Из досье «МК»: Евгений Вахтангов, родившийся во Владикавказе в 1883 году, женился на Надежде Байцуровой, уроженке этого города. У них родился сын Сергей. В свою очередь, у Сергея родился сын, которого в честь деда назвали Евгением. У Евгения — две дочери, одна из них Дина Вахтангова.
— Дина Евгеньевна, вы застали своего деда?
— Да, я еще помню своего дедушку Сергея — сына Евгения Вахтангова. Он был красавцем — высокий, очень стройный. Достаточно посмотреть его фотографию, чтобы понять, что с такими данными он мог бы стать актером. Но Сергей стал архитектором, работал с Мейерхольдом над созданием его театра ГосТИМ (Государственный театр имени Мейерхольда. — М.Р.). В этом здании теперь филармония — Зал Чайковского. Потом он работал в архитектурном бюро и какое-то время возглавлял его.
Жена деда Сергея тоже была архитектором, а их сын, то есть мой отец, окончил Суриковский художественный институт и стал художником. Впоследствии он получил звание академика Российской академии художеств. Отец родился в эвакуации, в Омске, где Вахтанговский работал во время войны. Моя мать, профессиональная спортсменка, была тренером по плаванию. Они познакомились в спортивном лагере, где мама преподавала плавание; он был в старшем отряде, а она на пять лет его старше. Они были очень красивыми. Я нашла свою детскую фотографию — на ней, говорят, я похожа на прадеда.
— Деду вашему было 15 лет, когда умер Евгений Богратионович, то есть он должен был помнить отца. Что он и уже ваш отец рассказывали о семье?
— Ну что я могу рассказать из наших семейных легенд?.. Мой дедушка Сергей очень много курил, он рассказывал почему. Потому что у его деда, моего, получается, прапрадеда Багратиона Вахтангова, была своя табачная фабрика, и вся семья, естественно, курила. И Евгений Богратионович (именно так принято писать отчество режиссера. - «МК») курил. Даже тогда, когда Багратион не одобрил брака сына и перестал ему присылать из Владикавказа деньги, в сигаретах он ему не отказывал. Деньги не присылал, а сигареты — всегда. И вот у нас у всех это наследственная зависимость от никотина. Я сама курю с 15 лет, мать и отец мои курили, а вот сестра бросила.
От деда Сергея я слышала еще такую легенду про фабрику: там работали люди с плохим зрением либо совсем слепые. Потому что сигареты надо было упаковывать, а такие люди руками «видели» лучше, чем зрячие. И после революции новая власть обвинила Багратиона Вахтангова в том, что он эксплуатирует труд слепых. Хотя, наоборот, это он им давал работу. Вот такой парадокс и штрих к портрету нашего предка.
— А про своего отца, великого режиссера, новатора, основателя театральной школы, что ваш дед Сергей рассказывал?
— Евгений Богратионович мыслями всегда был с театром. Днем из театра он всегда приезжал домой на извозчике, обедал и уезжал обратно. Всегда любил красиво одеваться: в бабочке, белый цвет считал праздничным, любил праздник. Мне рассказывала его ученица Мария Давыдовна Синельникова, как они, молодые артистки, приходя из театра домой, тут же стирали белые блузки, быстро-быстро гладили, чтобы к вечеру надеть их в театр. Ведь бедно жили, других блузок у них не было, а надо было соответствовать требованиям учителя.
— Какие принципы были у Вахтанговых? Что считалось приличным, а что нет? Чего не позволялось ни при каких обстоятельствах?
— Родители моего отца строго к нему относились, хотели в нем, наверное, что-то особенное воспитать. Семья деда была такая, можно сказать, патриархальная, пуританская и не очень дружная. Поэтому, когда мы родились, отец мой сказал: «Я никогда не буду таким, как мои родители». То есть никаких запретов не будет, все на разуме основано. Так и было.
— Я читала переписку Евгения Богратионовича с его другом Олегом Леонидовым. В одном письме он сетовал, что совершенно проигрался в карты, не на что было семью отвезти на отдых в Крым. Что дедушка рассказывал?
— Что же тут рассказывать, если его сын, мой дед, тоже играл. Это по наследству передалось. Но, насколько мне известно, там не было крупных проигрышей — играли без фанатизма, как говорится. Просто у деда была своя компания, куда входили архитекторы и художники, и они играли.
— Мало рассказывают о жене Евгения Богратионовича — Надежде Михайловне Байцуровой, которая всегда была в тени своего великого мужа.
— Она могла бы стать актрисой, но стала домохозяйкой. После смерти мужа создала музей-квартиру в Денежном переулке, была его директором. Как говорил мой отец, туда никогда ни один луч солнца не попадал — первый этаж все-таки. Я тут как-то мимо проходила, посмотрела внимательно: мне кажется, солнца попадало немного. Многие вещи из нашей семьи перешли туда. Надежда Михайловна очень была предана Евгению Богратионовичу и семье. И баловала сыночка: когда он просыпался, ему, уже взрослому, сразу несли кофе в постель на горячей тарелке. Как сейчас это делают в дорогих ресторанах. Так что с утра — кофе и сигарета. Без еды. Так было, даже когда он женился.
Бабушка очень хорошо готовила, и я даже знаю рецепт пирога с капустой. Мой отец обожал в нем начинку из капусты и вареных яиц. Да, это Вахтанговский рецепт. Но в доме не было культа еды, она считалась ну... одним из атрибутов жизни, не более. На Надежде Михайловне держался дом, быт, и она, между прочим, всегда помогала молодым актерам. С ней, например, дружила мать Александра Збруева, они были соседями по Арбату. Она показала своего Сашу Надежде Михайловне, и та первая разглядела в нем талант к актерству.
У Вахтангова были две сестры — Нина и София. Нина всю жизнь жила с ними, а про вторую сестру, Софию, мы не знаем ничего, кроме того что муж ее был чекист.
Никто из потомков Вахтангова не стал заниматься театром. Я, скажем, работаю в Музее Востока заведующей библиотекой, она у нас уникальная. Сестра занимается продюсированием музыкантов, а ее дети, мои племянники, пошли в дизайн, в IT-технологии. Наверное потому, что все заранее понимали, что лучше Евгения Богратионовича в театре быть нельзя. Но, в принципе, мы всегда как бы ощущаем помощь и поддержку от него и от театра.
— В чем это выражается?
— Мы уже не боремся за место под солнцем. Когда открываешь Википедию, можно прочитать, кто такой Вахтангов и его семья. А люди жизнь кладут, чтобы туда попасть.
— Вы не меняли фамилию?
— Нет, я Вахтангова, а у племянников уже другая фамилия. У меня детей нет.
— Получается, вы единственная продолжательница фамилии?
— Да, я старшая из потомков, но не считаю это своим достижением. И потом, племянники, если захотят, могут поменять фамилию. У нас уже есть внуки. Я просто самая старшая. И здесь, во Владикавказе, у нас есть корни. Отец, когда был жив, общался с двоюродными, троюродными братьями и сестрами по линии деда и бабушки. Надо будет искать, но это задача для будущих поколений. Родиться в такой семье — это интересный опыт.
— Вам не приходилось страдать за фамилию? Не говорили вам: «Дина, ты же Вахтангова, как ты себя ведешь»?
— Мне не пришлось, а вот отцу в школе так и говорили учителя. Благодаря театру и особенно его директору Кириллу Игоревичу Кроку сейчас имя Вахтангова воспылало с новой силой.
— У вас что-то сохранилось из фамильных вещей, что-то, чем вы дорожите и что будете передавать потомкам?
— Все в основном передано в музей. Вот в дом во Владикавказе мы сейчас передали мундштук из слоновой кости, он с инкрустацией. Это как раз личный мундштук Евгения Богратионовича. Я очень рада попасть сюда, это такой праздник. И очень благодарю театр за это. Семья чтит.
— И все-таки удивляет, что, имея владикавказские корни, вы впервые приехали в этот город. Как так получилось?
— Так вышло. Но сейчас я хожу по улицам, по дому прадеда (он потрясающий) — и ощущение, что я отсюда как будто и не уезжала.
Владикавказ.
