Впрочем, в кризис ждать чего-то другого было невозможно. В этом контексте любопытны результаты социологического опроса, проведенного одним из крупнейших отечественных банков. Он посвящен выяснению того, как россияне относятся к наличным деньгам. Что наличные теснят банковские карты и другие финансовые технологии, известно. Как и то, что это одно из направлений той самой цифровизации, которая теперь новая путеводная звезда для нашей экономики. Это объективный тренд. А что на субъективной стороне?
Опрос показал, что 81% россиян — твердые сторонники сохранения наличных денег и через 10 лет. И это вовсе не свидетельство косности. Респонденты, например, продемонстрировали, что отлично знают, что и банковских карт век недолог, их заменят сами гаджеты; правда, 10 лет карты еще проживут, как считают участники опроса. В пользу же сохранения наличных выдвигались такие аргументы, как свобода выбора (42%) и тот факт, что наличным просто еще рано в музей, их оборот сохранится и в России, и в мире.
Авторы опроса, вероятно, хотели выяснить отношение россиян к дальнейшим шагам по вытеснению наличных из денежного оборота и к развитию цифрового рубля. По отношению к последнему респонденты высказались ожидаемо осторожно: 46% ждут, что цифровая валюта будет использоваться только для части операций, а 34% считают, что цифровая валюта вовсе не сможет заменить традиционную. Из результатов опроса можно делать выводы относительно направлений повышения финансовой грамотности населения.
При чем тут реальные доходы населения? Очень даже при том. Опрос дал еще один весьма важный результат. Если абстрагироваться (как бы кощунственно это ни прозвучало) от цифровизации, зачем нужен переход на безналичный денежный оборот? Не с точки зрения прогресса финансовых технологий, а с точки зрения экономической политики? Один из главных ответов: только так, заменяя наличные деньги безналичными расчетами, можно решительно победить теневую экономику и конвертные зарплаты.
Такой подход означает, что массовая поддержка сохранения наличных денег, которую продемонстрировал опрос, можно интерпретировать и как свидетельство масштаба теневой экономики в нашей стране. Ориентиры таковы: в 2019 году Росстат оценил долю «тени» в российском ВВП в 2017 году (именно так, с двухгодичным лагом) в 12,7%. В том же 2019 году доклад о распространении теневой экономики в мире выпустил МВФ. По его данным, доля российской экономики, остающейся в тени, составляет 33,7%. Можно вспомнить, что в 2017 году свой доклад на ту же тему выпустила международная Ассоциация дипломированных сертифицированных бухгалтеров (ACCA). В этом документе, охватывавшем статистику 28 стран, Россия по масштабам распространения теневой экономики оказалась с 39% ВВП на четвертом месте. Хуже дела обстоят лишь у Украины, Нигерии и Азербайджана.
Экспертные оценки, как видим, сильно разошлись. 12,7 или 33,7–39% — две очень большие разницы. Можно углубляться в то, что именно понимает под теневой экономикой Росстат, а что МВФ и АССА, а можно остановиться на том, что тень над российским ВВП обширна, и она шире зонтика Росстата. И пусть читателя не смущает апелляция к данным 2019 года: статистика прошлого ковидного года по понятным причинам была непоказательной.
Теперь же результаты свежего опроса приобретают новые краски. Наши сограждане живут именно в той экономической реальности, которая в значительной мере находится в тени. Более того, тот же Росстат в середине 2019 года довольно любопытно обновил методику оценки реальных располагаемых доходов. В чем «изюминка» обновления? Теперь он учитывает не только белые зарплаты, но и заглядывает в конверты, наполнение которых оценивает сам. Именно эта особенность новой методики оценки реальных доходов с учетом теневых позволяет разобраться с двумя загадками, которые хоть и с бородой, но вернуться к ним все равно стоит.
Загадка первая: по данным всезнающего статистического ведомства в третьем квартале 2019 года наши реальные доходы выросли на 3%, но вот объем розничного товарооборота за тот же квартал практически не изменился, то есть вырос всего на 0,8%. Странно. Особенно если оглянуться на предыдущий квартал, когда розница поднялась на 1,6% при снижающихся доходах. Загадка вторая. В том же третьем квартале 2019 года ФНС вдруг зафиксировала рост поступлений от подоходного налога. С чего бы такой рост?
Отгадка у этих загадок одна. Фактически уровень доходов не изменился, просто часть теневых доходов была зачислена в рост реальных доходов. Сумма от перемены мест слагаемых не изменилась. Как не вырос и розничный оборот. Успех же налоговиков — это оборотная сторона повышенного внимания властей к теневым доходам.
Суть обращения к этим загадкам в том, что теневые доходы в современных российских условиях — это уже не просто способ поддержания хотя бы минимально приемлемого уровня жизни достаточно широких социальных слоев населения, который можно условно назвать «социальной самообороной». Но это — что стоит жирно подчеркнуть — еще и форма сохранения лица государства, которое фактически с 2013 года оказывается не в состоянии повысить белые доходы населения и поэтому вынуждено мобилизовать часть теневых доходов для поддержания своего имиджа как все-таки государства социального.
Сказанное вовсе не означает, что теневиков в России не пытаются вытащить на свет. Меры принимаются. Предложения, частично реализованные, о снижении налогообложения фонда оплаты труда (включая платежи в различные социальные фонды) как питательной среды распространения «конвертов» — самый яркий пример. Но сказывается хватка Минфина: налицо стремление незамедлительно компенсировать снижение одних налогов повышением других, что автоматически сохраняет стимулы бегства в тень, хотя на роль компенсирующих выбираются те налоги, уйти от которых труднее.
Однако важно подчеркнуть, что у проблемы есть и другая сторона. Теневая экономика превращается в некий портал, которым активно пользуются и не вполне законопослушные предприниматели, и граждане, вынужденные предпочесть рост своих доходов в любой, а не только в сопряженной с уплатой всех причитающихся налогов и выплат форме, и даже само государство. И пока это так, тень неистребима.
Если вернуться к свежему опросу банка, то к 81% респондентов, которые считают необходимым сохранять наличный денежный оборот как минимум в течение 10 ближайших лет, фактически вплотную примыкает социальный блок правительства.
