— Можно ли сказать, что рынок труда — мировой и российский — после победы над коронавирусом изменится безвозвратно или через несколько месяцев он вернется к состоянию на январь 2020-го?
— Если мы возьмем рынки слаборазвитых стран, там мало что изменится. Они с точки зрения структуры занятости не гибкие. В Африке, Азии часть людей уже лишилась работы и заработка, но в архаичных сообществах многие по-прежнему связаны с землей, с натуральным хозяйством. Без еды не останутся, даже если работают в городе. Плюс там большие семьи, многочисленные родственники, которые всегда помогут. Что касается рынков труда в развитых государствах и отчасти России, то могут быть определенные изменения — хотя и не радикальные. На Западе власти массированно помогают бизнесам, которые страдают в первую очередь — сервисной экономике, магазинам, кафе, ресторанам, фитнес-клубам. В частности, людям компенсируют до 50–80% утерянной зарплаты. Кроме того, в некоторых странах всем гражданам выплачивают дополнительные деньги без всяких условий. По коммунальным платежам не просто отсрочки, но каникулы, когда их не нужно платить. То же самое и в отношении налогов и платежей пострадавшего бизнеса.
То есть фактически дают и экономике, и населению возможность впасть в некий временный анабиоз. По выходе из этого состояния работа возобновится в прежнем режиме, никто из бизнесов не погибнет, не обанкротится. Единственным последствием будет некоторое падение реальных доходов, что, конечно, неприятно, но не смертельно.
В России в этом смысле ситуация промежуточная. Многие наши ведущие экономисты призывают правительство тоже пойти на масштабные меры поддержки населения и бизнеса. США, европейские страны потратят на это до 10% ВВП, а у нас пока этот параметр в несколько раз меньше. Власти колеблются, ограничиваясь точечными мерами, предоставляют кредитные и налоговые отсрочки, но не освобождают массово и бизнес, и население от выплаты налогов и платежей. А о прямых выплатах (за исключением небольших сумм медицинским работникам и некоторым категориям семей с детьми) речи не идет. Министр финансов Антон Силуанов ведь сказал, что «тучные времена прошли».
— Меры у всех разные, но можно ли предсказать, каким будет результат с точки зрения рынка труда?
— В Европе намного больше людей останется работать на удаленке. Работодатель увидит, что не стоит сотрудников гнать в офис, поскольку они могут сидеть дома и вполне эффективно трудиться. Но с точки зрения отраслевой структуры экономики там ничего радикального не произойдет. А в России, если правительство окажет недостаточную поддержку населению и бизнесу, то из кризиса мы выйдем обескровленными. Конечно, столько денег, сколько тратят сейчас в развитых странах, мы выделить не можем. Но и держать экономику и население на голодном пайке просто опасно. Тут важно найти некую золотую середину, точку оптимальности. Если не найдем, многие предприниматели навсегда закроют свои фирмы, кафе, мастерские, лавки. Соответственно, занятые там люди останутся без работы и дохода. Весь массив сервисной экономики, который нас с вами обслуживает, вымрет. Никто не захочет возвращаться в эту сферу. Никакого анабиоза не будет, а будет заморозка насмерть, безвозвратная потеря.
Это вдвойне важный момент, поскольку, когда эпидемия уйдет, мы столкнемся с новой проблемой. Две трети населения в России и до начала эпидемии не имели сбережений, около 80% уже почувствовали ухудшение своей экономической ситуации. В период карантина многие потеряют если не работу, то часть доходов. По оценкам, они в этом году могут снизиться минимум на 5%. Чтобы восполнить эти потери понадобятся многие месяцы, если не годы. Поэтому у спасенной сервисной экономики, туризма, общепита еще довольно долгое время после окончания эпидемии будут проблемы с посетителями, со спросом на их услуги.
А ведь сервисная экономика — это низкомаржинальный бизнес, это не нефтегазовый сектор, где (конечно, при благоприятной конъюнктуре на мировых рынках) норма прибыли высока.
— Раз уж вы затронули эту тему: как нынешняя ситуация повлияет на доходы российского населения?
— Надо учитывать, что на эпидемию у нас накладывается ситуация с дешевеющей нефтью. Бюджет по итогам года будет дефицитный, а реальные доходы людей снизятся, как я уже упомянул, чуть ли не на 5%, и это очень много. Последний раз подобное было только в 90-х. В 2009-м из-за мирового финансового кризиса наш ВВП рухнул на 9%, но реальные доходы выстояли, и кризис продлился недолго. Плюс государство финансировало занятость на предприятиях, которые попали в наиболее тяжелое положение.
Сегодня проблема еще и в том, что у нас очень мало мест с высокой зарплатой и на рынке труда очень сильные перекосы как в региональном разрезе, так и отраслевом. В целом ряде регионов хорошей зарплатой считаются 20 тысяч в месяц, при средней по стране чуть больше 40 тысяч. Из-за архаичной структуры экономики во многих местах требуется только низкоквалифицированный труд. Неплохие деньги получают в нефтегазовом комплексе, некоторых других сырьевых отраслях. Чего не скажешь о большей части обрабатывающей промышленности, сельском хозяйстве, той же сервисной экономике.
Так что, когда мы избавимся от эпидемии, встанет вопрос о качестве нашего рынка труда с его массовой неэффективностью в отличие от рынков развитых стран. Там он не без проблем, но все-таки подстраивается под технологические изменения и инновации так, что малый бизнес — конкурентный, мобильный, высокотехнологичный — составляет основу экономики. В Германии это чуть ли не половина занятых, у нас — только 20%.
— Ждете ли вы каких-то тектонических сдвигов по профессиям: ну, например, охранники и туроператоры отомрут, а айтишников в стране станет в разы больше?
— Если говорить о России, то нет. Конечно, от мировых трендов нам никуда не деться. Умные камеры наблюдения заменяют охранника во многих случаях. «Человек с ружьем» у шлагбаума уже просто не нужен. Но в каждой стране технологические изменения идут с разной скоростью, поскольку власти проводят разную политику на рынке труда. Например, в Японии, стране высокотехнологичной, с очень развитой экономикой, не меньше охранников, чем у нас. Там предоставляют работу каждому, понимая, что, если везде установить камеры наблюдения, многие (в основном люди старших возрастов, без соответствующего образования) окажутся на улице. Да, в мире уже есть беспилотные машины, грузовики. Но процесс внедрения технологий, вытесняющих целые профессии, упирается в одну очень простую вещь — социальный, политический барьер. Ни одно правительство не хочет высокой безработицы. Ни в одной стране нет полноценной системы непрерывного образования, которая бы успевала «переварить» этих людей, дать им новые специальности, чтобы они шли на открывающиеся рабочие места.
В России ситуация усугубляется тем, что не создаются новые рабочие места взамен старых. Нет инновационного процесса, как в странах с развитой экономикой, где всегда найдутся свободные деньги, найдутся инвесторы, стремящиеся вложиться в самые перспективные сферы и получить прибыль.
— Насколько в нашей стране вырастет безработица и в каких отраслях, в первую очередь? Какую форму преимущественно она примет — прямая, скрытая или еще какая-то?
— Безработица существует в нескольких видах. Классический случай — это когда человек приходит в центр занятости и регистрируется как потерявший работу. После чего начинает получать пособие, участвует в программах по переквалификации. В России таких мало — меньше 1 миллиона человек. Такой низкий уровень связан прежде всего с мизерным размером пособия — его максимальная величина только сейчас, в связи с коронавирусом, поднялась до 1 МРОТ (12 130 руб. в месяц).
Второй вид безработицы считается по методологии Международной организации труда, на основе проводимых Росстатом опросов. Там цифра побольше, но ниже 5% (3,5 млн человек). Сейчас, скорее всего, эти цифры могут увеличиться по крайней мере в 2 раза. Конечно, рынок труда очень разный. В средних и малых городах, где, к примеру, еле-еле работает или остановлено градообразующее предприятие, безработица намного серьезнее, чем в столицах и городах-миллионниках. В целом же число людей трудоспособного возраста постоянно снижается в силу чисто демографических обстоятельств, что немного смягчает ситуацию. У Роструда на сайте есть база данных, там довольно много вакансий, по крайней мере, в крупных городах, областных, региональных центрах. Требуются грузчики, уборщики, охранники, водители с небольшой зарплатой, еще какие-то классические малооплачиваемые специальности.
Если правительство не примет никаких радикальных мер по поддержке бизнеса и населения, то к концу апреля и особенно в мае у нас будет то же, что сейчас происходит в США и Европе: люди станут массово обращаться в центры занятости и регистрироваться в качестве безработных, чтобы получить хотя бы мизерное пособие по безработице. В США за последние недели на биржу труда пришло чуть ли не 10 млн человек. Это очень много. У них был рекордно низкий уровень безработицы, порядка 3–4% по методологии МОТ. А сейчас он превысил 8%.
В Европе стараются смягчить ситуацию, там людям компенсируют значимую часть зарплаты, чтобы они оставались на рабочих местах. У нас Владимир Путин тоже заявил, что надо в первую очередь поддерживать предприятия, которые пытаются сохранить занятость. Им, как в кризис 2009 года, возможно, начнут платить деньги, чтобы персонал получал хоть какую-то зарплату, числясь на работе. В любом случае уровень зарегистрированной безработицы в России будет небольшим, хотя может вырасти в два-три раза.
— А конкретные цифры грядущей безработицы вы можете назвать: кто-то из экспертов ожидает, что потерявших работу будет 10 млн, кто-то — что 15 млн…
— По России в целом сложно дать оценку. Есть прогнозная цифра по Москве — 1 млн человек, как подсчитали в «Деловой России». Но только часть этих людей обратится за пособиями по безработице. Вторая часть будет самостоятельно искать работу, не прибегая к помощи государства. Оставшиеся уйдут в неформальный сектор. Один мой знакомый потерял работу: он занимался в спортивной секции с детьми, чьи родители официально платили ему по количеству занятий. Сейчас эта «лавочка» прикрылась, но, имея свою машину, он стал развозить фастфуд. Такое возможно в столице, Санкт-Петербурге, Новосибирске, других городах-миллионниках. Говорить, что в них безработица подскочит в разы, я бы не стал. Да, она увеличится. Если фиксировать ее по количеству людей, которые будут получать пособие, то в два-три раза. Это будет 5–7% трудоспособного населения. Примерно столько же людей будет бегать в поисках работы. Кто-то «сядет» на имеющиеся финансовые запасы. Родители, у которых есть сбережения, помогут детям.
— А власти могут что-то сделать, чтобы уменьшить грядущую безработицу?
— Владимир Путин сказал губернаторам, что они сами должны разбираться каждый в своем регионе с карантинными мерами, ослабляя или усиливая их в зависимости от конкретной ситуации. Сегодня в 56 регионах, где выявлено немного инфицированных, начинают смягчать условия карантина. Там понемногу разрешают открываться отдельным секторам сервисной экономики, например, парикмахерским, оздоровительным центрам с медицинской лицензией. Видимо, какие-то шажки в этом направлении будут предприниматься и дальше, поскольку власть начала осознавать угрозу, связанную с безработицей, с риском ее взрывного роста, резкой потерей доходов людьми. Когда у тебя дома ребенок, и ты не знаешь, чем его покормить, от отчаяния ты можешь пойти на все что угодно. Выбор очевиден — либо власти увеличивают риски медицинские, либо снижают риски экономические. Конечно, в Кремле очень боятся стихийных выступлений — если они произойдут, это будет куда серьезнее, чем было в Москве летом 2019-го. Если ситуацию выпустить из-под контроля, могут последовать погромы магазинов, голодные бунты…
Я вижу два возможных сценария развития событий. Первый — если государству удастся не допустить взрывного роста безработицы на местах, второй — если кто-то из губернаторов сработает непрофессионально и где-то может социально «полыхнуть». Многое прояснится к концу апреля. В Москве пик эпидемии придется на май, а в июне, возможно, она пойдет на спад. В регионах наверняка позже. Властям, регулирующим экономическую политику, надо под эти сценарии очень тонко подстраиваться. Население, в целом и так очень и очень небогатое, теряет работу и доходы. Нужны более активные меры по реальной финансовой поддержке людей.
— В России весьма велик «серый» сектор — и с точки зрения занятости, и с точки зрения оплаты труда. Что его ожидает?
— Он не только выживет, но и существенно увеличится. Причем и при благоприятном развитии событий — если эпидемия закончится к лету, и при значимой поддержке экономики со стороны государства. По многим причинам. Первая и главная: народ за эти месяцы явно понесет большие финансовые потери и не захочет платить налоги. Малый и средний бизнес будет пытаться уйти в тень, чтобы сэкономить на издержках. Если у тебя полугодовая отсрочка по налоговым выплатам, тебе все равно придется заплатить. Это напоминает 90-е годы, когда неформальная экономика была очень большой. Возникнут какие-то неформальные экономические цепочки: кто-то будет поставлять продукцию, кто-то хранить, кто-то сбывать, и все это в обход государства. В сервисной экономике мы это почти наверняка увидим в наибольшей степени.
Поэтому, скажем, парикмахеры, которые до этого работали «в белую», станут принимать клиентов дома или же сами приезжать к ним. Разумеется, при таком подпольном режиме и оплате за услуги исключительно наличными никаких налогов государство не получит.
