А говорят, итальянцы — самая страстная нация! Чили недалеко ушла от Испании в смысле языка, но темперамент! Как можно полтора часа надрываться, кипеть всеми чувствами, причем буквально по щелчку? Да еще так правдиво.
Чилийский театр заинтересовала Ольга Книппер. В наряде а-ля рюс чилийская смуглянка, играющая Книппер-Чехову, пытается репетировать монолог Раневской. Но у Книппер-Чеховой не получается! Ей кажется, что после смерти Антона (а прошло всего полгода) она утратила талант, она не может играть, все считают ее “шлюхой”, “бездарной немкой”. Ольга вываливает все эти страстные выкрики на своих коллег-актеров: Сергея по кличке Алеко (почему Алеко — непонятно) и Машу Чехову, сестру писателя. Эта странная троица собралась порепетировать Чехова на брегах Невы в “кровавое воскресенье” 1905 года, в год народных волнений на подступах к революции. День этот только потом назовут кровавым — но в этом спектакле предсказания на каждом шагу.
Между актерами свои странные взаимоотношения: капризная (как Раневская) Ольга Книппер, холодный, насмешливый Алеко и наивная “вещь в себе” — Маша. Ольга вдруг требует сыграть сцену смерти Антона — и Алеко начинает харкать и кашлять, а Маша, изображая доктора Шверера, впрыскивает “Чехову” камфару. А то Маша и Алеко играют, как Чехов решил жениться. “Не женись на этой шлюхе Ольге Книппер! Я твоя сестра, я тебя люблю, я читаю твои произведения, я живу для тебя, разве тебе мало меня?” — “Но Маша, я хочу жениться, чтобы спать со своей женщиной, целовать ее!” — “Целуй меня!” — “И что, я могу трогать твою грудь?” — “Я же твоя сестра! Хотя… Трогай грудь! Только не женись!”
Спектакль заканчивается страстным монологом Маши Чеховой. Что театр — дерьмо. Что впереди революция. Мы все будем бедные. Люди будут петь и умирать на улицах. Что город переименуют в Петроневу. Что придет новый Цезарь и что мы будем в космосе…
Режиссер Гильермо Кальдерон говорит, что в своем театре центром действия он делает игру актера. И это правда. Чилийские актеры способны сыграть, кажется, все что угодно.
