Россия — сверхцентрализованная страна, где все решения принимаются в Москве, поэтому реальные штаб-квартиры будут все равно сидеть в столице. Разукрупнить нефтегазовые компании и вернуть ситуацию в 1990-е тоже неправильно. В глобальном бизнесе размер имеет значение, с точки зрения конкуренции на мировом рынке делать из одного «Газпрома» семь маленьких газпромчиков тоже неправильно.
Есть два долгосрочных способа. Первый — уход от нефтегазовой зависимости, надеюсь дожить. Пока эта зависимость сохраняется, можно оптимизировать налоговые режимы для крупного бизнеса в пользу регионов, но эта тема для обсуждения финансистов.
Второй — нужна реальная, а не на словах поддержка малого и среднего бизнеса, который в отличие от крупного бизнеса платит налоги строго по своим регионам. Это звучит еще фантастичнее, чем уход от нефтегазовой зависимости.
Еще один способ — изменения в распределении по регионам налога на прибыль банков. Банковская система чрезвычайно централизована, крупнейший плательщик налога на прибыль в Москве — Сбербанк. Правда, нужно сказать, что почти 35% всей суммы банковских вкладов в стране — это вклады москвичей…
Так что ответ мой печальный: простого и легкого решения нет. Сейчас система настолько централизована и контролируема, что и чихнуть нельзя, регионы повязаны по рукам и ногам абсолютно. Нужна управленческая децентрализация, существенное снижение уровня контроля, но при сохранении поддержки центром менее развитых регионов. Это процесс не быстрый, он требует больших институциональных изменений.
— И политической воли, желания.
— А его нет напрочь. Впрочем, даже если желания и не будет, появится необходимость: Евросоюз в 2020-х годах переходит к низкоуглеродной экономике, вводит большие пошлины на наши товары, экспортируемые в страны ЕС, поэтому неизбежно будет меняться структура российского бизнеса. Но меняться вынужденно, не сразу и постепенно.
— Насколько реален сценарий превращения России лет через 20 в пустую страну с несколькими огромными мегаполисами-агломерациями, куда, как пылесосом, стянет все население и денежные ресурсы?
— Процесс стягивания населения в крупные города идет много десятилетий. Лимитчики (так называли людей из провинции, которые приезжали на низкооплачиваемую работу на предприятиях Москвы и через много лет получали право на прописку) появились при советской власти. Многие десятилетия люди ехали из деревень в небольшие города, а потом из средних и малых городов — в крупные, в Москву и Санкт-Петербург. Это процесс объективный. Почему у нас такой перекос в сторону стягивания человеческих ресурсов в Москву и Санкт-Петербург? Потому что это гигантские рынки труда с более высокооплачиваемыми рабочими местами. Заработная плата в Москве в два раза выше средней по стране. И этот пылесос работает без остановки.
— Это мировая тенденция?
— Конечно, и в Париж и в Лондон тоже едут, причем со всего мира. Но в России эта тенденция опять же усугублена сверхцентрализацией системы управления и концентрацией в столицах крупного экспортного бизнеса. Задача-то стоит не отнять что-то у Москвы, а стимулировать развитие городов-миллионников и крупных региональных центров по всей стране. Но все наши региональные центры — муниципалитеты, у которых нет денег ни на развитие, ни на инфраструктуру. В который уже раз повторяю: уровень дотационности российских городских округов, а к ним до последнего времени относились крупные города, — 63%. То есть они на две трети живут на трансферты из регионального бюджета. И о чем мы поем? На какие деньги крупные города будут развиваться?..
Раньше или позже придется переходить к децентрализации и вместо тотального контроля и управления регионами и городами сверху давать им возможность находить собственные возможности и ресурсы развития. Будет непросто, но этот путь прошли многие страны — и у них получилось!
