Пандемии сродни коронавирусу — к счастью, нечастые гости. Страшные болезни регулярно вспыхивают то там, то тут, но, как правило, их распространение удается достаточно быстро если не полностью нейтрализовать, то хотя бы надежно локализовать. Есть непобежденная и общемировая ВИЧ-инфекция, но она, как и жизнь, распространяется половым путем, что хотя бы облегчает средства индивидуальной защиты. Так же надежно защититься от коронавируса, как показывает динамика его распространения, пока не удается. Но это пока. Прогресс науки не остановить: уже есть два примера полного излечения от ВИЧ за счет стволовых препаратов. Справимся и с коронавирусом. Мировая медицина не безнадежна.
А экономика? Фондовые рынки с аттракционом американских (или русских) горок знакомы давно и плотно. Но сегодняшний фондовый кризис — особенный. Его, конечно, пытаются поставить в некий ряд: самое популярное и достаточно обоснованное сравнение — с «черным понедельником» 19 октября 1987 года. Тогда индекс Доу-Джонса рухнул на 22,6%.
Но, что любопытно, кризис 33-летней давности тоже был особенным. До сих пор экономисты спорят о его причинах. Есть несколько объяснений. Одно, довольно популярное, но, по-моему, малоубедительное — в том, что кризис техногенный. Его якобы вызвали программы. Уже тогда существовал программный трейдинг, предусматривавший автоматическое заключение, в частности, арбитражных сделок. Экономика «перехитрила» программистов — и программы довели до кризиса.
Красиво, конечно, можно развернуть целый голливудский блокбастер на тему первого биржевого восстания машин. Но есть неувязка. Программный трейдинг тогда освоили только в США, а кризис нанес первые удары по Гонконгу и Европе и только после этого взорвал США. И вообще нехорошо списывать свои грехи на безответные программы.
Мне больше нравится другое, пусть недостаточно развернутое, но все-таки объяснение. Все дело в механизме и приоритетах госрегулирования экономики. Тогда главным «врагом» считалась инфляция — по ней и наносили свои главные удары регуляторы. Инфляцию в развитых странах победили, но все «потери» заранее оценить не смогли. К тому же в те времена суверенитет понимали буквальнее, чем сегодня, и не слишком усердствовали в координации действий на международном уровне.
Главная проблема сегодняшнего мирового фондового кризиса, на котором сказываются и коронавирус, ставший его «фитилем», и, что особенно обидно, рукотворный (из-за разрушения договоренностей в рамках ОПЕК+) обвал нефтяных цен, на прежнем уровне которых через фьючерсы были завязаны серьезные финансовые расчеты и интересы, тоже заключается в механизме регулирования. И он же, этот самый механизм, затрудняет выход из кризиса.
«Ноги» сегодняшнего фондового кризиса растут из мирового общеэкономического кризиса 2008–2009 годов. Тот кризис пришел не от материального производства (или перепроизводства), а из финансовой сферы — он стал результатом нарушения финансовых балансов. Именно из-за этого и надулись ставшие с тех пор знаменитыми долговые «финансовые пузыри», оглушительно лопнувшие в 2008 году. Регуляторы выводили мировую экономику из кризиса как умели. А они умели накачивать экономику новыми деньгами, в чем и преуспели. Кризис формально миновал, но проблема долгов и неурегулированных финансовых балансов осталась. Коронавирус и нефтяной обвал мощно сдетонировали, но даже если бы их не было — фондовый кризис вернулся бы (правда, не обязательно сейчас), использовав другие «приглашения».
Все сказанное имеет самое непосредственное отношение не столько к относительно недавнему прошлому, сколько к ближайшему будущему. Специфика фондовых кризисов в том, что они, как правило, отходчивы. Если, конечно, не становятся прологом к общеэкономическим кризисам. Есть и пример Великой депрессии, тоже начавшейся с биржевого краха, за котором последовал глубокий и длительный мировой экономический кризис, в значительной мере «приложивший руку» к развязыванию Второй мировой войны. Но в самом «мирном» варианте за резким обвалом довольно быстро следует «отскок». Почему? Потому что его стимулируют регуляторы, выбрасывая на рынок новые деньги — главным образом, через механизм снижения ключевой ставки. Эта страховка работает, когда у регуляторов есть соответствующая возможность. Но сегодня такой возможности нет. Ставки практически уже на нуле, новые деньги выбрасываются и через скупку регуляторами госбумаг. Шлюзы для прихода новых денег в экономику открыты настолько широко, что дело доходит до доплаты со стороны банков тем, кто забирает с их счетов свои деньги.
С 16 марта ФРС США, главный регулятор мировой экономики, снизила свою ключевую ставку разом на 150 базисных пунктов — до 0–0,25%. Снижение радикальное. О чем говорит именно такой шаг? Алексей Кудрин заявил, что американский регулятор посылает всем сигнал о том, что с угрозой мировой рецессии надлежит бороться самым решительным образом. Наверное, так и есть. Но возникает вопрос: что регулятор будет делать дальше? Есть версия, что решительность ФРС, практически разом расстрелявшей весь небогатый, надо признать, запас снижения ставки, дала сигнал: хуже уже не будет! Понятно, что новый сценарий Великой депрессии не устраивает никого, но перспектива мирового экономического кризиса становится все отчетливее. Так что оптимизм ФРС может оказаться «розовым»: рынки, во всяком случае — пока, тренд не изменили.
А, с другой стороны, что еще может сделать регулятор? Если пытаться найти ответ всерьез — надо сознательно оказаться на совершенно не освоенной ни практикой экономического регулирования, ни даже экономической теорией почве. Суть в том, что, как пишет, например, Нил Маккиннон, главный стратег «ВТБ Капитала» по глобальным рынкам, «изначально количественное смягчение и нулевые, а тем более отрицательные процентные ставки рассматривались в качестве «экстренных» мер монетарной политики, направленных на преодоление кризиса, однако к настоящему моменту эти инструменты превратились из «нетрадиционных» в стандартные».
Если согласиться с тем, что такова «новая нормальность», то следует признать еще много нового. Уже новыми становятся даже такие базовые понятия, как функции денег, — соответственно, требуется «доосмыслить» их новую роль в экономике, а вместе с этим монетарные инструменты регулирования. А дальше включить в анализ и такие входящие в жизнь инструменты, как электронные деньги, главная особенность которых в том, что их могут эмитировать не только сами мировые или национальные регуляторы, а практически неограниченный круг институтов и даже частных лиц. И это только начало перечисления новых факторов, которые предстоит осмыслить экономистам. А они явно не торопятся и исходят из того, что все еще вернется в прежнюю привычную колею.
Пока, однако, получается, что экономисты сродни тем генералам, которые всегда готовятся к прошедшей войне.
