Когда стало понятно, что коронавирус грозит принести существенный вред всей мировой экономике, и когда предприниматели ощутили первые непосредственные финансовые потери?
Гойхман: До начала карантина и введения режима самоизоляции не было острого понимания, что все катится под горку. Все надеялись, что речь идет об очередной эпидемии, которая главным образом затронет азиатские регионы и, может быть, немного Европу. Большинство россиян полагали, что нашу страну кризис обойдет стороной. Только к концу марта, когда количество заболевших начало прирастать лавинообразными темпами и были введены внутренние карантинные меры, стало очевидно, что полностью избежать столкновения с коронавирусом окажется невозможно. Судя по отчету по действующим онлайн-кассам малого бизнеса, если на 16 марта их количество снизилось всего на 2%, то уже на 23 марта падение по всем категориям составило 17%. К концу месяца деловая активность среднего и малого бизнеса упала на 60%. Клиенты перестали посещать подобные торговые точки, поэтому их владельцы, оборот которых резко упал, стали закрывать свои предприятия.
Потапенко: Мне разобраться в ситуации было несколько легче. Я не по рассказам дедушек помню, что такое атипичная пневмония. Последние 14 лет мой офис располагается в Гуанчжоу, и к моменту апогея массовой истерии два моих сотрудника уже переболели инфодемией — а я именно так называю ситуацию с коронавирусом (волна дезинформации, слухов, домыслов, сплетен и паники. — «МК») — и нормально из нее вышли.
На самом деле инфодемия пришла в Россию в октябре-ноябре прошлого года. Заявления о первых заболевших, которые были сделаны властями в марте, — это идиотизм. Ежедневно из Уханя (город в Китае, который называют точкой начала распространения COVID-19. — «МК») в Россию прилетала дюжина самолетов, привозящих не менее 2,5 тыс. человек. Китайцы праздновали у нас Новый год, мы у них — Рождество.
Первый зарегистрированный случай коронавируса в нашей стране датируется 17 октября в Хабаровске. Там еще прошлой осенью закрывали детские сады из-за какой-то «странной пневмонии». Вместо того чтобы торпедировать информацию по факту, когда коронавирус в России уже невозможно было отрицать, необходимо было еще тогда расследовать ситуацию и понять, как заболевали люди и почему они сейчас поголовно умирают. Ведь утверждать, что в России уже 60% переболели этой заразой, то есть перенесли ее на ногах, — это полная чушь.
Я не эпидемиолог, но экономист и предприниматель, поэтому рассуждаю как человек, которому известно, что такое математическая статистика. Для приобретения стадного или популяционного иммунитета нужно, чтобы в Москве переболело коронавирусом 60% населения. В столице живет 12 млн человек. Доля в 60% — это больше 7 млн граждан. На то, чтобы они заразились и переболели, нужно затратить 3–4 года.
Поскольку вы были предметно ознакомлены с возможными последствиями, значит, получилось более конструктивно подготовиться к их преодолению?
Потапенко: На своих предприятиях мы начали использовать санитарные средства еще до Нового года. Я до сих пор использую респиратор со степенью защиты ФФП3 (маска с повышенной степенью защиты. — «МК»). «Бумажные» маски, распространяемые повсеместно, — это фикция, не спасающая от инфекций. Кроме того, все мои работники соблюдают социальную дистанцию и моют руки. Впрочем, достаточно странно, что в XXI веке мы внушаем друг другу такие элементарные вещи. Можно иронизировать, что в следующую пандемию нас будут в обязательном порядке предупреждать, что нужно чистить зубы.
Выходит, государство слишком поздно распознало «врага» и опоздало с началом его искоренения? Если бы карантинные меры были приняты не в марте-апреле, а в конце прошлого года, то наша экономика смогла бы нивелировать часть негативных последствий?
Хестанов: Я не совсем согласен с коллегой. По первому образованию я биофизик и в юности серьезно изучал вирусологию. Юго-Восточная Азия, откуда пошел коронавирус, действительно является природным очагом инфекций такого типа. За последние 30 лет это третий прецедент, когда здесь возникает та или иная респираторная инфекция.
Однако на практике с точки зрения госуправления, когда только пошли первые случаи заболеваний, правильно оценить, насколько эта проблема серьезна, очень тяжело. Задним числом легко критиковать, но представьте, что вы находитесь у руля и взвешиваете на весах каждый нюанс. Можно объявить жесткие карантинные меры, но это очень дорого обойдется. Не все страны это смогут себе позволить. С другой стороны, карантин можно не объявлять или провести его в минимальном объеме, но за это придется расплатиться ростом числа заболевших.
Все активно используют термин «эпидемия», но до настоящей эпидемии коронавирус пока не тянет. Минимальный порог эпидемии — 1% заболевших в одной стране — не достигнут, а до эпидемиологического порога в 5% зараженных еще далеко. Поэтому, с одной стороны, не стоит преуменьшать опасности и проблемы, которые может вызвать это заболевание, но с другой — не стоит их преувеличивать.
Как же, по-вашему, выглядят макроэкономические последствия коронавируса?
Хестанов: Главная особенность коронавируса заключается в том, что в обозримом прошлом не было доступных для анализа прецедентов. Последняя полноценная всемирная эпидемия произошла в 1918 году. Это был испанский грипп, из-за которого умерло около 3% населения планеты. Если сравнить нынешние потери, то коронавирус испанскому гриппу в подметки не годится. Второй важный фактор связан с тем, что экономический шок сказался и на спросе, и на предложении. Это необычно, поскольку предыдущие кризисы, начиная с последней четверти XIX века, были вызваны чем-то одним. Третья особенность — в настоящее время присутствует большая асимметрия эффектов в разных секторах экономики. Под ужасный удар попала сфера услуг, и сильно пострадала часть непродовольственной торговли. В то же время некоторые сферы были затронуты в минимальной степени. Это необычно, ведь раньше эффекты были симметричные во всех отраслях.
Какие сферы были затронуты минимально?
Хестанов: Производство и потребление электроэнергии — ведь остановок электростанций не произошло. Незначительно пострадала большая часть продовольственной торговли. Более того, некоторые предприниматели даже увеличили доходы. Например, у фармакологического сектора, в частности, у санитайзеров, производство выросло в разы.
Правительства мировых держав разделились на две неравные группы. США выделяли «вертолетные деньги» (инструмент стимулирования потребительского спроса: государство дает населению определенную сумму в надежде, что граждане начнут их тратить и запускать экономику. — «МК»); Западная Европа распределяла субсидии и льготные кредиты, причем на крайне привлекательных условиях.
В ряде стран, в том числе в России, была оказана минимальная реальная помощь, которая не принесла практических эффектов. Для получения льгот нужно было осуществить большой список трудновыполнимых условий. В частности, справиться с жесткими ограничениями по высвобождению персонала. Как предприятию выжить, если значительная доля его расходов — зарплаты? Большая часть предприятий сферы услуг при таких условиях просто долго не протянут. Но если нет доходов, то нечем платить персоналу.
По традиции, во всем виноваты чиновники?
Хестанов: Редкий случай, когда надо похвалить власти, которые довольно грамотно поддержали граждан путем денежных выплат семьям с детьми. Пусть не смущает странное название этих выплат — «на детей». По статистике, 80% малоимущих россиян — это семьи с детьми. Чиновники использовали механизм социального мониторинга, что заметно поддержало потребление наименее обеспеченных. Не исключено, что программа будет продлена и в сентябре люди получат очередной транш. Главное — снизить социальную напряженность. Почти все крупные экономики сохраняют минимальный уровень потребления наименее обеспеченных слоев населения.
Еще одним положительным фактором является инфляция, которая в России еще не достигла целевого уровня. Правда, если печатать и раздавать деньги сумасшедшими темпами, то инфляция обязательно зашкалит, что станет дополнительным ограничительным моментом для развития экономики в целом.
Неужели действия нашего государства по борьбе с экономическими последствиями коронавируса оказались заметно скромнее аналогичных усилий США и Китая?
Гойхман: Особенности коронакризиса заключаются в том, что он более всего воздействует на отрасли, где люди — это конечный потребитель. Именно такие сферы представлены в среднем и малом бизнесе, поэтому они и пострадали гораздо существеннее. Около 20% ВВП нашей страны занимает доля среднего и малого бизнеса. Цель государства — увеличить эту долю к 2030 году до 33%.
Однако с позиции занятости в сфере малого бизнеса сейчас трудится гораздо больше людей, чем в обрабатывающей и добывающей промышленности. В нынешний кризис малый и средний бизнес, в том числе сфера услуг, является наиболее уязвимым социальным звеном.
Для нашей страны доступно увеличить поддержку тех предпринимателей, которые заняты в подобных секторах. Выплат, которые уже существуют, недостаточно. Они могли бы принести пользу, если бы были сделаны вовремя, в более существенных масштабах и распределены гораздо рациональнее. Существующие меры поддержки относятся к снижению и отсрочке возможных затрат, что не связано с получением доходов. Главная беда малого и среднего бизнеса — отсутствие доходов.
По малому бизнесу был нанесен двойной удар: последовало сжатие как спроса, так и производства. Во II квартале реальные доходы населения снизились на 8%. Компенсации государства должны были быть более активными. Не нужно делать упор на сокращение расходов. Если бы мы поступали как в западных государствах, то есть увеличивали финансирование именно малого бизнеса, то эти деньги в значительной части вернулись бы в бюджет в виде налогов за счет увеличения производства. Не было бы такого падения экономики в целом. Теперь же нам придется ощущать последствия кризиса гораздо более длительное время.
Что нужно сделать сейчас, чтобы помочь малому бизнесу выйти из кризиса?
Гойхман: Повышать доходы населения, ведь малый и средний бизнес является производной от материального положения рядовых граждан. По производственной цепочке деньги будут попадать в коммерческий сектор, что повлечет за собой рост продаж и производства. Есть смысл продолжить финансировать семьи с детьми или компенсировать людям потерю работы.
Деньги на подобные цели у государства есть, ведь Фонд национального благосостояния практически не тратился. Все упирается в изначальное финансирование спроса: если есть платежеспособный спрос, то появятся и предложения. Это возможность для возрождения малого и среднего бизнеса.
Хестанов: Я сторонник реализма. В нашей стране то, что декларируется, и то, что совершается, часто не совпадает. Судя по всему, правительство сознательно относится к малому и среднему бизнесу как к полевым цветам. Если они есть — хорошо. Но специально тратить ресурсы на их поддержку никто не собирается — пусть растут сами по себе. Есть вероятность, что для снижения социальной напряженности выплатят еще один-два транша семьям с детьми, повысят пособие по безработице и смягчат условия для его получения. В остальном надеяться на значимые суммы, которые будут направлены на спасение малого и среднего бизнеса, наивно.
В начале нынешней эпидемии один из моих знакомых предпринимателей, владелец небольшого салона красоты, предположил: если сомневаешься, что твой бизнес выживет после пандемии, то лучше его сразу закрыть. Он так и поступил, а теперь наблюдает за ситуацией и ждет, когда ему будет иметь смысл вновь открыться. Судя по финансовому результату, его коллеги, которые попытались сохранить свое дело, пострадали сильнее, чем те, кто закрылся вовремя. Спастись смогут только крупные и системно значимые компании — из энергетических и транспортных дисциплин. Все остальные будут предоставлены самим себе.
Единственное, что приводит к реальному беспокойству государства, — это риск нарушения социальной стабильности, когда многие люди будут вынуждены действительно голодать. Но на увеличение пособий по безработице у государства достаточно механизмов и ресурсов. Подобные меры будут обязательно предприняты. Малый бизнес останется в категории полевых цветов, поэтому представителям этого сектора придется мужаться и надеяться только на себя.
Сколько же останется выживших? Кто из тех, кто заранее предусмотрительно решил переждать ситуацию, вернется в бизнес?
Потапенко: Таких «окуклившихся» — единицы. Возникла ситуация, когда живые позавидуют мертвым. Изначально я прогнозировал, что из-за коронавируса пострадает 90% малого бизнеса, 50% — среднего и 25% — крупного. Пока эти цифры приближены к реалиям.
Все возможные вопросы о мерах поддержки государства неизбежно наталкиваются на один и тот же парадокс, которым руководствуются чиновники: если обанкротится один бизнесмен, то на его месте сразу же появится другой. Если бы я был чиновником, то поступил бы еще жестче. Я бы опустил уровень благосостояния и выгнал гастарбайтеров. Когда люди потеряют доходы, то с должности менеджера они перейдут на работу посудомойки. С нашего дна еще можно нырнуть в такую пропасть, что мало не покажется. Зачем нужен какой-то Потапенко с его кафешками и магазинчиками возле дома, которые обеспечивают некоторую занятость, но налогов от них практически не поступает. Если он сдохнет, появится другой — это справедливый, хотя и циничный подход.
Подобное положение окажется неприемлемым в нормальной европейской стране, где человеческий капитал является главным достоянием государства. В России существует около 70 программ поддержки малого и среднего бизнеса. Я ратую за их полное закрытие. Людей, которые получают государственные средства по таким программам, нужно выгнать на реальную работу, их офисы сдать в аренду, а оргтехнику распродать. В таком случае Россия колоссально сократит количество дармоедов, привязанных к этим программам, и поддержка малому и среднему бизнесу будет реально оказана.
Россия — не страна бизнеса. Мой долгосрочный совет тем, кто еще остался на плаву: не высовывайте нос раньше февраля. С сентября по февраль наша страна столкнется с множеством корпоративных банкротств, которые вряд ли будут способствовать развитию и подъему малого бизнеса.
Может, России вообще не нужен малый бизнес?
Гойхман: Малый и средний бизнес — необходимая вещь в экономике. В России действительно не рыночная, а скорее, административная и монополизированная экономика. Гораздо удобнее заменить маленькие магазины большими универмагами и гастрономами. Управлять такими хозяйствами гораздо удобнее.
Однако существование малого и среднего бизнеса обязательно — это нишевой сектор, непосредственно приближенный к конечному потребителю. Он более чутко реагирует на изменение спроса и дает возможность людям зарабатывать деньги независимо от государства. Он поддерживает экономику, создает средний класс, развивает новые, креативные идеи, позволяя доводить до конца существующие проекты без зарегулированности государства.
Лозунг «Доведем долю малого бизнеса до 32% к 2030 году» — неправильный. В других странах доля малого и среднего бизнеса доходит до 60%. Для достижения подобных постулатов необходимо менять парадигму экономической, административной и политической системы в России. Малый бизнес создает рабочие места, снимая головную боль с государства, и создает возможности удовлетворения потребностей людей.
Из современной ситуации предпринимателям «малой и средней руки» будет выйти крайне сложно. Главное, чтобы такой вектор не приобрел параметры многолетней тенденции. Если небольшой магазин закрылся, то его место займет крупная сеть. Главный негатив в том, что вымывается самая злободневная и живая составляющая экономики, которая формирует средний класс.
Чем же грозит это вымывание?
Гойхман: Монополизацией, огосударствлением и потерей управления. Гигантскими комплексами невозможно управлять эффективно. Это приводит к стагнации и отставанию от международного уровня развития. Можно надеяться, что в ближайшие месяцы не произойдет ничего катастрофического. Но если малый и средний бизнес будет догнивать годами, то на глобальные экономические рывки можно будет не надеяться. Если финансовая среда не будет подавлять малый и средний бизнес, если создать условия для их развития, равный доступ к ресурсам и обеспечить отсутствие административного давления, то уйдет диктат государственных и крупных компаний, а небольшим предприятиям станет намного легче сосуществовать с ними в равноправных условиях.
