Глядя на запредельно рискованные действия, совершаемые Жариковым по ходу фильма, трудно поверить, что перед камерой работает… кандидат философских наук. А ведь Владимир Юрьевич пришел в кино именно из среды ученых-гуманитариев. Еще он много времени уделял литературному творчеству — был прозаиком и поэтом.
Узнав о смерти этого неординарного человека, я отыскал в своем архиве многолетней давности записи, сделанные во время интервью. Благодаря им читатели «МК» смогут сегодня узнать некоторые секреты кино прошлых лет, к которым имел отношение известный каскадер, почетный кинематографист России Владимир Жариков.
Опозорил звание философа
— Как удалось во времена СССР стать профессиональным исполнителем кинотрюков?
— Первый мой каскадерский опыт относится к 1972 году. Тогда все получилось случайно. Я работал лаборантом на кафедре философии Одесского университета. А незадолго до того демобилизовался из армии, где служил в спецвойсках и, значит, много занимался спортом. Физическую форму терять не хотелось, поэтому в свободное время регулярно тренировался: уходил к морю и там прыгал с обрыва высотой 6–7 метров, крутил сальто, скатывался по крутому склону...
Однажды в разгар таких занятий подходит ко мне человек: «Вы зачем это делаете?» — «Просто так. Для себя упражняюсь». — «В кино не хотите сняться? Я — режиссер Юрий Черный, снимаю фильм «Порт», там по сценарию есть сцена драки в ресторане…» Я согласился и помог ему поставить эпизод, где дерущиеся крушат и переворачивают мебель, бьют посуду... Сам дублировал главного героя — офицера, которого играл артист Григорий Григориу.
Таково было мое «киношное» начало. Потом довелось участвовать в съемках еще нескольких десятков фильмов — постановщиком трюковых сцен, каскадером и исполнителем небольших ролей третьего плана...
Но по образованию я гуманитарий. Мой отец в сталинские времена был репрессирован, из-за этого семью отправили в ссылку на Южный Урал. Мне как сыну «врага народа» с детства приходилось несладко. Одноклассники дразнили, бывало — бросали камни в спину, часто приходилось драться одному против нескольких. Существовали барьеры, ограничивавшие возможность нормально жить, учиться где хочу... Впрочем, именно благодаря таким обстоятельствам выработались упорство, желание добиться своего, настрой на преодоление трудностей.
После школы поступил в геолого-разведочный техникум. Был участником экспедиций в Средней Азии. Потом — армия, а демобилизовавшись, решил подавать документы на юрфак МГУ. Председатель приемной комиссии, посмотрев анкету, где упомянут арестованный отец, откровенно предупредил: «Вас все равно не зачислят, поставят «двойку» на экзамене. Поэтому не тратьте здесь времени зря и поезжайте поступать в какой-нибудь провинциальный вуз».
Так и попал в Одесский университет. Позднее защитил там же диссертацию (тема: «Проблемы общей типологии личности»). Получив степень кандидата философских наук, стал преподавателем.
Дело вроде по душе, но отношения с начальством не складывались. Пришлось сменить несколько вузов. Причина — мое стремление работать не по идеологическим трафаретам. С кафедры философии Одесской консерватории изгнали за то, что дал студентке тему для реферата по работам запрещенного в Союзе Бердяева. Вопрос о столь «криминальном» моем поступке даже в горкоме партии обсуждался! Перешел в строительный институт. Там сразу предупредили, что я после консерваторских «фокусов» имею «черную метку», потому мне разрешено преподавать лишь научный атеизм, а диалектический и исторической материализм — запрещено. Однако и на новом месте «проштрафился»: посмел защищать студентку-баптистку, отказавшуюся из-за религиозных убеждений сдавать экзамен по атеизму, не поставил ей «неуд».
А тут еще и съемки у меня начались — приглашения пошли одно за другим. Другие преподаватели к моим кинематографическим увлечениям относились отрицательно. Кафедрой руководил бывший флотский замполит — капитан 3 ранга. Он и коллектив подобрал соответствующий: сплошь отставные политработники. Все они дружно твердили, что я, «кувыркаясь» перед кинокамерой, позорю звание философа и преподавателя идеологической дисциплины.
До поры до времени мне удавалось совмещать обе работы. Скажем, два дня в неделю занят в институте, остальные пять свободны для кинематографа, можно успеть съездить на съемки фильма.
Конец вузовской карьере пришел в 1986-м после очередного «проступка». Я организовал диспут между нашими студентами и учащимися Одесской семинарии (причем семинаристы одержали верх). Через несколько дней меня вызвал начальник отдела кадров: «Против вас чуть ли не уголовное дело лепят за антисоветскую пропаганду. Лучше будет, если вы сами подадите заявление об уходе».
Тонул, горел, падал
— Наверняка за долгую каскадерскую карьеру вы не раз оказывались на волосок от гибели или увечья…
— Перед началом работы в очередном фильме меня и моих коллег просили написать заявление на имя директора картины, содержащее такую формулировку: «За риск и возможные травмы съемочная группа ответственности не несет...» Лишь после этого оформлялся договор на исполнение трюков.
Хочу подчеркнуть, что в большинстве сценариев трюковые сцены лишь обозначены. Написано, к примеру: в ресторане началась драка, герой победил и вышел оттуда, отряхивая костюм. На съемках фильма этот эпизод делает постановщик трюков — «разводит» сцену, репетирует с исполнителями...
Мне довелось основательно поработать, например, в любимой многими картине «Д’Артаньян и три мушкетера» — ставил там драки в кабачках с падениями в камин, пробиванием перил, мелькнул в эпизодах несколько раз... В знаменитых «Пиратах ХХ века» исполнил маленькую трюковую роль — судового кока, которого потом пронзает крючьями «кошки», брошенной пиратами. Но преимущественно занимался постановкой тех же драк. Много пришлось репетировать с исполнителем главной роли — Колей Еременко. Он, бывало, просил: «Володя, пойдем подучим вот этот момент». Каждую «боевую» сцену мы с ним доводили подолгу, до седьмого пота.
Задачи от режиссеров поступали самые разные, порой неожиданные.
У Киры Муратовой в фильме «Перемена участи» есть персонаж, который по сценарию должен в одном из эпизодов зажечь у себя на голове шляпу. Муратова меня спрашивает: «Володечка! Вы можете мне это сделать?» — «Могу!» И я действительно все придумал. Надел на голову специально приготовленную асбестовую шапочку, поверх — фетровую шляпу, заранее пропитав ее горючим составом — уайт-спиритом. А чтобы пламя было повыше, спрятал за отворотами полей несколько тряпок, тоже смоченных таким раствором. Когда эту конструкцию подожгли, у меня на голове образовался факел... Внешне очень эффектно, а реальной опасности практически никакой.
Горение — востребованный в кинотрюк. Сейчас к услугам каскадеров специальные жароустойчивые комбинезоны, надеваемые под одежду. А мы раньше использовали защиту, изготовленную из асбестовой ткани.
В фильме «Телохранитель» я дублировал Александра Кайдановского. Предстояло снять эпизод, когда главные герои — их играли Солоницын и Кайдановский — перебираются через пропасть по натянутому канату, и в последний момент он лопается. Картину снимали на Памире, ширина ущелья, выбранного создателями картины, метров 70, а глубина — все 100. После обрыва каната (зрителю показали, как он медленно перетирается о камень, на самом же деле толстую веревку по одной прядке перерезал, оставаясь за кадром, ассистент режиссера) нужно было пролететь на нем вниз, успев при этом сгруппироваться, чтобы смягчить ногами удар о скалу, и потом вылезти наверх. Дело рискованное, чуть замешкался — и можно разбиться насмерть. Этот трюк отработали с моим многолетним партнером — каскадером Олегом Федуловым. Но и Кайдановскому тоже выпала довольно непростая задача: несколько последних метров подъема он преодолел перед камерой самостоятельно, так как снимали крупный план.
Случалось попадать в ситуации, когда думал: все, конец! Например, картина «Гангстеры в океане» режиссера Степана Пучиняна. Там снимали сцену: горит теплоход, и один из членов экипажа бежит по палубе в узком проходе между бортом и стенкой грузового люка. С пиротехником мы договорились, что пламя будет по грудь. Однако он перестарался, и, когда я побежал по этому коридору, языки огня взлетали выше головы. Мне спалило брови и волосы, лицо обожгло...
Но камеры же работают! Поэтому все-таки пробегаю, как было условлено, метров 10, переваливаюсь через борт и падаю в воду. А она тоже горит: для пущего эффекта участок морской поверхности залили сверху бензином и подожгли. Ныряю и, уже плывя под водой, пытаюсь определить, где же границы огня? К счастью, удалось все-таки дотянуть до края этого пылающего пятна. Но пока выбирался к безопасному месту, вся съемочная группа думала, что я погиб...
За годы работы в кино наберется с десяток таких опасных эпизодов, и каждый раз что-то все-таки отводило беду…
Без травм, конечно, не обходилось. В одном из фильмов предстояло снять сцену, где герои перебираются через глубокий овраг, раскачиваясь на канате, свисающем сверху. Данный «пируэт» на камеру должен был исполнить я. В случившемся потом сам виноват: проверяя ту злосчастную веревку, не заметил, что она сырая, старая... Короче говоря, когда прыгал через пропасть, канат оборвался. А расстояние до земли приличное — метров 30. Падая, даже успел подумать: ну, допрыгался, убиться, может, и не убьюсь, но переломаюсь весь!.. Мне потом говорили: «Ты, когда летел вниз, делал какие-то странные движения. Мы думали — от страха». На самом деле сработал профессиональный инстинкт. Я понимал, что подо мной крутой склон оврага, нужно подлететь к нему по касательной, вот и выкручивался в воздухе. В итоге так и получилось: вместо сокрушительного удара о землю лишь проехался, тормозя телом, по склону. Обошлось бы царапинами и синяками, но, на беду, внизу лежал большой валун. В него я врезался правой ногой и порвал связки. Ходил потом в гипсе, на костылях…
А вот тут у меня, ближе к виску, видите, шрам? Остался на память от съемок упомянутых уже «Гангстеров в океане». Для кадров, где показана экстремальная эвакуация моряков с горящего судна, двоим каскадерам пришлось прыгать из корзины, поднимаемой на тросе вертолетом: изображали людей, сорвавшихся в воду. Высота была приличная, метров 15. Мы с коллегой предварительно договорились, что он прыгает первым и внизу сразу отгребает в сторону, чтобы освободить для меня «посадочную площадку». Но товарищ почему-то замешкался, остался плавать прямо под корзиной, и мне, чтобы не срывать съемку трюкового эпизода, пришлось практически на него прыгнуть. В результате затычка его надувного спасжилета распорола мне кожу на голове.
Пожалуй, самым опасным оказался трюк для знаменитого сериала «Место встречи изменить нельзя». Финальная сцена погони «Фердинанда» с муровцами за грузовиком, на котором удирает бандит Фокс с подельником: их машина пробивает ограду набережной и — кувырк в Яузу вверх колесами. На самом деле предполагался иной вариант — без этого «сальто-мортале».
Для съемок падения в воду нашли «убитый» «Студебеккер» — не на ходу, без тормозов… Разгонять «инвалида» должен был грузовик-толкач: в нужный момент он отцеплялся, и «Студер» катил под уклон к реке самостоятельно. Готовя эпизод, мы с Олегом Федуловым рассчитывали, что грузовик плюхнется в Яузу брюхом. Ради этого насколько возможно облегчили переднюю часть, даже двигатель был снят. Однако на съемках все наши планы пошли прахом. «Студер» ударился передними колесами о бордюрный камень, потерял из-за этого скорость и, падая с высокой набережной (решетку на его пути сделали бутафорскую), клюнул носом и перевернулся. Вместе с машиной мы вверх тормашками погрузились в оказавшийся под водой толстый слой ила. Дверь кабины с моей стороны заклинило. Хотя одно из передних стекол было заранее вынуто, через него вылезти наружу тоже не удалось: мешало речное дно. С трудом открыли дверь, около которой находился Олег, и всплыли на поверхность, пробыв под водой вместо предполагаемых нескольких секунд более минуты. Да еще глаза разъело грязной жижей...
— Какова цена такого риска? Существовали во времена СССР тарифы для каскадеров?
— Согласно расценкам Госкино, трюк высшей категории сложности стоил 50 рублей, вторая категория — 37,50, а за третью давали, кажется, рублей 15...
За сцену с перевернувшимся «Студебеккером» мы с Федуловым получили по полтиннику. А это ведь первая столь сложная для исполнения автоавария, снятая в нашем кино! Несколько лет спустя довелось разговаривать с приехавшим в Россию американским режиссером, которому показали «Место встречи...». Он был поражен, когда узнал, что в кабине падающего грузовика сидели каскадеры: «У нас этот эпизод сняли бы с использованием монтажа: сначала сбросили в реку пустую машину и затем дали кадры с выбирающимися на берег людьми». Я поинтересовался, сколько получили бы американцы, исполнившие такой «фокус». «За столь серьезный риск — не меньше 100 тысяч долларов!»
В сериале у Станислава Говорухина я выполнил еще нескольких трюков. Дважды при этом изображал женщин. В первом случае дублировал актрису, игравшую официантку из «Астории». Помните эпизод: Фокс, пытаясь сбежать от оперативников, приглашает барышню потанцевать и выпрыгивает, высадив ее телом окно, со второго этажа? Так вот, снимали это с перебивкой: сперва кадры, где актер Александр Белявский с партнершей приближается к окну, он ее приподнимает… Стоп камера! А потом уже показан вид снаружи: вслед за осколками стекол лечу со второго этажа я — переодетый в платье официантки, с париком на голове — и следом Олег Федулов, заменяющий Белявского. А вторая женская роль — кадры, где «Студебеккер» с бандитами сбивает на перекрестке девушку-регулировщицу. Там тоже пришлось мне кувыркаться по асфальту.
Кроме этих секундных эпизодов, где я работал как каскадер, Говорухин позвал сняться в небольшой роли: изобразил одного из участников банды «Черная кошка», который запомнился зрителям благодаря сцене с «игрой в ножичек».
— Неужели в вашей практике ни разу не было случая, когда хотелось отказаться от чересчур опасного трюка?
— Такого, чтобы спасовать перед предложенным непростым эпизодом, — никогда. Хотя знаю, что подобное случается порой: каскадер сперва готов сделать, но когда дело доходит до работы перед камерой — не в силах побороть возникший страх.
Выполнить можно практически любой по сложности трюк. Нужно лишь как следует подготовиться, потренироваться, привыкнуть к обстановке... На съемках исторического фильма «В начале славных дел» нашей каскадерской группе предстояло сыграть в батальной сцене: люди сражаются на краю высокой крепостной стены, убитые и раненые падают вниз... Мы заранее приехали в Белгород-Днестровский, где планировалось снимать этот бой, и много часов провели на стене старинной крепости. Ходили там, сидели, лежали. Потом уже стали свешиваться вниз, повисали на руках... Так адаптировались.
И в кино, и в жизни
— Каскадер — это специалист-универсал. Должен уметь драться, совершать опасные прыжки, гореть, падать с высоты, лихо скакать верхом, плавать… Откуда у вас все эти таланты? Где-то еще дополнительно учились?
— С молодых лет владел многими необходимыми навыками. Мальчишкой, когда жили на Урале, освоил езду верхом без седла. Там же старший брат научил хорошо плавать, а позднее я даже достиг результатов перворазрядника. Кроме того успел получить квалификацию еще в нескольких видах спорта: 1-й разряд по баскетболу, по хоккею с мячом, мастер спорта по боксу…
Некоторым каскадерским приемам учился самостоятельно. Просто «включал мозги» и прикидывал: как с минимальной угрозой для здоровья такую штуку можно исполнить?
Иногда, пробуя тот или иной трюк в первый раз, приходилось идти на риск — понимал, что могу разбиться, обжечься... Хотя, конечно, мы делали специальные приспособления, репетировали... Порой трюковая сцена готовилась неделю, две…
— Порой требуется виртуозно водить машину, совершать рискованные маневры и даже опрокидываться с ней…
— Мой шоферский стаж — десятки лет: еще с армии. Когда это понадобилось для киносъемок, освоил так называемое экстремальное вождение.
— И что же может каскадер-автомобилист?
— Гонять, поставив легковушку на два колеса, я не умею — это уже из разряда шоу. Но вот перевернуть ее — без проблем. Такое тем проще сделать, если снимается эпизод, где машина падает с обрыва, летит в реку... А на пологом месте нужно предварительно устроить порожек или бревно положить, чтобы появился упор, и направить к нему автомобиль боковым скольжением, тогда он обязательно опрокинется. От режиссера должна предварительно поступить заявка: сколько оборотов машине сделать во время падения — два, три... Это легко рассчитывается. Можно даже заранее запрограммировать вариант, когда в конце полета под откос автомобиль встает на колеса.
— Подобным маневрам ни в одной автошколе не учат. Неужели экспериментировали на собственном «бензиномоторе»?
— Однажды я узнал, что предстоит работать в нескольких картинах с автомобильными трюками и пошел к знакомому директору автобазы: «Вы ведь списываете машины? Не могли бы отдать парочку таких списанных, чтобы мы на них потренировались?»
— Откройте секрет: что за автомобили гробят на съемках экстремальных сцен? Неужели пускают в расход хорошие, работоспособные экземпляры?
— Для выполнения автомобильного трюка нужно запастись дубликатом машины, на которой ездит персонаж фильма. Прихожу к режиссеру: «У вас на чем кувыркается герой?» — «На «Мерседесе». — «Значит, нужен второй «Мерседес» для трюка». Администрация съемочной группы достает нам такой автомобиль, мы его красим под цвет игровой машины, а потом бьем или взрываем в кадре. Иногда, наоборот, подбирают для артиста «мотор» исходя из имеющихся в наличии трюковых автомобилей. Помнится, был однажды у нас приготовлен на убой старый «Понтиак», вот и для главного героя картины тоже нашли такой «Понтиак»...
— Каждая трюковая сцена должна быть оправдана сюжетом, логически вписана в него, — подытоживая наш разговор, подчеркнул Владимир Жариков. — Эти кадры служат лишь для усиления внешнего эффекта, демонстрирующего поведение актеров — исполнителей ролей. К сожалению, сейчас в кино зачастую преобладает американский подход: впечатляющий трюк ради трюка, чтобы зритель от удивления обалдел! Хотя по сюжету фильма такие выкрутасы, может, и не нужны вовсе.
— На съемках — постановочные, заранее подготовленные трюки. А в реальной жизни каскадерские навыки вам когда-нибудь пригодились?
— Однажды в Одессе иду по улице, вдруг слышу, с верхних этажей ближайшего дома кто-то зовет на помощь. Поднял голову: на балконе женщина мечется — дверь балконную случайно захлопнула. Пришлось лезть к ней на шестой этаж. Сперва карабкался по стеблям виноградной лозы, потом по водосточной трубе, а в конце подтягивался, ухватившись за край плиты балкона и за его ограду. Затем еще в узкую форточку нужно было просочиться, чтобы открыть дверь изнутри. Хозяйка сперва благодарила, но вдруг подозрительно стала на меня коситься: может, за профессионального воришку приняла?
В другой раз при мне девочка за мячиком на проезжую часть выскочила. Только ее на руки подхватил — из-за поворота вылетает легковушка. Увернуться нет времени, и тогда сработал каскадерский инстинкт: подпрыгиваю и, прижимая к груди ребенка, падаю спиной прямо на капот, а оттуда уже мягко скатываюсь на мостовую. Девчушка даже не поняла, что произошло.
