Что такое давосский форум? Есть старый, возможно, не самый приличный, зато короткий анекдот: «Уже уходишь? А поговорить?» Так вот, Всемирный экономический форум — это когда приходят, чтобы именно поговорить. А потом поговорить снова.
Мучительная тема
Но даже просто разговоры бывают полезны, потому что в Давосе их, как правило, ведут люди, принимающие важные решения. Их встречи — а организаторы специализируются на том, чтобы они проходили как на формальном, так и неформальном уровне, — полезны и сами по себе, без них трудно адекватно понимать друг друга. Есть и не просто разговоры, а заранее запланированные переговоры, как правило, не имеющие с происходящим на форуме ничего общего, есть, конечно, и обсуждения тем, которые организаторы выбирают в качестве основных.
На этот раз эти темы были несфокусированными. Достаточно сказать, что главными спикерами официально признаны Дональд Трамп и Грета Тунберг. 16-летняя Тунберг — самая известная экоактивистка и человек 2019 года, по версии журнала «Time», а Трамп — всего лишь американский президент. Экология у нас одна на всех, все остальное — по контрасту. На ВЭФ главная тема часто бывает слишком общей, проблем всегда изобилие и взаимоувязать, а тем более ранжировать их бывает просто невозможно даже искушенным организаторам во главе с Клаусом Швабом.
Закончившийся форум был юбилейным, 50-м, но сделать его историческим у организаторов все-таки не получилось. По-настоящему главной темы у него не было, хотя формально ее, конечно, сформулировали, но вымученно-туманно: «Заинтересованные стороны за сплоченный и устойчивый мир». Звучит примерно так же содержательно, как «Свобода лучше несвободы!». Появились, естественно, и интерпретации, по которым организаторы предложили обсудить stakeholder capitalism. Капитализм, но не совсем, капитализм на основе не «погони за чистоганом», как справедливо писали советские учебники, а на основе взаимной заинтересованности. Не то чтобы хрустящей свежести идея...
Сначала — свет...
Если не главной темой, то чем же тогда запомнится Давос-2020? Ответ снова погружает в контрасты. Мировую экономику в 2019 году сотрясали залпы торговой войны. В Давосе стало понятно, что перемирие состоится, а оно, в свою очередь, может перерасти и вовсе в мир.
Собственно, перемирие между США и Китаем было заключено еще до давосского форума. Это было соглашение, названное «Фазой 1». Суть в том, что в 2020 году Китай должен закупить в США товары промышленного сектора на сумму $77 млрд (американский импорт в Китае вырастет примерно на 80%), а в 2021 году — на сумму в $123 млрд. США, в свою очередь, обязались отменить запланированное в декабре введение новых тарифов, но действующие пошлины сохранили до подписания следующего этапа соглашения. Мировая экономика получила позитивный импульс.
Давос добавил оптимизма. Во-первых, Дональд Трамп подтвердил, что переговоры с Китаем по второй фазе сделки стартуют «в ближайшее время». Во-вторых, достигнуто перемирие и между США и рядом стран Западной Европы. Стороны были готовы фехтовать ставками налогов: Франция и Италия готовили налоги на продукцию цифровых гигантов из США, а Соединенные Штаты были готовы ответить повышением пошлин на автомобили и вино. В Давосе стороны решили остыть и в 2020 году взять паузу.
Стало светлее. Но шрамы торговой войны никуда не делись. 21 января, в день открытия форума, в The Wall Street Journal была опубликована любопытная статья о «великом технологическом расколе». Суть: перед нами мир, где две глобальные державы (США и Китай) будут владеть взаимно исключающими технологическими системами. США повсюду блокируют китайский гигант Huawei Technologies, опасаясь кибератак. К тому же американцы боятся проиграть Китаю гонку разработки искусственного интеллекта (ИИ). Huawei ничего не остается, как принимать меры для полного разрыва с США. Аналитики считают, что движение к двухсистемному технологическому миру продолжится. Китай активно развивает свою отрасль полупроводников и сможет конкурировать с США в Европе и на других рынках. Штаты же могут отказаться от китайского аппаратного обеспечения и приложений для смартфонов и попытаться убедить союзников сделать то же самое. Возможно, пока Китай отстает, но он вкладывает десятки миллиардов долларов в изучение ИИ, который может стать ключевым в следующей технологической революции.
На войне как на войне. Глобально «технологический раскол» не выгоден никому. Но, например, перед Россией он открывает новые возможности, учитывая, во-первых, достаточно высокий исходный уровень отечественных разработок ИИ, а во-вторых, стратегическое партнерство с Китаем, которое может быть распространено на эту сферу.
...Потом — тьма
Если Давос показал, что ближайшие экономические перспективы для всего мира несколько улучшились из-за замолчавших «пушек» торговой войны, то более отдаленные перспективы не сулят ничего хорошего.
В докладе, которым ВЭФ предварил заседания в Давосе, изменение климата названо главным риском для мировой экономики. В 2019 году глобальный объем вредных выбросов вырос еще на 1,7%. Чтобы не допустить глобального потепления более чем на 1,5°C, к 2030 году необходимо сократить объем вредных выбросов на 45%, а к 2050-му свести его к нулю. Задача требует колоссальных усилий и инвестиций. По расчетам Международного энергетического агентства (МЭА), для перехода к «чистой» энергетике в нее нужно инвестировать по $3,5 трлн в год, что вдвое выше текущего уровня.
Необходимо перенастроить всю финансовую систему. Пока сделан лишь первый шаг — сформирована Рабочая группа по раскрытию финансовой информации, связанной с изменениями климата (TCFD). Спрос на раскрытие информации по стандартам TCFD огромен. Корпорации, которые настраивают бизнес-модели на переход к «экономике нулевых выбросов», в итоге выиграют, не сумевшие адаптироваться — проиграют. Как подчеркивает, опираясь на исследования Банка Англии, Нил Маккиннон, главный макростратег «ВТБ Капитал», если раньше проблемы, связанные с изменением климата, рассматривались в числе вопросов, относящихся к зоне социальной ответственности корпоративного сектора, то сейчас почти 75% банков начинают ставить соответствующие угрозы в один ряд с другими финансовыми рисками. МВФ также считает климатические изменения системным риском и лоббирует углеродный налог, который к 2030 году должен составить 75 долл./т.
Социальное покраснение
Мрачные краски для будущего МВФ берет не только в экологии. Его новый директор-распорядитель Кристалина Георгиева видит один из главных рисков в растущем социальном неравенстве. Если разрыв в среднем уровне доходов между развитыми и развивающимися странами несколько сокращается, то внутри стран социальная напряженность, наоборот, нарастает. Георгиева обращается прежде всего к развитым странам: в Великобритании 10% самого состоятельного населения контролирует почти столько же активов, сколько нижние 50%. Та же ситуация наблюдается во многих других ведущих экономиках мира, где неравенство дохода и благосостояния уже достигло рекордных или близких к ним уровней. Вывод тревожен: тенденция возвращает нас в начало ХХ века. И Кристалина Георгиева очень к месту приводит цитату Марка Твена: «История никогда не повторяется, но часто рифмуется».
Рифмы понятны. Риски же в общем виде Георгиева формулирует так: «Большее неравенство может вызывать политическое давление для краткосрочных простых решений, которые только усугубляют проблему». Но есть и уже звенящие звонки. Прогнозисты МВФ уверены: неравенство, как правило, возрастает накануне финансового кризиса.
И действительно: экологическая катастрофа еще относительно далеко, социальная ближе, ну а новый финансовый кризис вообще может оказаться на пороге. Он способен потушить чуть было забрезживший свет перед глобальной экономикой, почувствовавшей отступление военной угрозы. Общий ход ближайшей, прежде всего экономической, истории Давос формулирует так: сначала — улучшение, потом все нарастающие риски. В общем, все как в движении к коммунизму, только наоборот.
Что же касается возможного глобального финансового кризиса, то главный экономист Market Securities Кристоф Барро, которого Bloomberg назвало самым точным аналитиком, уверен, что наряду с возможным возобновлением мировой торговой войны главные риски мировой экономике несут изменения политики основных мировых финансовых регуляторов — крупнейших центробанков. Все годы после мирового кризиса 2008–2009 годов они поддерживали экономику, вливая в нее ликвидность. Оборотная сторона — накопление долгов. В условиях нынешней финансовой политики их обслуживание дешево, но когда-то регуляторы должны будут свою политику изменить (ФРС США уже пыталась это сделать, но была вынуждена от попытки отказаться). Как только произойдет разворот, долги окажутся неподъемными, финансовые пузыри лопнут — и новый кризис.
Есть альтернатива. Правда зыбкая. Она заключается в признании того, что мировая экономика прошла точку невозврата и финансовая политика регуляторов уже развороту не подлежит. Но это принципиально новое понимание и функции денег, и финансовой системы в целом. Здесь обширное поле для новых исследований, в том числе и в сфере электронных денег.
Российский след
Главное для нас — пока российский вклад в решение задач, названных форумом центральными для будущего человечества, мягко говоря, невелик. По уровню социальной дифференциации населения Россия существенно обгоняет развитые страны (в Давосе звучала цифра: 10% самых состоятельных россиян богаче 10% беднейших в 15,6 раза), а даже там Кристалина Георгиева считает ее опасной. Борьба с бедностью поставлена в центр экономической и социальной политики буквально только что — в последнем Послании президента Федеральному собранию. И реализовывать ее будет уже новый кабинет министров.
Вклад же России в решение мировых экологических проблем, скорее, и вовсе отрицательный. Наша страна, например, отказалась вводить углеродный налог, которому в значительной мере были посвящены ключевые доклады ВЭФ и МВФ. Логика российского отказа понятна. Конкурентное преимущество России — ее энергоресурсы, углеродный налог мало того что затормозит и без того медленный экономический рост в стране, он в значительной мере лишит нас этого преимущества. Но есть и логика глобального развития. И рано или поздно Россия должна будет пойти в ногу с мировым сообществом. Пока мы перекладываем эту проблему на своих детей.
Что же касается конкретного участия российской делегации в работе форума, то, пожалуй, стоит отметить дискуссию Максима Орешкина с Уильямом Браудером, основателем фонда Hermitage Capital. «Все ваши правоохранительные органы занимаются преступной деятельностью, — заявил Браудер. — Как вы можете говорить, что Россию ждет оптимистичное будущее?» Орешкин оптимизма не потерял и в ответ привел растущую динамику иностранных инвестиций в российские ценные бумаги, сославшись на то, что инвесторы «умеют считать деньги».
Впрочем, ждать повышенной активности от российских чиновников и не стоило. Неопределенность их статуса разрешилась буквально в дни работы форума. Тот же Максим Орешкин, потерявший на волне отставки правительства Медведева министерский пост, именно в Давосе принимал поздравления с новой должностью — помощника президента по экономическим вопросам. Должность, кстати, не самая публичная, так что если бы Орешкин ее получил до форума, то в Давос, где его представляли как «экономиста из России», скорее всего, не поехал бы вовсе.