В первом случае правительства пошли на резкое наращивание государственного долга и вливание денег на счета корпораций и в карманы граждан. Масштабы известны: в Великобритании на эти цели было потрачено 9% ВВП, в США — около 12,4%, в еврозоне — 16,5%, в Японии — почти 20%.
В России самая высокая оценка государственной поддержки доходила до 3,5% ВВП — но меня интересует даже не ее размер, а методы осуществления. Власти сконцентрировались не на прямых платежах гражданам (в виде разного рода детских пособий их было выплачено 325 млрд руб., или 0,34% ВВП), не на повышенных пособиях по безработице (их в максимуме получали 3,2 млн человек против 28,1 млн в США) и не на выдаче денег предприятиям (на это пошло около 80 млрд руб.). В центре внимания оказалось предоставление отсрочек по налогам (в общей сумме до 700 млрд руб.), страховым взносам (до 450 млрд руб.), штрафам и пеням (до 100 млрд руб.), а также реструктурирование взаимных требований между организациями. Кроме того, власти воспользовались снижением процентных ставок для стимулирования кредитования — как предприятий под государственные гарантии, так и частных лиц.
Что это означает? Только одно: как в западных, так и в российской экономике коронакризис вызывает накопление долгов, но если на Западе в основном растет государственный долг, то в России — задолженность частных лиц и компаний. Прирост госдолга за текущий год составит, по расчетам Минфина, 6,7 трлн руб. при том, что ФНБ с начала года уже вырос на 5,6 трлн руб., а золотовалютные резервы Банка России — на $31,4 млрд, или на 2,2 трлн руб. Это в совокупности превышает увеличение государственных обязательств за самую тяжелую фазу коронакризиса.
Стоит заметить, что номинированные в иностранной валюте российские резервы будут переоцениваться в сторону увеличения по мере снижения курса рубля, тогда как рублевый долг продолжит обесцениваться. Иначе говоря, в развитом мире в 2020-м обеднеют правительства, но продолжится рост благосостояния граждан, тогда как в России за время кризиса богаче станет только государство. Справедливости ради надо сказать: только что принятый Госдумой бюджет на 2021–2023 годы предполагает отказ от наращивания резервов и увеличение государственного долга, однако он вырастет довольно незначительно. Его предел установлен на уровне 22% ВВП к 2023 году. Между тем государственный и частный долг оказывают разное влияние на реальную экономику.
Кризис 2020 года показал очень интересную вещь. Увеличение госдолга не только проходит не слишком заметно для экономики, но и приносит ей значительную пользу. Масштабное предложение денег, которое обеспечивает государство, поддерживает очень низкие ставки, что стимулирует граждан к потреблению и при этом разогревает фондовый рынок. В США с момента принятия антикоронавирусного акта CARES госдолг вырос на $4,3 трлн, а капитализация фондового рынка — более чем на $13,5 трлн, то есть граждане и пенсионные фонды стали в результате богаче, а не беднее, даже если предположить, что долг придется выплачивать всему населению. Более того, в этом году более 90% всех новых долговых обязательств западных правительств выкупили не гипотетические «иностранные инвесторы», а ФРС, ЕЦБ и Банк Англии — что легко выявляется при взгляде на динамику их балансов. Соответственно, проценты, которые заплатят правительства по своим обязательствам, составят прибыль центральных банков, большая часть которой на следующий год… вернется в бюджет. В 2019 году ФРС таким образом перечислила американскому казначейству $54,9 млрд.
Таким образом, рост государственного долга выглядит не слишком обременительным, обогащает население и компании и создает основания для быстрого восстановительного роста. Характерно, что за последние десять лет в тех же США доля населения, которая высказывает озабоченность увеличением его объема, сократилась на четверть: с 73% до менее чем 50%.
Однако Россия, у которой «особенная стать», пошла по другому пути — по пути увеличения частных обязательств. Он имеет свои особенности, причем существенные. Да, такая тактика позволяет сохранить «красивые» показатели госдолга и дефицита бюджета, но при этом кредиты доходят до экономики по гораздо более высокой конечной ставке, обеспечивая перераспределение средств от потребителей и корпораций к финансовым посредникам, от которых они в экономику не так чтобы охотно возвращаются ввиду высоких рисков.
Эта система искажает представление о реальном положении дел. Отсроченные налоги позволяют компаниям продолжать работать и в условиях кризиса с его ограниченным спросом, но катастрофа случится на первых фазах оживления экономики, когда государство решит востребовать то, что ему принадлежит. Наконец, взаимный отказ от своевременного выполнения обязательств чреват кризисом неплатежей — а последствия подобной практики мы видели в 1990-х. По мере того, как у населения копятся долги (только в этом году они выросли почти на 10% и достигли 19,3 трлн. руб., причем основная нагрузка приходится на средние и бедные слои населения), сокращаются средства, направляемые на текущее потребление. Экономить же наши люди будут на образовании, коммерческом здравоохранении, качественных продуктах — что еще более снизит уровень жизни. Главная же проблема состоит в том, что когда эпидемия закончится, западные потребители будут активно тратить, западные компании — наращивать производство; россияне же станут экономить и перекредитовываться в банках, а российский бизнес — реструктурировать накопленные обязательства перед государством и «кидать» друг друга в расчетах по поставкам.
Рассуждая о последствиях коронакризиса в России мы, как мне кажется, упорно не хотим видеть одного важного обстоятельства. Мир сейчас находится в фазе серьезной трансформации, смены финансовых парадигм и технологических укладов. Экономика развивается быстро — даже быстрее пресловутого роста на 3% в год или около того, так как в информационном обществе показатель ВВП сегодня мало что отражает. На этом фоне Россия стагнирует уже более десяти лет. Совокупный рост с 2008 года, даже если ориентироваться на постоянно «корректируемые» показатели, составил с учетом 2020-го около 7% (сейчас говорят о спаде в этом году на 3,9%), или, в среднем, 0,57% в год.
Конечно, можно постоянно вспоминать 1990-е, но десятилетней стагнации в стране не было со времен Первой мировой и Гражданской войн. Мы не просто отстаем — мы разучиваемся развиваться в то время, когда западный мир находится не в начале упадка, как рассказывают нам пропагандисты, а на пороге нового этапа стремительного роста, а азиатский мир блестяще освоил самые сложные индустриальные технологии и стал «глобальной фабрикой». В таких условиях стремление к максимальной экономии «государственных» средств ценой удушения хозяйствующих субъектов — это путь в никуда.
Эпидемия скоро останется позади. США и Европа, «провалившиеся» в этом году намного сильнее, чем Россия, быстро компенсируют потери за счет огромного отложенного спроса и накопленных доходов, высоких ожиданий инвесторов и существенно выросшего даже в кризисных условиях фондового рынка. Государственные долги обесценятся за счет отрицательных процентных ставок. Кризис 2020 года будет забыт намного быстрее, чем любой из предшествующих, а 2020-е станут новым десятилетием устойчивого роста.
Россия же, которая сейчас находит утешение в относительно низком спаде (никто не говорит о более чем 5%), столкнется с закредитованностью потребителей и огромными государственными претензиями к бизнесу — и (я очень бы хотел ошибиться) вообще не продемонстрирует восстановительного роста в 2021 году. Если мы достигнем показателей 2019 года по итогам 2023-го, это станет большим успехом — но винить в этом нам нужно будет только наше государство: давно ведь известна старая истина о том, что скупой платит дважды…
