Ясно, что когда речь заходит о Грибоедове, то на ум сразу же приходит его величайшая пьеса в стихах «Горе от ума» — короткое, глубоководное, блестящее по ритмике и музыкальности полотно. Это, соответственно, подвигает многих говорить об Александре Сергеевиче как об авторе исключительно одного произведения. Так бывает в культуре. Например, Сэлинджера знают по великому тексту «Над пропастью во ржи», группу Eagles — по хиту «Hotel California», а братьев Вачовски — по киноленте «Матрица». Означает ли это, что Eagles не создали других замечательных песен? Нет, конечно. Да и Сэлинджер написал и издал книгу из 9 рассказов, два из которых — «Тэдди» и «Хорошо ловится рыбка-бананка» — стопроцентные шедевры.
У Грибоедова, что называется, не все так просто. Понятно, что кроме «Горя от ума» он написал и другие произведения. Однако они остались в тени главного шедевра. Меж тем создай кто другой, к примеру, пьесу «Молодые супруги», то его бы определенно отметили и похвалили: как же талантливо! Однако «Горе от ума» затмевает все. Пьеса задает соответствующее восприятие Александра Сергеевича. А следом идет текст Юрия Тынянова, тоже сыгравший свою детерминистскую роль. Фокус-то тут, впрочем, в другом. «Горе от ума» — один из краеугольных камней, столпов, китов, на которых стоит не только русская литература, но и русская культура в целом. Там же, рядышком, расположился и пушкинский «Евгений Онегин», например.
Параллель Грибоедов—Пушкин, безусловно, напрашивается и проводится часто. Оба трагически погибли, плюс-минус в одном возрасте. Имя-отчество совпадают: Александр Сергеевич. Да и одна из самых удивительных встреч в русской литературе — это когда Пушкин встречает похоронную процессию, спрашивает, кого везут, и ему отвечают: «Грибоеда». Так живой Александр Сергеевич столкнулся с мертвым Александром Сергеевичем. Но ведь дружили они или как минимум приятельствовали и при жизни. Причем солировал там вовсе не Пушкин, а скорее Грибоедов. И первый вдохновлялся не только жизнью, но и смертью второго.
Хотя важно сказать другое. Мы часто повторяем: Пушкин создал русский язык — повторяем и тем затираем реальный масштаб того, что совершил Александр Сергеевич. Масштаб же колоссален. Страна говорила на одном языке, но появился поэт — и эта же страна начала говорить на языке этого поэта. В случае Грибоедова — похожая история. Во-первых, «Горе от ума» — пьеса блистательная с точки зрения языка. Очень музыкальная в первую очередь — и тут, конечно, сказалось композиторское начало Александра Сергеевича.
Во-вторых, в «Горе от ума» Грибоедов заключил извлеченные из глубинного русского сознания смыслы, или даже так — русские архетипы. В школе хрестоматийно учат, что классик описал типажи: например, Скалозуб — туповатый военный (хоть и герой), Молчалин — скользкий чиновник и так далее. Да, это очевидная история. Удивительно другое: то, как существуют и преломляются эти типажи, а на самом деле архетипы, через века, как наслаиваются на них новые обстоятельства. Они разгораются новым светом, однако сердцевина их не меняется. Вот Молчалин засел в кабинете — присмотритесь к нему!
Та же штука происходит с другим фундаментальным произведением русской литературы — поэмой «Мертвые души» Гоголя. Все эти помещики — Маниловы и Коробочки — никуда не ушли, они здесь, с нами: просто с бричек пересели на «Мерседесы». Потому что это ведь и не люди вовсе, а темные сущности, перемещающиеся из тела в тело, из одного времени в другое. Персонажи «Горя от ума», безусловно, так же универсальны, но вместе с тем они наполнены и точнейшими деталями, делающими их уникальными. На каком инструменте играла Софья? Как через это автор показал ее эмансипированность? А на чем и как Молчалин подыграл ей?..
Детали, данные Грибоедовым, создают текст, который становится в полном смысле этого слова бессмертным. Потому что автор заглянул в колодец вечности. Однако это не застывшее, не забронзовевшее бессмертие, а живая история, и пьесу «Горе от ума», безусловно, можно и нужно применять к текущим обстоятельствам. Только так — и никак иначе. Кто такой центральный персонаж Чацкий, начинающий хамить и грубить буквально с первого своего появления? Он, как сказали бы люди старой школы, ниспровергатель устоев, которого можно, в зависимости от духа времени, назвать как угодно. В начале двадцатого века Чацкий считался бы революционером, в середине века — панком. Суть неизменна.
Сейчас его роль пересматривается. Опасен он, неполиткорректен, не чувствует духа и запросов времени. Может завести Чацкий Россию не туда. И в нем, без сомнения, есть многое от самого Грибоедова — раннего, того, что на дуэли стрелялся да с декабристами был, хотя до конца к ним не примкнул. Но важнее иное: Чацкий — лакмус для окружающих его людей. Он вскрывает главное — то, что составляет суть того или иного человека, а следовательно, и русской жизни. Он своего рода реагент, который добавляют в вещество русской жизни.
Вреден ли Чацкий? Несомненно. Но для кого? Для тех, кто ни холоден и ни горяч, в первую очередь. Умен ли? Таким вопросом задавался Пушкин — и отвечал, что скорее нет; ведь он не понимает, к кому обращается, — неужели можно достучаться до всех этих молчалиных и скалозубов? Другие исследователи полагают, что Чацкий умен, но на европейский лад. И тут мы видим неприятие европейского Россией.
По-своему правы все. Чацкий проявляет не только в людях, но и в самой русской жизни то, что составляет экзистенцию России. И тут надо сказать, что будь он подан не Грибоедовым, а кем-то другим, то был бы нам изначально крайне неприятен. Спасает же Чацкого язык автора: он легкий, певучий, солнечный.
Чацкий — во многом герой, воплощающий в себе стремление русского человека к идеалу, хотя сам не идеален. Если использовать сложную терминологию, то он по своей натуре хилиастичен — пытается преобразить действительность через представление об идеале, но его, если вдуматься, достичь невозможно. И, пожалуй, это главный парадокс и вместе с тем главная трагедия русской истории: попытка преобразить мир ради некоего идеала при полной невозможности достичь его. Так было, например, в 1917 году. Так было и в 1991 году. Чацкие вились где-то рядом, а потом приходили молчалины и отжимали власть.
Да, «Горе от ума» — действительно уникальный текст, возможно, самый уникальный в русской литературе. Он задает стандарт не только театральный, но и по-своему метафизический: когда поворачивается бесконечным количеством сторон, он зеркало, в которое может смотреться каждый и видеть там будет себя настоящего; главное — не впасть в панику или тоску. Никто больше в русской литературе не смог провернуть подобное; оттого и расхватали все на цитаты.
Во многом, конечно, это объясняется личностью самого Грибоедова. Он был удивительно разный. Многоликий. Увлеченный и увлекающий. Многое предсказавший и предчувствовавший.
Сперва, как сказали бы сейчас, вундеркинд. После — фраппирующий публику гусар. Музыкант и композитор, стрелявшийся на дуэли. А затем — дипломат. Более того, именно Грибоедов стал автором документа, формулировавшего российскую экспансию в Азию. По сути, это был план русской Ост-Индской компании. Да, Александр Сергеевич был государев человек, но и тут ухитрялся оказываться разным: находился то в опале у власти, то, наоборот, в фаворе — служил послом в ранге министра. Отправили его в важнейший и сложнейший регион — Персию. Погиб Грибоедов на боевом посту: бился отчаянно, рубил врагов, никого не боялся. Все это, только представьте себе, вместилось в тридцать четыре года жизни.
Есть версия, что биографию Грибоедова хотел написать Михаил Лермонтов, но не успел. Жаль, потому что это была бы по-настоящему блистательная биография. Полагаю, что только Лермонтов, человек, имевший очень странные и глубокие отношения со смертью, и мог бы понять весь масштаб Грибоедова. Михаил Юрьевич бросил вызов Фатуму, а Александр Сергеевич оказался тем человеком, который то ли смог понять, то ли изначально, с рождения, понимал, по каким принципам и законам работает этот Фатум. Для этого ему понадобилась одна жизнь и, по сути, одно произведение, которое мы так или иначе расшифровываем уже более двух веков.
Да, многое Александр Сергеевич Грибоедов сделать не успел, но вот увидел он и предвидел многое. И нам стоит идти по его меткам.
