В сборнике анекдотов и фольклора русской интеллигенции, составленном Юрием Боревым, есть шутка о конкурсе памятника к 100-летию со дня смерти Пушкина, в 1937 году. Там третье место занял проект скульптуры «Сталин читает сочинения Пушкина», второе — «Пушкин читает сочинения Сталина», а первое — «Сталин читает сочинения Сталина». Примерно такой же комический прием использовал Розовский, заставив своего Дон Кихота Ламанчского (Станислав Федорчук) штудировать до безумия не сборник «Зеркало рыцарства» (как у Булгакова), а книгу о самом себе — на обложке тома, который держит в руках актер, написано: «Сервантес. Дон Кихот».
Первоисточник сам по себе содержит немало комичных и даже гомерически смешных сцен и реплик, но юмор, схваченный благородной «патиной» времени, имело смысл осовременить и подновить (даже со времен Булгакова, а не с XVI века). Что и сделал Марк Григорьевич.
Например, в сцене встречи Дон Кихота и его будущего оруженосца Санчо Пансы (Юрий Голубцов) последний сокрушенно и патетически произносит, ощутив меч Дон Кихота у своего лба (рыцарь принимает его за колдуна и бросается в бой): «Я сдаюсь — и в этом моя сила».
Отсылка к заезженным политическим слоганам считывается легко, в то время как в булгаковском тексте фраза звучит явно тривиальнее: «Сдаюсь окончательно, бесповоротно, раз и навсегда».
Об актерской работе Голубцова стоит сказать отдельно. В недавней премьере «Крутится, вертится шар...» он исполнял роль гонимого в Российской империи еврея — несчастного, но не утратившего способность радоваться человека. Трагедии в его персонаже было 80%, комедии — 20. А в «Дон Кихоте» артист явил себя в полную силу как комик, причем был таковым во всем: в «неуверенных» движениях, мимике, голосе (подумалось, что Юрий Голубцов мог бы озвучивать, если понадобится замена голосу Вицина, фильмы о мистере Питкине).
Дон Кихот у Федорчука получился тоже отлично — безумие и отвага даются ему хорошо, не хуже, чем сумасбродное размахивание копьем и фехтование. Недаром же Станислав играет Атоса в перезагрузке «Трех мушкетеров» от Розовского. Мушкетеров бывших не бывает, но в паре персонажей «Дон Кихот — Санча Панса» все же второй — ведущий, а первый — ведомый. Хотя это чисто зрительское впечатление от игры молодого и «убеленного сединами» заслуженного артиста РФ.
Еще одна явная удача версии «Дон Кихота» от Розовского — «состаренная» крестьянка Альдонса Лоренсо (которую главный герой избрал в качестве дамы сердца). У Сервантеса и Булгакова вроде бы и намека нет, что Альдонса, мягко говоря, дева в летах. «Милейшая девушка, сеньор, а здорова до того, что приятно взглянуть на нее», — это цитата, описывающая Альдонсу-Дульсинею.
Но Марку Розовскому для удвоения комизма понадобилась скрюченная старуха со старушечьим голосом. 27-летняя выпускница Щукинского института Николина Калиберда голос изменить смогла сама. К ее юным годам гримеры «добросили» еще лет шестьдесят — в итоге получилась образцовая «то ли бабушка, то ли виденье».
Я сознательно останавливаюсь на деталях, чтобы не пересказывать спектакль; но похвалы заслуживают многие из тех, кто его делал: звукооператор (пожалуй, это было лучшее звуковое сопровождение за год, особенно эффектно усилили живую игру Санчо на ханге — металлофоне), монтировщик сцены, романтично опускавший на головы героев Луну и звезды...
И если вернуться к теме сочетания современности и «застывшего в янтаре» канонического текста, то стоит пояснить, как это происходит у Розовского. Вот мы видим аутентичные атрибуты рыцарства, костюмы, реалии постоялого двора или богатого дворянского дома, даже свинина а-ля конец Средневековья выглядит достоверно, — и в эту реконструированную реальность вбрасывается реплика от героини, за которой излишне приударили: «Это харассмент!». А напавшие на Дон Кихота разбойники (Рыцаря печального образа постоянно бьют) превращаются в рокеров в кожанках с огромными шинами-покрышками, перекатываемыми ими из стороны в сторону.
«Молодежи зайдет», — думаешь в такие минуты. И убойная реплика «ваша невинность очень важна для нас»? И фразочка-мем «если перед кем-нибудь судьба закрывает одну дверь, то немедленно открывается какая-нибудь другая». Нужно ли пояснять, что зал встречает их смехом? Или сцена, где герой (кажется, Санчо, но это неточно) вальяжно и величаво машет рукой — точь-в-точь, как Борис Ельцин. (Вообще губернаторство Пансы, обещанное ему за преданность, «обстебали» на полную катушку — с намеками на нечистых на руку современных чиновников.)
Одновременно с этими вкраплениями на специальных экранах транслируют иллюстрации к «Хитроумному идальго Дон Кихоту Ламанчскому» и гравюрный портрет Сервантеса (в конце). Это нужно, чтобы дать понять: отступления носят игровой характер, мы следуем классике, — что соответствует творческому кредо Розовского.
А самая значительная из переделок, им допущенных, — это перемещение главной битвы Дон Кихота со «строем гигантов с длиннейшими костлявыми руками» из картины второй (или начала книги) — в финал спектакля. Зато это сражение дано максимально эпично, плюс ветряные мельницы выступают антропоморфными существами без лиц, но с руками и деревянным черенками в них (явная отсылка к черенкам из продолжения «Утомленных солнцем» Никиты Михалкова, а образы сущностей визуально «рифмуются» с нью-эйдж эстетике фантастических фильмов или «смертям» из клипа Zeit группы Rammstein)
Абсурд и гиперболизация, доведенные до крайности, и у Сервантеса, и у Розовского служат одной цели: возродить героя, который примется «мстить за обиды, нанесенные свирепыми и сильными — беспомощным и слабым, чтобы биться за поруганную честь, чтобы вернуть миру то, что он безвозвратно потерял, — справедливость».
Супергерой ли Дон Кихот? Однозначно. Безумец ли он? Конечно. Но не большие ли безумцы все «нормальные» люди, позволяющие ему блажить и разрушать все на своем пути?
Глупец ли Санчо Панса? Нет, он мудрец, но умеющий «притвориться» простачком, чтобы выжить.
Ответим еще и на вопрос, устарел ли роман Сервантеса? Нет, и никогда не устареет, поскольку перемены в человеческом обществе всегда носят «косметический» характер, а сам человек не меняется из-за того, что изобрели ноутбук или айфон.
