— Судя по костюмам, вы поклонница женственного стиля, а сейчас на острие оверсайз. Как вы, человек из эпохи аэробики, всегда следящая за фигурой, относитесь к этой моде?
— Конечно, я уже не имею тех форм, которые имела в эпоху аэробики. У меня была вечная борьба с весом, поэтому, когда появился оверсайз, я сначала даже обрадовалась, что буду им прикрывать не самые симпатичные части тела. Но когда я это все надела, оказалось, что визуально в этом я выгляжу раза в два больше, чем есть на самом деле. Поэтому не скажу, что очень хорошо отношусь к этой моде. Пара вещей у меня в гардеробе есть, например, спортивная куртка со стразами и капюшоном. Если еду на гастроли, сажусь в самолет, на голову натягиваю капюшон и сплю. Мне удобно и комфортно. Но и совсем уж обтягивающие вещи я сейчас тоже почти не ношу. Это был бы совсем перебор с моими формами. Только если сниматься в какой-нибудь комедии.
— Как в клипе с Садальским «Я просто женщина», только что вышедшем на экраны?
— И то я считаю, что там много лишнего, но это убрать я уже не могу в силу своего здоровья. Мой эндокринолог говорит, что мой бой с лишним весом — это вечная борьба до последнего дня. Моя щитовидка иногда такие «фортели» выбрасывает… Время от времени я с ней воюю, сажусь на какие-нибудь диеты и детоксы, особенно когда предстоят съемки клипа. Но когда ты на гормональной терапии, похудеть сложно, организм диктует свои условия.
— До «Миража» в 80-х у нас не было полноформатных диско-групп, не с кого было брать пример. В манере пения, сценическом поведении вы наверняка смотрели на западных артистов: Мадонну, Си Си Кетч, Сабрину… Кто из них для вас был образцом?
— Мне нравилась Си Си Кетч, мы с ней много раз пересекались потом по жизни. Совсем недавно, три месяца назад, выступали вместе на Кипре. А когда я первую фотографию совместную с ней сделала в 90-е, кажется, на «Звуковой дорожке» в Лужниках, для меня это был шок! Потому что начинала я как раз в тот период, когда она уже стала модной, популярной, пела песни Дитера Болена. Она очень стильно одевалась, была вся в коже… Мне нравилась ее прическа, когда она делала начес и убирала волосы назад, а по бокам спускались кудри, и я очень во многом именно на нее ориентировалась, пыталась выглядеть подобным образом.
— Но в магазинах ничего подходящего тогда не было. Как изворачивались?
— Все концертные костюмы делали сами перед тем, как ехать на гастроли со Светланой Разиной. Вот ремень в стразах — где его взять? Лаковый ремень купил, брошек на него налепил, и издалека все горит, сверкает. Я перешивала бабушкин полосатый золотой костюм из люрекса, который она привезла из Польши, — порезала, перекроила и сшила себе топ и юбку. Я тогда была дико худая, и это все очень органично смотрелось, а сверху у меня была белая накидка. Мы не сильно оголялись в те времена, хотя Светлана была более раскрепощенная, более бесстрашная на сцене. У меня поначалу тряслись поджилки, я свои декольте постоянно задирала вверх, когда на сцене стояла, мне казалось, что грудь выглядывает. Юбка у меня была ниже колен — нравы-то все равно были другие. А Светлана, когда впервые вышла на сцену в черных лосинах, в полупрозрачной блузке с цветным люрексом и в одном черном бюстгальтере под этой блузкой… Я это увидела и сказала: «Боже, как это сексуально и красиво, ты не боишься в этом на сцену выходить?» А она ответила, что нечего бояться, это ведь мы моду в массы несем… Но я бы в этом не вышла никогда! Потом, с годами, я поняла, что можно надеть короткий топ, показать животик, которого нет.
— Для советских девушек с пионерско-комсомольским воспитанием это было форменной шоковой терапией, если не психотравмой?
— Да, конечно, и у меня были все эти комплексы, как бы так раздеться и к музыкантам поближе придвинуться на сцене, чтобы меня не сильно видно было. И так было все полтора года, пока я была в «Мираже». Потом уже, когда я ушла в свободное творчество, в плане тех же коротких юбок было немного проще. Но помню, на стадионе «Динамо» на концерте у меня было жесточайше короткое платье в красную и золотую полоску. Я мучилась, так вышло, что надеть на тот концерт больше было нечего, и один модельер предложил платье, но оно было сильно маленькое по размеру. Сказал: если влезешь в него, забирай, отдаю. Принес это платье и к нему такой желтый пиджак шелковый. Я потом в этом пиджаке для пластинки снималась. Платье мне очень понравилось, смотрелось стильно, дорого, богато. Но когда я вышла в нем на сцену, то поняла его минус! Оно все время ползет вверх! И так короткое, но из-за того, что очень узкое, ползло все время вверх, и это кошмар… Сцена высокая, народ весь внизу, и мне казалось, что все смотрят мне под юбку! У меня колготки были телесного цвета, и все равно чувствовала себя дискомфортно, зажимала ножки чуть ли не иксиком, у меня потом даже спрашивали: «Наташ, ты всю дорогу в туалет, что ли, хотела?» А я боялась, что все увидят, какого цвета у меня трусики.
— Совершенно непонятная проблема для современной молодежи...
— Сегодня по-другому одевается молодежь… Меня однажды поразило, как выглядела Светлана Лобода на одной музыкальной премии в Кремле. Я вручала номинацию вместе с директором одного лейбла. Она в той номинации была представлена с песней «Твои глаза» и боролась со Шнуровым «На лабутенах». Мы на сцене стоим, и она выходит просто в пиджаке, дальше голые ноги и сапоги. Я подумала, что она забыла впопыхах надеть юбку. Пиджак закрывает попу, и ты видишь, что человек стоит в одних колготках перед тобой. Для меня это было откровение. А уже потом действительно пошла такая мода. Я себе не представляла, чтобы мы так выходили на сцену. Хотя фигуры у нас были однозначно в то время никак не хуже.
— Шикарные все были, да! Но как так получилось, что вы не были знакомы с Маргаритой Суханкиной (голосом которой «пели» многие солистки «Миража», кроме Гулькиной. — Прим. «ЗД») аж до 2004 года?
— А как мы могли познакомиться? Андрей Литягин (композитор, продюсер и хозяин группы. — «ЗД») записал ее в определенные дни-месяцы, а потом она сказала: дальше без меня, ищи другую вокалистку, у меня свои планы. Он и стал искать другую. Она ушла в свою консерваторию, там занятия, репетиции, и больше на орбите Литягина она не появлялась. Тогда оперная жизнь и эстрадная никак не пересекались, нам негде было ни встретиться, ни пересечься, мы не участвовали в общих каких-то концептах. Потому что это абсолютно две разные планеты. Причем мы бы и дальше с ней не познакомились. Если бы я сама не приняла решение ей позвонить и объединиться в группу, она не вышла бы ни на какую эстрадную сцену. У нее не было ни ресурсов, ни возможностей, она стеснялась, боялась. Если бы не мой звонок, я думаю, широкая публика так и не узнала бы Маргариту в лицо, так сложились обстоятельства. Нравится это кому-то или не нравится, но это факт. Если бы однажды мне в голову не пришло, что нам нужно объединиться, неизвестно, как сложилась бы судьба этого человека. В жизни все зависит от обстоятельств, которые дают первый толчок. Вот так все и пошло-поехало.
— Она не хотела, а потом согласилась?
— Мы тогда вроде нашли общий язык и решили попробовать что-то сделать вместе. Она сказала, что у нее денег нет ни на запись песен, ни на костюмы. Я успокоила ее: «Не переживай, у меня все это есть, и я всё сделаю». Она как раз ушла из Большого театра, была в свободном полете, сидела дома, у нее были трудные времена, и тут раздался звонок от меня: почему бы не попробовать? Ну и попробовали — так, что потом меня же из группы и выперли.
— Как в сказке про зайчика в лубяной избушке и коварную лису?
— Как в жизни! Когда птенец кукушки, которого подкинули в чужое гнездо, всех остальных птенцов оттуда выкидывает... Началось все с моего балета, с девочек, которые работали со мной много лет. Они Рите не понравились. Она решила, что они слишком маленькие и худенькие и мы на их фоне смотримся как «мамы с дочками», дословно. Типа, давай возьмем парней. Я согласилась, хорошо. Вот так вот потихоньку… теперь мы находимся там, где находимся.
— Хотя ваш балет был полноценным элементом шоу, вы участвовали в постановке номеров. Все пало жертвой каприза?
— Полноценно участвовала, можно сказать, на 90%. Я полностью придумываю концертные костюмы и для балета, отталкиваясь, конечно, от своего образа. Работаю фактически как стилист, имею прямое отношение к видео — сажусь и плотно работаю с монтажером. Для меня все это очень важно. На свой сольный концерт в Москве брала ростовую куклу в виде большого дракона. Он был роскошный, туда влезают два человека, он был очень круто сделан: объемный, богатый, красивый, яркий, светится даже. Он у нас выходил на песне «Это Китай». Балет «Рио-Рио» весь в перьях выходил у меня на бразильские песни о Рио-де-Жанейро. Я стараюсь под каждую песню придумывать какие-то красивые обертки как режиссер. И мне доставляет большое удовольствие этим всем заниматься.
— Когда вы, уже известная артистка, после «Миража» пошли учиться в ГИТИС, как студенты к вам отнеслись?
— Они еще не очень знали меня в лицо, да и каждый занимался своим делом, потому что туда идут фанаты своей профессии, помешанные на сцене. В этот период у меня было творческое затишье, я гастролировала, но концерты были редкими, приблизительно 1996 год, я только написала сольный альбом «Мелодии любви», мы клип сняли на эту песню. Время было непростое для меня, я работала больше за границей, чем в России, много ездили по Германии, пели для эмигрантов. Это меня держало на плаву, кормило и давало мне возможность не уйти в депрессию от невостребованности здесь. Понимая ситуацию, я решила, что свободного времени у меня теперь больше и почему бы не пойти учиться в ГИТИС. Коллеги приглядывались: ладно, покажи, чего ты там стоишь… А потом они увидели, что я достойный член общего экипажа и в плане песен, и в плане юмора. Мы до сих пор все дружим, поздравляем друг друга с праздниками. К сожалению, в последний раз мы виделись по грустному поводу, провожали нашего дорогого Андрея Николаевича Николаева (клоун Андрюша. — «ЗД»), нашего бессменного — в Цирке на Цветном бульваре.
— Вы были первой, еще советской, поп-звездой, выступившей Китае. Расскажите про эти концерты. Как прошло, какая публика? Все-таки это совсем другая культура.
— Действительно я была первой советской артисткой именно в поп-музыке, которая была на гастролях в Китае. Мы с группой «Звезды» стали призерами фестиваля «Интершанс», а призом была поездка за границу. Были 90–91-й годы, рубеж эпох. Мы проехали по семи городам Китая начиная с Пекина. За два месяца до гастролей отправили туда фотографии, песни, клипы, которые были у меня на тот момент: «Маленький принц», «Айвенго»… Они их крутили по телевидению. В итоге, когда я выходила на сцену и звучали первые аккорды песен, Дворец спорта взрывался овациями, и все подхватывали мелодии. Но и мне тоже заранее прислали их популярную песню на китайском языке, чтобы я ее выучила и спела. Я была в шоке! Ничего не понимала в ней. Но мне сказали: приедешь, у тебя будет три дня на адаптацию, позанимаешься с переводчиком и по транскрипции все споешь. Мы играли живьем, у нас было две гитары, а у барабанщика огромная барабанная установка с кучей тарелок. Все это звучало очень вкусно и жирно. Когда зазвучали первые аккорды китайской песни, вы не представляете, что произошло с публикой! Вот когда гол забивают долгожданный — такой вопль раздался по всему стадиону, многие повскакивали с мест! Это был фурор! Они очень круто принимали а-ля народные песни, мы сделали попурри из «Калинки-малинки», «Катюши», «Подмосковных вечеров».
— Прямо важное культурное событие!
— Прием был на высочайшем уровне. В Пекине министр культуры вышел на сцену с целой делегацией. Они преподнесли нам огромную корзину с цветами. А цветы оказались искусственными. У нас на кладбище ставят такое, а у них, наоборот, это считается высшим классом, означает, что они никогда не завянут. Предполагалось, что я заберу это в Москву. Но Пекин у нас был только первым городом, и дальше мы должны были ехать на юг Китая, это огромная страна. В самолете мы не могли бы везде возить за собой эту корзину. К тому же мы еще и путешествовали параллельно с выступлениями, посещали дворцы, парки, были на Великой китайской стене. Море впечатлений, и невозможно было не влюбиться в китайскую кухню! Настолько это все вкусно: креветки, морепродукты, гребешки...
— Остались видеозаписи всего этого?
— Запись всего концерта была только у Лаврова, который остался с Суханкиной. У этого человека и снега зимой не выпросишь, поэтому я эту мысль уже похоронила. Когда я ушла из нового «Миража» в 2011 году, мне даже костюмы не отдали. Несколько чемоданов с моими костюмами осталось у Риты в гараже. Когда я попросила вернуть их, готова была отправить кого-нибудь из своих музыкантов, Лавров сказал: «Нет, пусть сама приезжает и забирает». Я сказала, что не поеду, обиделась. Просить у него что-то было бесполезно, и по сей день они пытаются мне палки в колеса вставлять, хотя уже столько лет прошло, мы не работаем вместе, но тем не менее грязь литься оттуда не перестает. По какой причине — для меня это секрет.
— Видимо, какая-то такая особая конфликтная сила заключена в «Мираже». С другой стороны, практически все солистки «классического» «Миража» стали впоследствии популярными певицами и отдельно от него: Татьяна Овсиенко, Наталья Ветлицкая, Ирина Салтыкова. Получается, что создатели коллектива умеют разглядеть человека с личностью? А если там есть еще и стержень, тогда возникает конфликт?
— Да, абсолютно согласна.
— Как вам удалось сохранить свой голос неизменным? Наверное, не курили никогда в жизни?
— Да, я не курила, плюс все эти годы я выхожу на сцену и пою живьем. Живые концерты гораздо приятнее зрителям, они понимают, что их не обманывают, артист с ними честен. Постоянные живые концерты поддерживают связки в тонусе. Плюс нормальный образ жизни. Поэтому, наверное, голос до сих пор и сохранился.
* * *
— Не могу не задать вопрос про личную жизнь. У вас клип последний «Я просто женщина» про женщину дома, а не на сцене. Я обратила внимание, что у вас четыре брака. В наши времена, когда можно и не жениться, многие и один раз в загс не могут затащить мужчину. Это ваши мужчины хотели жениться или у вас такое воспитание, что в загс обязательно?
— Это было 100 лет назад, все мои браки были достаточно давно. Были другие времена. Когда я выходила замуж за Колю Гулькина, мне было 19 лет. Мне врачи поставили дату родов — 20 февраля. Я им говорю: вы с ума сошли, у меня день рождения 20 февраля, а они и говорят, мол, вот и хорошо, подарочек себе родишь. Но родился он на две недели раньше, шестого февраля. Я была, по сути, девчонкой. Мне, как любой девчонке, хотелось надеть свадебное платье, попробовать себя в роли невесты. Для меня это все было как игра. А вот когда я второй раз выходила замуж, это была настоящая сумасшедшая любовь с первого взгляда. Про это кино можно снимать. Я поймала машину, Костя был за рулем, он повернулся — и вот здесь должна была заиграть музыка. Я увидела, какой он классный, какой красивый, и прямо влюбилась с первого взгляда. Но этот брак себя исчерпал только потому, что он был нечистоплотным: Костя был ярким, красивым мужчиной и слишком многое себе позволял. Ему нужно было очень много моего женского внимания, а я уже просто уставала, потому что было много гастролей. И он начал ходить на сторону. Мне тут же все доложили, накапали… Потом был момент очень неприличный, когда я забежала в каком-то городе в гримерку во время концерта, а он там с девушкой обнимался. Был большой скандал, все рыдали с обеих сторон, мы разошлись. Каждый раз, когда ты выходишь замуж, думаешь, это единственный раз.
— И вы ринулись в третий единственный брак?
— У меня в коллективе был танцор Сережа Мандрик. В тот сложный период, когда я расставалась с Костей Терентьевым, у нас с Сережей уже зародились какие-то платонические чувства. Целый год мы друг друга глазами мозолили, я бегала на репетиции, мне очень хотелось танцевать, хотя до этого мне не так уж и сильно хотелось танцевать… А тут я прямо танцовщицу включила. Через год мы все-таки признались друг другу и стали жить вместе. Так мы жили вместе семь лет, до самого рождения дочери. Когда у меня был приличный срок, месяцев шесть или семь, уже живот был виден, Сережа предложил расписаться, чтобы ребенок родился в браке. Так мы и сделали. Думаю, что я бы и по сей день с ним жила, потому что я его очень любила, это был прямо мой человек во всех смыслах. И в творчестве мы были на одной волне, дополняли друг друга. Но здесь сыграла злую шутку со мной разница в возрасте, потому что Сережа был на девять лет меня младше. Он встретил девушку. Причем в тот период, когда я уже родила дочку. Он, в принципе, семьянин, для него была важна семья. Но нашлась такая девушка, которая захотела увести его из семьи, и она это сделала. Потом, может быть, и Сережа об этом жалел, но мы разошлись не по моей инициативе. Я осталась с ребенком и дико переживала эту трагедию, несколько лет вообще не могла прийти в себя.
— Пока не появился четвертый супруг?
— Спустя два года у меня заболела дочь Яна, и мы вызвали врача из платной клиники. Приехал Сережа Реутов, собственно, мой четвертый супруг, и он тоже был на девять лет меня младше. Любовь к Сергею Мандрику была еще настолько сильна, что мне тогда захотелось доказать ему, что возраст не помеха, тебя могут любить в любом возрасте. Это было такое показательное выступление, но отомстила я, получается, сама себе. В день свадьбы мне все вокруг кричало, что не нужно выходить замуж за Реутова, и я это понимала. Но я не могла сдать назад, потому что были приглашены гости, заказан ресторан, голуби уже сидели в клетках и ждали, когда их выпустят. Уже его родители приехали. Я не могла ранить чувства всех этих людей. Ночью накануне у меня была температура 40°, меня постоянно рвало — я подхватила какой-то вирус. В 10 утра роспись, а я всю ночь в аду находилась. Я понимала, что это знак и не нужно выходить замуж. Но моя бесконечная ответственность перед людьми сделала свое злое дело, я собрала себя в кулак и пошла. Правда, полсвадьбы потом заболели этой инфекцией, потому что все подходили целовать невесту, как обычно. Сейчас это забавно вспоминать, но тогда было не смешно. Спустя пару лет я поняла, что это совершенно не мой человек. Это был тот самый случай, когда уже я была инициатором развода. Здесь никто никому не изменял, все было замечательно и хорошо, но я просто поняла, что не могу с этим человеком дальше идти, не мой он. Ему были нужны дети, а я уже не готова больше рожать. Запуталась я в этой любви, но нельзя было устраивать такой вот акт самосожжения — выходя замуж за Сережу Реутова, доказывать Мандрику, что меня будут любить, что я все равно молодая, красивая и желанная.
— Уверена, каждый найдет в вашей истории какой-нибудь важный для себя смысл. А у вас столько жизненного материала для творческих вдохновений...
— Наверное, да, стихи и песни рождаются именно на таком фоне — когда у тебя сложный период жизни, любовные драмы… Тогда рождается поэзия и хочется браться за перо. Я вообще люблю писать стихи именно ручкой в тетради, рифмы подбирать. Когда у тебя спокойное, нормальное состояние, все достаточно гармонично, в этот период и писать ничего не хочется. От других поэтов я слышу подобные вещи, что на фоне душевной боли возникают проникновенные стихи и песни. Люди, соответственно, слушают это и чувствуют, что человек прожил эти обстоятельства и перенес на бумагу. И все эти испытания дают определенный опыт и возможность творить и создавать что-то яркое.
