Заканчивается спектакль «Где мы?..». В финальной сцене — Юрий Нифонтов, Федор Добронравов, Артем Минин (в этот вечер он вместо Александра Олешко) и, естественно, Александр Ширвиндт. Парик с седыми длинными волосами, клоунский нос, но не веселенький красненький, а черный. Мрачно произносит:
— Что говорить, все уже тысячу раз говорено. А толку чуть, — говорит его герой Палыч, бывший цирковой артист, оказавшийся в дурдоме, и процитировал Лермонтова.
Последняя лирическая сцена собирает всех участников спектакля. Аплодисменты, цветы, большая часть которых достается герою спектакля, который не подозревает о готовящемся сюрпризе. О нем объявит появившийся на сцене худрук «Сатиры» Сергей Газаров, который и пригласит на сцену начальников киноакадемии — Юлия Гусмана и Андрона Кончаловского. Оба встанут у микрофонов по краям сцены. Ширвиндт оказался посредине — и такой условный треугольник великих устроил короткое шоу. Зал не садился, беспрестанно хохотал, а равновеликие стороны треугольника, не сговариваясь, устроили чемпионат по остроумию. Без домашних заготовок — просто так у них принято.
Спич начинает Гусман, который серьезно сообщил:
— Два года назад Академия «Ника» решила, что великий Ширвиндт достоин высшей награды — «За честь и достоинство».
Кончаловский, прежде чем сказать о Ширвиндте, прошелся по Гусману, которого снимал на днях в своем фильме.
— Юлик все время импровизировал с ролью и своими импровизациями задержал съемку на три часа.
А затем перешел к фигуре Ширвиндта, признавшись, что испытывает к награждаемому товарищу «зависть, злорадство и ненависть». Причем с детства. Потому что всю жизнь его мама рассказывала, что мальчик Шура, появившийся на свет в роддоме им. Грауэрмана, мимо которого и вели мальчика Андрона, какой-то необыкновенный и непременно будет гениальным.
— Ну как такого любить? Это была зависть, перешедшая в ненависть. Эти чувства до сих пор во мне живут. Вручаю тебе эту награду, и смотри, чтобы, как говорил мой папа, не разбил и, главное, чтобы не сперли, — закончил Кончаловский.
У Ширвиндта руки заняты цветами, поэтому «Ника» остается в руках у Кончаловского. Все ждут его ответного слова, потому что знают — это будет нечто. Так и случилось. Во-первых, больше всего Александра Анатольевича впечатлил галстук Кончаловского.
— Их семья обычно надевает шарфы и унты. А это говорит о том, что он либо меня любит, либо действительно пора одеваться по-человечески (аплодисменты). Во-вторых, мой незабвенный друг артист Михал Михалыч Казаков как-то спьяну сказал: «Знаешь что, первый лакмус состоятельности человека и начало его успеха — это когда его пропечатают в кроссворде. Тогда может покатиться». А в конце 50-х любая брошюрка имела кроссворд. Прошли годы, он пришел ко мне с журналом «Водоснабжение и канализация». Так вот, в разделе «канализация» моя фамилия была написана по горизонтали — отсюда начался мой подъем, а кончилось это хорошо одетым Кончаловским (смех, аплодисменты).
За нашим театром есть садик «Аквариум». Там гуляла Фаина Георгиевна Раневская, так вот она все статуэтки и награды разных мастей называла похоронными принадлежностями (смех). Это так и есть, но вообще ни в одной стране мира нет такой магии получения значков, орденов, медалей, как у нас, и это замечательно. Потому что это говорит о том, что наша страна дико экономическивозрела (по аналогии с «половозрела». — М.Р.) — делает из всего статуэтки (смех, бурные аплодисменты).
У гардемаринов или мушкетеров (не помню точно) есть девиз: «Жизнь — Родине, честь — никому». Вдумайтесь в эти замечательные слова.
