А сегодня — слезы. Плачут билетеры. Мужики-монтировщики, артисты, что пришли на репетицию с утра, угрюмо молчат, и молчание это хуже всякой истерики.
— Он такой человек был!!! Такой... — плачет в трубку Алена Чумак, замечательный главный администратор. — Он, понимаешь, — особенный, таких никогда уже не будет. Чтоб когда-нибудь он капризничал или был недоволен? Да никогда такого не было. И всегда только — пожалуйста, будьте добры… Заходил обычно поболтать — просто так. И большую коробку конфет принесет.
— У него удивительно красивый, вкрадчивый голос. Он когда-нибудь повышал его? Ну, если, допустим, за кулисами кто-то подвел, чего-то вовремя не принес из реквизита или костюма...
— Я никогда в жизни не слышала, чтоб Юрий Васильевич кричал или говорил на полтона выше. Никогда!!! Он очень терпим был. Ты любого спроси, и каждый ответит: «Юрий Васильевич — это...»
А что «это» — произнести не может, рыдает. И вправду, как объяснить этот феномен: «Яковлев Юрий Васильевич»? Артист, на артиста мало похожий. В жизни — не громкий, не шумный, не эффектный и без особенного поведения на публике. А на сцене и на экране — бог, чужими душами владеющий. Великий мастер в разных жанрах — от поручика Ржевского до князя Мышкина. От Ипполита до Чехова.
Я смотрю на его фотографию, ту самую, где он — Чехов в спектакле «Насмешливое мое счастье»: бородка клинышком, пенсне и мягкая, иронично-застенчивая как будто улыбка. А ведь он сам чрезвычайно похож на Антона Павловича: так же высок, худ, добродушно-ироничен, интеллигент до мозга костей. За все годы в Вахтанговском не участвовал, не состоял, сам не рвался и не рвал у других — ни ролей, ни благополучия. Раз и навсегда решил принять свою актерскую судьбу; как она идет, как послано — значит, так и должно быть. Достойно прожил жизнь, и ему не за что краснеть. Теперь — его семье, которая... Телефоны все отключены. Жене его, Ирине, не может дозвониться даже близкая подруга, поехала на квартиру так.
— Понимаешь, он не мог умереть, это невозможно, — повторяет Алена, — и так, наверное, думают многие. В театре — точно все. Никто не верит, приходят, переспрашивают почему-то, хотя все официально объявлено. Когда недавно театр был в Питере на гастролях, мне позвонил директор наш и попросил поменять ему билет на Москву. Сказал, что Юрий Васильевич неважно себя чувствует, и «его надо положить в больницу». Приехал, положил…
Перезваниваю Кириллу Кроку.
— Последние три «Пристани» Юрий Васильевич не играл — он уже был в больнице. Не сказать, что он нечасто попадал туда, — только год назад лежал на профилактике.
— А когда ты был у него?
— В среду вечером, я приходил с его женой. Врачи нам сказали, что его состояние не вызывает никаких опасений: все анализы в порядке, давление в норме (его мерили чуть не каждый час), и он еще на эту тему шутил. Шутили, что он скоро выйдет, что по нему скучает его верный пес. Антон, сын, должен был в четверг приехать. Вот ничего не внушало опасений, выглядел как обычно. Ну, просто слабость. И что могло случиться за сутки — не понимаю. В два ночи мне из его семьи позвонили, сказали, что из больницы сообщили: Юрий Васильевич умер. Отек легких…
— Ну как, как такое может быть?! — кричу я Кириллу в ответ. — Если все в порядке, и вдруг — отек (!!!) легких! Разве нельзя при такой крутой аппаратуре, которой набита эта дорогущая больница на Тверской-Ямской, точно диагностировать состояние человека?!!
Народный артист СССР Яковлев успел 5 ноября получить премию «Актер» от фонда «Артист» Жени и Маши Мироновых. И не успеет уже за премией журнала «Театрал», которую ему должны были вручать в этот понедельник. А вот Национальную премию «Золотая маска» ему весной не дали, хотя он и был выдвинут. Почему? За акварельную роль в «Пристани», точно перышком нежнейшим прописанную, а не потому, что старейший, за выслугу лет, — оказался не достоин. Как это объяснить? Что сказать? Живые смерти не ждут — поэтому не ценят. Но Яковлев... Он больше и выше всяких премий и наград, государственных и частных. Его искусство просто не приемлет суеты.
Похороны пройдут во вторник, 3 декабря, на Новодевичьем. И в этот же день театр решил не отменять спектакль — ту саму знаменитую «Пристань», ставшую для него последним причалом.
Марина Райкина
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВ:
— Грандиозный актер потрясающего диапазона. Каждый раз просто видеть его для меня было событием. Я, к сожалению, снимался с ним только один раз — в фильме «Бешеные деньги». Что там делал Яковлев, сколько интересных находок придумывал! А какой аристократизм! Я просто наслаждался его работой. Такой интеллигентности и такой тончайшей души человек, и при этом был очень демократичен, даже намека на неприступность не было, несмотря на всю его славу и всенародность. Его уход — колоссальная потеря для всех нас.
ГЕОРГИЙ ДАНЕЛИЯ:
— Изумительный человек, уникальный по своей чистоте, по своей доброжелательности, интеллигентности в самом высоком смысле этого слова. Человек, с которым общаться всегда было светло в работе и вне работы.
ГЕННАДИЙ ХАЗАНОВ:
— Он не укладывался в традиционное представление об облике актера. В нем было больше от ученого, врача, чем от человека, который демонстрирует миру свои достижения. …Недавно состоялся благотворительный вечер фонда Жени Миронова, устроенный для того, чтобы помочь старым актерам. Юрий Васильевич был среди приглашенных. Не знаю почему, но я подошел к нему и попросил его разрешить мне с ним сфотографироваться. Такое впечатление, что я чувствовал, будто эта съемка для него одна из последних. Оказалось, что последняя…
АЛЕКСАНДР ГЕЛЬМАН (драматург, автор сценария фильма Татьяны Лиозновой «Мы, нижеподписавшиеся»):
— Татьяна Лиознова организовала кинопробы, и, кажется, Юрий Васильевич согласился их пройти. Олег Янковский точно приезжал, что для такого артиста удивительно. Некоторые ведь даже обижаются, когда их на пробы приглашают. Тут, конечно, авторитет Лиозновой сыграл свою роль. Она так точно распределила роли, что ни у кого не было возражений. И я ей доверял. Я несколько раз бывал и на съемочной площадке. Я знал многих режиссеров, но никто так тщательно не готовился к съемке, как Лиознова. Юрий Яковлев, наоборот, работал очень спокойно. Я не видел, чтобы он волновался, переживал. Даже Янковский — такой опытный, казалось бы, актер, и то нервничал иногда. А Яковлев был абсолютно уверен в себе. Свою роль он осознал, понял, и я не помню, чтобы Лиознова делала ему какие-то замечания. А роль — непростая: Девятов — начальник и одновременно против начальников. Все это довольно сложно передать. Но Юрий Васильевич эту сложность преодолел спокойно и без пафоса.
Многие актеры любят отдельно поговорить с режиссером, сценаристом, но Юрий Васильевич мне всегда казался закрытым человеком. Он не был склонен к исповедям, обширным разговорам с кем угодно. Но после того как фильм вышел, он часто говорил, что он ему очень нравится, и собой в этой картине он остался доволен.
НОННА ГРИШАЕВА:
— Мы играли вместе в спектакле «Три возраста Казановы» по Марине Цветаевой. Юрий Васильевич — Казанова в третьем возрасте, а я его последняя любовь — 15-летняя Франческа. И вот я сидела у его ног и думала: как так случилось, что происходит, что я, девочка из Одессы, сижу здесь? Что за чудо такое? Я настолько заслушивалась его бархатным голосом, этим невероятным тембром, что забывала вовремя вступить. Могу сказать одно: он был невероятным партнером. А как он вводил меня на эту роль! Такой мастер — и вдруг помогал мне, молодой артистке, чем мог.
Cкончался популярный актер Юрий Яковлев
