Судя по всему, этой серьёзной заявкой новый худрук декларировал свои намерения по дальнейшему развитию театра с весьма непростой историей. Его «Гроза» в сочетании с «Искушением» четко обозначила позицию: никаких политических игр в «Гоголе» больше не будет - только художественные, в центре которых - жизнь человеческого духа. Что, впрочем, не отменяет экспериментов в работе с классикой и использование тех приемов и средств, которые давно присвоил себе театр.
Во всяком случае, грозу, как явление небесное, Яковлев начинает изучать от самой земли - по верху задника сцены узкая полоска экрана с видеоизображением муравейника. Масштаб изображения позволяет подробно рассмотреть хаотичное копошение этих трудолюбивых насекомых, чья жизнь на самом деле строго организована. А под экраном разворачивается жизнь человеческая, которую каждый школьник, даже если и не хотел, все равно проходил по программе. Правда, в большинстве своём эта недетская русская жизнь со своими жестокими нравами в подростковой душе осталась одним мемом: «Катерина - луч света в темном царстве». Но школьникам не было никакого дела до бедной Катерины.
Теперь в Театре Гоголя Антон Яковлев представил интересную трактовку бессмертного произведения, сделав ставку на занятный визуальный ряд (художник Мария Митрофанова, видеохудожник Валентин Кутонов), избежал распространенной в театре подмены смысла (в данном случае заложенного Островским) визуальным рядом.
- Сегодня любая классика должна интерпретироваться ярко, остро, актуально, - уверен режиссёр. - Для этого театр должен использовать современные средства, но при этом не заниматься примитивным искажением авторского текста. В моей «Грозе» я говорю о тех же страстях, которые волновали людей 200 лет назад и продолжают волновать сегодня, потому что по природе своей человек не меняется.
Его «Гроза» условна и в декорации: убегающие от авансцены в глубину два ряда банкеток, с уложенными на них точно такими же, только ножками вверх, похожи на ряды заборов. Меж ними и живут персонажи Островского, одетые Тамарой Эшбой совсем не в исторический костюм и преимущественно чёрного цвета.
Некоторые их действия даже вписываются в нашу реальность: Борис Григорьевич, которого полюбит Катерина, как заезжий турист фиксирует на фотоаппарат жизнь обитателей волжского города. Варвара с Катериной, закинув за плечи опрыскиватель (спринклер), занимаются химической обработкой растений, обмениваясь репликами, ни к растениям, ни к прочим бытовым вещам отношения не имеющими, - исключительно по Островскому. А все больше - к чувствам, одно из которых - искушение. Его в режиссёрской трактовке «Грозы» испытывает не только главная героиня - тут у каждого своё искушение. А значит, всем уделено внимание, все - не проходные персонажи.
Кстати, обтекаемое понятие искушения у Яковлева имеет вполне себе конкретное воплощение в виде барышни в чёрном платье и шляпе, отделанных темным газом, которая сопровождает Катерину - на экране, когда на пару с ней играет на виолончели или опасно раскачивается на качелях, тем самым подчеркивая рискованность поступков своего оригинала. Ходит чуть ли не по пятам с отстраненным видом — искушение как соблазн: и хочется и колется. Именно такое здесь искушение в черном.
Но как бы ни были экипированы герои Островского, они живые, они не из незнакомого прошлого. Яковлев, отлично умеющий работать с актерами, показал часть своей новой труппы - Антона Лызо (Кудряш), Илью Антоненко (Борис Григорьевич), Марка Бурлая (Тихон), Дмитрия Высоцкого (Кулигин), Алёну Гончарову (Варвара), Викторию Кизко (Глаша). Есть и другой состав. Ольга Науменко, проработавшая и в старом Театре Гоголя, и в "Гоголь-центре", а теперь снова оказавшаяся в Театре Гоголя, великолепная Кабаниха. Из старого состава в новой постановки замечательно работают Олег Гущин (Дикой) и Андрей Ребенков, обаятельно-смешно выступивший в роли странницы Феклуши, видимо, шутки ради переименованной в страннника Фёкла.
Слаженная игра актеров в какой-то степени прикрывает прямую иллюстративность решений некоторых образов Островского (зачем Борис Григорьевич два акта носит на шее тяжелую связку веревок? И без того понятно, что он в кабале у дяди. И к тому же такой аксессуар не украсил его черный льняной костюм). Или явно лишней тут стала распространенная в европейском театре еще в нулевые годы тикообразная пластика людей с ментальными нарушениями (хореограф Александра Рудик), которая вроде как должна усилить впечатление от парализующего страха домочадцев перед Кабанихой.
Но какой бы ни была постановка, традиционной или радикальной, если в ней нет Катерины, считай, что и «Грозы» нет - хоть с искушением, хоть и без него. У Антона Яковлева, надо признать, великолепная Катерина. Это Любовь Константинова, которая прошлым летом принята в труппу, но до этого много снимавшаяся в кино (последняя роль - в «Праведнике» Сергея Урсуляка). Маленькая, хрупкая, со светлыми слегка вьющимися волосами. Но какая же в ней внутренняя сила, эмоциональная подвижность и пластичность! Искренность наотмашь, без оглядки. Ее знаменитый монолог «Отчего люди не летают как птицы?» как бы продлён во времени и пространстве первого акта. Она его даже не читает, а в разных интонациях (вопрошая, удивляясь, чуть иронизируя) проигрывает. Она в движении. Играет на грани предчувствия обречённости, в данный момент испытывая чувства светлые, обещающие радость, но тревожные. Удивительная эта актриса, Константинова.
После спектакля я поговорила с ней.
- Люба, в школе подростки не очень-то любят «Грозу»: и время от них далекое, и поведение Катерины им непонятное: чего это она так убивается, изменив мужу? Какое у вас в школе было отношение к этой пьесе?
- Если честно, я не помню своего отношения к ней в школе. Но сейчас и пьеса, и персонажи ее мне безумно интересны. Подростки не не любят «Грозу», они в силу возраста не понимают ее проблематику. Она становится ближе, когда ты вырос и начинаешь понимать, что такое чувства взрослых, дела семейные. А уж тем более когда читаешь «Грозу» в классе, как понять, что такое искушение? Чем взрослее становишься, тем сложнее становится жизнь и оказывается не такой, какой себе ее представлял. Более того, ты сам оказываешься не такой.
- Прежде вы видели постановки «Грозы»? Может, перед началом репетиций смотрели записи старых «Гроз»? Или новых?
- Я видела только одну постановку «Грозы» в телезаписи из Малого театра. Но мне никогда не мешает просмотр чужих работ, потому что, когда меня спрашивают, чем ваша Катерина отличается от других, ответ очевиден — моя говорит моим голосом, у нее моя мимика, мои реакции. И только поэтому моя Катерина не может быть такой же. Есть такая фраза: «В театре всё было, вас не было». Так что я не боюсь смотреть чужие спектакли.
- Что больше всего помогло в работе над ролью? Что было для вас опорой?
- Моя опора - это текст, это буквы, которые написал Александр Николаевич Островский. Исключительно. Если читать глубже, все подсказки, все ключи к роли заложены им там. Там Катеринин максимализм, ее неидеальность. Определение «луч света в темном царстве» совершенно непреложимо к этой девушке. Из текста мы узнаем о детстве Катерины: в шесть лет этот ребенок, которого чем-то родные обидели, ночью одна выбежала на Волгу, забралась в лодку, оттолкнула ее от берега, и нашли ее только на следующее утро. С этого момента начинаешь разгадывать ее характер.
Она - чрезвычайно ранимый организм, максималистка, не боящаяся импульсивных поступков. Ее ведет импульс, сердце, а не рацио. Не очень думает о том, как ее поступки могут повлиять на окружающих, — важно отреагировать. У нее утрированное восприятие мира: видит его очень ярко, близко к сердцу всё принимает. У меня такая шутка есть: «Катерине бы да в театральный вуз». И это не просто шутка, мне кажется, что мы, актеры, очень хорошо понимаем такую природу чувств.
- И все-таки что вам больше всего в ней нравится?
- Нравится находить в ней парадоксы: где она слабая и где безумно сильная или чертовски жалкая в минуты безумной слабости. Я очень люблю Катерину, потому что не вижу в ней никакого луча в темном царстве, а лишь чрезвычайно импульсивного ребенка. А дети во многом бывают жестоки. Для меня было важно понять, что с таким складом характера она не будет знать, чем всё закончится. Она ведь в момент придумала сказать мужу: «Тиша, а не уезжай». Готова менять сюжет, ставить себя в положение героини какого-то кино.
Даже ее грехопадение... Реакция на собственный грех ставит ее в безысходное положение. Если пытаться Катерину спасти, мы не получим Катерину. Она живет во времена, когда расторжение брака было невозможно. И насколько может поменять сюжет, она его меняет: отказалась от веры (единственной своей опоры) ради того, чтобы что-то да почувствовать в этой жизни, что-то да прожить. Мне нравятся многие решения нашего спектакля. Например, отсутствие ужасной драмы при отъезде Бориса. К концу этой мужско-женской истории Борис успевает устать от Катерины — ее слишком много: она из тех, кто живет не на сто процентов, а на двести, триста. И не приезд Тихона положил конец так называемой любви (даже любовью не назову, а огромным, невыплеснутым одиночеством). Она как мотылек, который уже залетел в лампочку.
Мне очень помог наш диалог с Антоном Юрьевичем Яковлевым, его готовность слышать то, как я воспринимала роль, и наши совместные придумки, воплощения, решения. Я очень любила добавлять Катерине иронию (когда она говорит: «Даже если сама судьба этого хочет»), потому что я ее такой слышу — разной. Когда тебе всё важно в героине, вот она и рождается.
