Когда корреспондент «МК» приехал туда, пространство на первом этаже оказалось открытым, но путь на второй этаж преграждала «калитка» — эту преграду пришлось устранять улыбчивой, но явно скучающей смотрительнице. Других посетителей на выставке «Московская палитра Евгения Куманькова» не было.
Может быть, в этот момент зной был особо нестерпимым, что повлияло на посещаемость. Также не исключено, что нашим людям хорошо известен Музей Пушкина на Пречистенке, а что там за старинное здание с массивными дубовыми дверями, обитыми железом, белеет позади — знают только избранные. А тем более далеко не все имеют представление о том, что Евгений Иванович Куманьков создавал декорации и костюмы к классическим спектаклям Малого театра 70–80-х годов и в качестве художника-постановщика «Мосфильма» принимал участие в создании таких фильмов, как «Садко» (1953), «Капитанская дочка» (1958) и «Метель» (1964).
Впрочем, на выставке к его театральной и мосфильмовской деятельности отсылок крайне мало — но вот «промелькнула» крыша театра с сидящей на ней одинокой серой вороной, а вот он изобразил особняк, в котором снимали «Жестокий романс». В остальном же живописец позиционируется как автор «тысячи картин Москвы», особенно любивший Арбат.
Из сотни принадлежащих именно Государственному музею А.С.Пушкина работ мы видим примерно три десятка. Больше показывать смысла не было — проект требует неспешного всматривания и «прочтения»: каждая картина сопровождена табличкой с пояснением локаций и персоналий (с этим помог Константин Степанов, член-соучредитель Общества изучения русской усадьбы).
Без подробных «сносок» полотна действительно рисковали стать академически монотонным каталогом архитектурных отпечатков московской старины. Представьте, что вы не суперзнаток московских улиц. О чем вы подумаете, посмотрев на картину, где нарисован «просто дом», обшитый тесом, с голыми деревьями на первом плане? Но вот четкая атрибуция. Этот дом в Мансуровском переулке принадлежал братьям Сергею Сергеевичу и Владимиру Сергеевичу Томплениновым, служившим во МХАТе. У них гостил Михаил Булгаков. Разматываем клубок понимания чуть быстрее — эта локация стала по воле писателя одним из московских адресов Воланда.
Куманькова как мастера интересовала в первую очередь «Москва, которой больше не будет» — в одноименной серии он пытается представить, например, какой вид могла бы иметь Пушкинская площадь, если бы в раннем СССР к ней прибавили новое, не убавляя старого.
Картина «Вечерняя Москва. Страстной» датируется 2001 годом. В ее художественной реальности сосуществуют бронзовый Пушкин, здание газеты «Известия», храм Димитрия Солунского у Тверских ворот (разрушенный в 34-м, на его месте ныне так называемый «Дом под юбкой»), а также Страстной монастырь, основанный в 1654 году и уничтоженный в 1937-м. (Неприкосновенными молодая советская власть в 1928 году признала объекты, возведенные до 1613 года. Храму, обязанному своим появлением двум Романовым — Михаилу Федоровичу и Алексею Михайловичу, с «годом рождения» не повезло. — И.В.).
В отличие от позднего периода творчества ранний Евгений Куманьков не столь ностальгичен. 1962 год. «Антоша болен». Чистый социалистический реализм, наполненный советским оптимизмом до краев. Ребенок сидит на подоконнике в многоэтажке. Где-то вдалеке — 245-метровый главный корпус МГУ как символ величия эпохи. А пространство между занимают котлованы, временные деревянные настилы и даже грязь и суглинок, обнажившийся при масштабном строительстве. Посыл, модный в те годы, понятен: главное сделано, контуры будущего намечены, а вы, дети завтрашнего дня, закончите начатое нами.
Парадоксально, но сталинские высотки Куманькову явно симпатичны, а вот небоскребы, в смысле «вертикальные высотки» американского типа, он, видимо, недолюбливал и со скрипом впускал в свои картины. По крайней мере, на выставке есть только один именно «скайскребер». Но махина из металла и стекла в работе «Московский пейзаж. У Маросейки» служит неким «фоном для хромакея», только черным, она бездушный объект, подчеркивающий идеальную симметрию православного храма и его удивительный малахитовый цвет.
Уместным ли будет сделать вывод, что Куманьков — певец «старой Москвы»? Да, но со словом «старая» нужно разобраться.
Вспомним рэп-оду Сергею Собянину, которую в 2019 году записали совместно Тимати и Гуф. «Помню этот город пятнадцать лет назад» — это цитата из речитатива Алексея Долматова. Он сопровождается видеорядом видов нашего города, который особенно разительно преобразился в 2010–2020-х годах.
Получается, что для тех, кто пришел в мир накануне и во время перестройки, а тем более для миллениалов, старая Москва — это давно не то, что описывает Гиляровский в хрестоматийной книге «Москва и москвичи» или Павел Бурышкин в «Москве купеческой».
Для них мегаполис, где еще не воссоздали храм Христа Спасителя, где от Красной площади можно дойти до гостиницы «Россия», — это бесконечно далекое прошлое.
А прошлое с картин Куманькова, где у исторического здания в центре может быть обшарпанный фасад, — далекое в квадрате.
