Отвечая на вопрос, что вообще такое для человека сто лет, Ирина Кострова сказала: «Откуда я знаю? Я просто живу и живу. И никогда не думаю, сколько мне лет. Мне всё интересно, я очень люблю молодежь, стараюсь дружить, идти в ногу с молодыми.
Как-то быстро время пролетело, я все время что-то делаю и всю жизнь недосыпаю, сплю три-четыре часа в сутки».
— У вас в роду были долгожители?
— Долгожителей нет никого.
— Вы поступали в театральное училище до Великой Отечественной?
— Я окончила школу в июне 1941 года. У нас был прекрасный выпускной вечер, мы гуляли на Красной площади, и один мальчик пошел меня провожать. А на следующий день отец меня разбудил и сказал: «Как тебе не стыдно спать? Война». Все ринулись записываться на фронт, но меня не взяли. Из наших мальчиков, кого взяли, вернулись только трое.
Я рыла окопы под Москвой, работала на заводе, мы дежурили на крыше во время бомбежек. Видела, как бомба попала в Вахтанговский театр, как погиб актер Василий Куза, как разбомбили дом Андрея Дмитриевича Сахарова, с которым дружил мой муж. Заработала гангрену, одну ногу хотели отрезать, но спасли. С родителями в эвакуацию сначала я не поехала. Осталась, чтобы поступить в театральное училище, но поступать было некуда, потому что они тоже эвакуировались...
— Немцы подходили к столице, но вы все равно рвались учиться на актрису!
— У меня такая натура. Я девочка арбатская, родилась в переулке у театра. Тогда Москва была совсем другой — по Арбату ходили трамваи, с которых свисали люди. Все чудеса я застала: появление цеппелинов, метро, — это было при нашей жизни!
Ненадолго уехав в Ульяновск, Ирина Кострова узнала, что одно из театральных учебных заведений в Москве все-таки открылось, и тогда вернулась в фактически закрытый город в товарном поезде, спрятавшись в танке. Побежала поступать в простом ситцевом платьице...
