С утра дождь. На Тверской редкие прохожие. Зато у Театра сатиры, что от нее прямо за углом, собираются люди с цветами. Не с пышными букетами и корзинами, а по достатку — он же у всех разный. В 11.00 люди в форме начали запускать публику, пришедшую на последний спектакль Веры Васильевой. Скорбный.
Гроб белый уже на сцене. Справа от него — ряды, которые занимают самые близкие люди актрисы. А из близких-то у Веры Кузьминичны, почитай, никого и не осталось — она пережила брата, мужа, прекрасного Владимира Ушакова, ее возлюбленного по тому самому спектаклю «Свадьба с приданым», всех своих ровесников.
Слева в глубине небольшой скрипичный состав: в театре свой оркестр, который, увы, занят теперь в репертуаре не так активно, как в прежние годы. Все время, что будет идти гражданская панихида, скрипачки в длинных черных платьях будут играть не только траурную, подобающую случаю музыку, но и ту, что Вера любила, — красивую: из Фрэнка Синатры и еще кого-то.
За кулисами первым встречаю Александра Олешко. Он начинал карьеру в Сатире, хотя и проработал совсем недолго. Он дружил с Верой Кузьминичной и, вспомнив ее фирменную песню «На крылечке вдвоем», говорит: «Вот и остались мы на крылечке одни».
«Верочка лежит красивая, как в жизни была», — отмечают все, кто успел подойти к гробу, поклониться и сказать ей последнее «прости». И правда, кажется, что Верочка как будто просто уснула и смерть не тронула ее прелестных черт.
— Правильно жила, потому и красивая, — говорит актер, певец Борис Львович. Он был соседом артистки в доме по Большому Власьевскому переулку. — Удивительный человек Вера. Сколько живу и работаю, ни одного плохого слова ни от кого не слышал о ней. Когда она меня встречала в подъезде, просила: «Боречка, повторите вашу шутку». А какая там шутка? Я однажды, встретив ее у мусоропровода, сказал: «Вера Кузьминична, мы с вами больше, чем родня. У нас с вами общий мусоропровод». Она так смеялась.
Партер Сатиры — а это почти тысяча мест — практически заполнен. Оказывается, пришло не только старшее поколение, выросшее на ее немногочисленных (но каких!!!) фильмах или многочисленных спектаклях, но молодые тоже есть. А есть и залетные: рядом со мной приземлилась пара подвыпивших, неопределенного возраста мужичков. Один даже сухого леща достал, распространив вокруг себя запах соленой рыбы, но на него цыкнули, и те притихли.
Панихиду ведет актер Юрий Васильев.
— У нее много регалий, но самое главное ее звание — «Актриса чести и достоинства», — говорит он. — Вроде и возраст серьезный, и все понятно, но не оставляет чувство — ушел свет из театра, который согревал нас и оберегал. Мы так надеялись, что она с нами будет праздновать 100-летие театра, но так Бог распорядился.
На экране отрывки из ее спектаклей. Это лучше, чем речи с обычным набором по случаю. Вера — графиня, Вера — чья-то мама, Вера — королева и роковая особа. На экране Вера кланяется — такая живая, в красивом платье…
И только после этого на сцену выходит Александр Ширвиндт.
— Верочка, Верочка, Верочка любимая… — повторяет он как-то растерянно. На себя не похож. — Более 60 лет рядом друг с дружкой. Это, конечно, срок. — Он часто останавливается в своей речи. — Когда говорят банальные слова панихидного свойства «эпоха, великая и так далее», это все замечательно, но не всегда 100 процентов. Портрет Ермоловой, если вспомнить, по стати своей красивый, думаю, надо заменять портретом Верочки. Дело в том, что эталон крайне редок во всех сферах. Верочка была таким эталоном. Я на этой сцене столько раз ей изменял. К счастью, в жизни не удалось.
Ловлю себя на том, что атмосфера на прощании совсем не тяжелая, усугубленная и чувством потери, и речами, а какая-то светлая, неспешная. Как это ни страшно звучит — доброжелательная, что ли. Как сама Верочка, которая жила, не притворяясь в непростом мире искусства, где в погоне за успехом люди часто не живут, а выживают — сами или друг друга. А она была другой. Была или самовоспиталась? Тайна.
Из всех телеграмм зачитывают одну — от президента страны. На сцене государев человек, так и не словивший главную болезнь чиновничества — формализм и страх потерять кресло под пятой точкой, Михаил Швыдкой. И слова его поэтому неформальные:
— В 25 лет получить Сталинскую премию и потом всю жизнь доказывать, что это было не случайно, — непросто. Она была очаровательной простушкой. И вот эта простушка стала абсолютной аристократкой. Все были крайне удивлены, когда Плучек предложил ей роль графини в «Женитьбе Фигаро». И эта роль переломила этот образ простушки и ее судьбу.
Максим Аверин:
— Надо заслужить такую жизнь, чтобы в спину не плевали, а улыбались. Вот Вера Кузьминична так прожила, сумев не участвовать в интригах, быть женщиной до конца. Тайна.
Выступают Сергей Газаров, нынешний худрук Сатиры, министр культуры Москвы Александр Кибовский, актрисы Наталья Карпунина и Алена Яковлева, из Театра Маяковского — Александра Равенских, дочь того самого Бориса Равенских, который поставил «Свадьбу с приданым» и которого всю жизнь любила Верочка.
— Тайну ее таланта нельзя разгадать, — говорит она. — И тайну спектакля полувековой давности «Свадьба с приданым» тоже. Наверное, это любовь. Ее верность, ее преданность режиссеру.
Невероятная Даша Милославская, названая дочь актрисы. Да родных таких не часто встретишь, как она. К ней все обращаются исключительно как к родной. Даша благодарит всех и в первых рядах тех, кто всегда подставлял плечо, — Ширвиндта, подруг и уникального врача Татьяну Артемову. «Если бы не она, у нас бы не было последних десяти лет». И самое главное — зрителей, ради которых она жила, произносит Даша.
Финал прощания получился невероятным — сам собой или кто-то так выстроил — неизвестно. Но к микрофону вышла пожилая, но довольно стройная и элегантно одетая дама.
— Актриса Ирина Кострова, — представил ведущий.
Оказалось, что она училась с Васильевой в театральном с 1942 года. У нее и стать, и прямая спина, как у Верочки. Зычным голосом прочла стихотворение Евтушенко о том, что люди — это миры, которые уходят от нас. Как их тогда таких делали — красивых долгожительниц? Снова тайна. А ведущий объявил, что Костровой вообще-то 100 лет, и тут зал тихо ахнул и зааплодировал, несмотря на неуместность аплодисментов.
Последнее «прости» близких у гроба. Наконец, крышка с белоснежным, пузыристым по краям атласом изнутри закрыта, гроб несут со сцены в фойе. И вот он уже плывет на руках небольшое расстояние от главного входа в театр к черному ритуальному микроавтобусу марки «Мерседес». Долгие, долгие, долгие аплодисменты, и чей-то мужской голос «браво!».
