“Русских надо бить палкой. Русских надо расстреливать. Русских надо размазывать по стенке. Иначе они перестанут быть русскими” — отрывок из романа “Кровавое воскресенье” приводится авторами письма как пример оскорбляющих высказываний. “Бедный и без того язык писателя обильно сдобрен ненормативной лексикой, непечатными словами. Есть страницы книжки, где они составляют приблизительно 25 процентов. Очевидно, по мнению Ерофеева, это и есть современный русский язык. Считаем, что сочинение В.Ерофеева возбуждает межнациональную рознь и русофобию, активно способствует распространению негативного отношения к русским среди других народов…” — под этими словами стоят подписи 19 человек, среди которых профессора и деканы и филологического, и других факультетов МГУ, деканы, кандидаты и доктора филологических наук. Авторы послания требуют изъять сочинение г-на Ерофеева из обращения, а самого писателя призвать к ответу в соответствии с Конституцией РФ.
Как сообщила в своем блоге декан филологического факультета МГУ Марина Ремнева, чье имя стоит первым среди подписавшихся, это письмо она в глаза не видела. Поэтому можно считать ее подпись недействительной. Однако со всеми высказанными в послании мыслями она согласна.
— Кто такой Виктор Ерофеев? Очень бледная личность и никакой писатель, — говорит Марина Леонтьевна. — Он нашел единственное средство быть замеченным — обратился к мату. Ему можно только посочувствовать. И хотя я действительно согласна с тем, о чем говорится в письме, последнюю его редакцию я не видела и не считаю, что моя подпись стоит там правомерно.
“МК” дозвонился самому писателю.
— Виктор Владимирович, с чем связано появление этого письма?
— Я не следователь, причин проанализировать не могу. Видно, резон есть. Началось это весной, когда Движение против нелегальной иммиграции подало на меня в суд против той же самой книги. Тогда это было хоть как-то логично с их стороны, потому что шла целая кампания против моего брата. Я, понятно, брата защищал, и одно с другим было связано. Делу тогда не дали ход. А что в этот раз? Не понимаю.
А если же не принимать во внимание эту таинственную связь, то можно сказать, что письмо просто кафкианское: действительно, после 11 лет, прошедших с написания книги и 10 лет — с издания, вдруг появляется письмо, написанное коллегами-филологами из университета и с факультета, который я окончил… Это форменный донос на меня.
— Что будет, если депутат, которому это письмо адресовано, даст, что называется, ход, пошлет запрос в прокуратуру, та станет разбираться?..
— Мне трудно следить за действиями человека, которого я шапочно знаю. Бог его знает, что он будет делать. Но это явная угроза, угроза расправы, в общем, травля. Чистая травля. Можно, конечно, поздравить моих коллег. Филология отличилась.
— Мы не дозвонились г-же Ремневой, но, как она сама утверждает в своем видеоблоге, она письмо в глаза не видела, хотя в целом с оценкой автора (вас то есть) согласна.
— Это тоже свойство нашей истории… Они мне делают биографию, потому что своей травлей ставят меня в один ряд с теми писателями, которых травили при советской власти. И весь этот ряд — замечательные люди. — Это настоящее дежа вю. Письмо направлено депутату-коммунисту, — это тоже юбилей: через 30 лет после травли, которую мне устроили коллеги после “Метрополя”… А теперь травля — за что? Это приключения интеллигента в лихие 90-е, когда мы все приходили в ужас от перемен в жизни.
— Спасибо. Надеемся, что история не получит развития, хотя, собственно, главное уже состоялось — оно озвучено.
— Да, бред озвучен. А вам спасибо.
