— Дмитрий, спектакль сделан по вашей книге про Зыкину?
— Она скоро выйдет в свет. А для сцены я написал пьесу «17 лет тайны», которую посвятил моей жене, режиссеру Ольге Давидовне Дубинской. В этом году десять лет, как она трагически погибла в Сухуме. Спектакль родился из моего союза с Дмитрием Сергеевичем Дмитриенко, заслуженным артистом России, который возглавляет Государственный академический русский народный ансамбль «Россия» имени Зыкиной. Дмитрий Сергеевич — выдающийся исполнитель, баянист, у него девять высших наград международных конкурсов баянистов (по-моему, ни у кого столько нет), тончайший дирижер, оркестр которого звучит (это не преувеличение) абсолютно уникально. Как дирижер он прославился одними из лучших в мире интерпретациями русской народной музыки; он профессор, возглавляющий кафедру русских народных инструментов в Музыкальном институте имени Ипполитова-Иванова, сподвижник Людмилы Георгиевны, возглавил ансамбль «Россия» через год после ее смерти. В личном фотоальбоме Людмилы Зыкиной есть такой разворот: большая фотография самой певицы, она указывает пальцем на кого-то, а на соседней странице изображен сам Дмитрий Сергеевич. Он как солист был приглашен работать с ее ансамблем. В творческом смысле — ее наследник.
Я пришел к Дмитрию, мы познакомились, ему понравилась сама идея поставить пьесу, где главной героиней была Зыкина, потому что это их тема, а кроме бриллиантов, о ней сегодня молодое поколение немузыкантов, возможно, ничего и не знает. В пьесе будет про нее все — кроме бриллиантов. Потому что бриллиантом была она сама, а все остальное были слабости.
— Какие же слабости были у Зыкиной?
— Скорее «сочности», детали ее широкой натуры. Кто она? Гений в искусстве — в жизни одна из нас. Невероятные отношения с Фурцевой, когда они, встречаясь как две равносильные женщины, сделавшие карьеру в замкнутом мужском мире, почувствовали симпатию, стали подругами, иногда встречались отвести душу. Мне рассказывали, как, сбросив «дневную униформу», великие женщины позволяли себе расслабиться, превращались в двух проказниц, могли даже, если не спалось, выйти в ночных рубашках на балкон Фурцевой, и Екатерина Алексеевна Зыкиной: «Людмила Георгиевна, ну давай удиви Москву!» — и та вдруг как запоет во всю мощь! А внизу редкие прохожие подпрыгивают от испуга, поднимают голову: что за ночные ангелы поют голосом Зыкиной?! Это реальные подробности.
Зыкина предстает такой глыбой, которая запросто могла общаться с Фурцевой, попросить что-то для кого-то или для себя. Вот она увидела, что, кажется, скрипач Коган ездит на «Пежо», просит такую же машину ей разрешить приобрести, а Фурцева ей отвечает: «Людмила Георгиевна, вы какая певица? Русская. Вот и ездите на «Волге».
— Почему именно у Зыкиной была такая возможность — общаться с той же Фурцевой?
— Фурцева чувствовала, что Зыкина ей ровня. Она всего сама достигла, как и Екатерина Алексеевна. Людмила Георгиевна до сих пор остается уникальной, потому что никому не подражала. Говорят, что первая в мире русской песни по оригинальности — моя любимая Лидия Русланова. Но Лидия Андреевна наследовала во многом своей великой предшественнице Надежде Плевицкой. А у Зыкиной — у единственной — подлинно оригинальная манера звукоизвлечения. Да, есть абсолютно великие самородки: Александра Стрельченко и Ольга Воронец. Две вечных «соперницы» Зыкиной. Зыкина среди них — первая.
— Как рождался лейтмотив спектакля?
— Мы стали думать об альтер-эго Зыкиной… Брать на главную роль певицу-народницу — банально. Их много — прекрасных народниц, почему именно она? Мы решили: «Давайте возьмем полную противоположность — романс, джаз! Давайте возьмем Нину Шацкую!» Нина — прекрасная исполнительница, красавица, меня с ней связывала творческая дружба. И мы стали играть: я альтер-эго Зыкиной, потому что по Фрейду у мужчины женская душа, а у женщины — мужская. Поэтому я играю внутренний мир Зыкиной, роль «наблюдателя» ее жизни, Нина Шацкая — ее сценический образ; ансамбль Дмитрия Дмитриенко — это мир Зыкиной, исполняет все ее шлягеры, но неизвестные, из известных только Марк Фрадкин — «Издалека долго течет река Волга…»
— Для Нины сложно было входить в эту роль?
— Нина уникальная артистка. Я заслушивался ее песней «Колдунья» на стихи Ахматовой: «Нет, царевич, я не та…» Она пробирает до дрожи. А когда она смотрит на меня, у меня ощущение, что Зыкина стоит рядом со мной. Я любил ее музыкальный спектакль про Пьяццоллу, но с Зыкиной все совершенно фантастично. Кстати, бабку Зыкиной, которая была высоченного роста, дети звали колдуньей. Она грибы под землей умела видеть…
Беседовал с ближайшей подругой детства Людмилы Георгиевны — это кладезь воспоминаний о певице. Знаете, что в детстве у Зыкиной было потрясение — цыгане: они появлялись перед войной в овраге березовой рощи, которая окружала больницу Кащенко, в кибитках драных, но ярких, и три дня — музыка, песни, танцы, могли и детей своровать, потом налетали милиционеры, и цыгане снимались табором… Цыганки-гадалки, увешанные золотом и яркими камушками, — я думаю, очень много у Зыкиной от того мира. Когда Нина поет — это все перед глазами встает.
Да, это была большая смелость с ее стороны! Публика привыкла: где Нина — там русский романс, и вдруг русская народная песня! Нина оказалась и «русская», и «народная». Она больше певица, чем жанр, к которому ее приписывают, хотя по особенностям вокала она, да, джазовая, уникальная, а джаз и русская песня — это противоположности, хотя и то и другое рождено фольклором. Джаз — «музыка черных», а русская песня — из тяжелого крестьянского быта, но когда Нина начинает петь «Издалека долго течет река Волга», в этом и Элла Фицджеральд, и Зыкина, и такая ее — Щацкой — мощь.
— У вас уже был генеральный прогон перед премьерой — как принимала публика?
— Мы играли спектакль-превью в Центре Башмета, зал был переполнен, всем понравилось. Еще бы — живая, человечная Зыкина! Не бой-баба, а слабая женщина, иногда беззащитная, сомневающаяся. Ее женская судьба: три раза официально замужем, сколько раз неофициально — неизвестно. А в Доме музыки, где 21 апреля будет официальная премьера, мне ближайшая подруга Людмилы Георгиевны что-то еще расскажет о ее жизни уже для этой премьеры.
— Что же такое было в жизни Зыкиной, скрытое от посторонних глаз?
— Не что-то пикантное, а просто те самые «солевые» подробности, неизвестные публике, которые нужны для создания интриги. Как она умудрялось становиться метр восемьдесят, когда ростом был где-то чуть выше 160 см? Приходите, узнаете.
— Но пикантные подробности тоже будут в спектакле?
— Да, это настоящий музыкальный спектакль. Не концерт с рассказами о Зыкиной: черное-белое, здесь говорим, здесь поем… Этот спектакль выстроен как единый, цельный вокальный монолог очень неординарной женщины Нины Шацкой, которая озвучивает Зыкину. В одном месте наш музыкальный вундеркинд, очень яркая юная Валерия Янковская будет петь русскую народную песню, которую спела 17-летняя Зыкина. Это «Утушка луговая» — молодая Люда на удачу исполнила ее на хоровом конкурсе в 57-м году и выиграла первое место.
— Если бы этот конкурс проходил сегодня, у Зыкиной был бы шанс вырасти после победы до звезды такого масштаба?
— Я спросил Дмитрия Сергеевича Дмитриенко: если бы сейчас в наше время появилась Зыкина, то что? Ответ его был самый грустный: она бы осталась неизвестной. Но, может быть, то, что мы сейчас сделали, — это голос Нины Шацкой (чудо!), талант Дмитрия Дмитриенко и мой… — может, это будет способствовать возвращению тех самых, настоящих критериев.
— А как вы вообще пришли к имени Зыкиной?
— Я ничего не знал про Зыкину. В МХТ им. Чехова у Табакова шел мой спектакль «Последняя ошибка Моцарта», во МХАТе Дорониной — «Красный Моцарт», а Зыкина была далеко. Я знал только про ее бриллианты, и были еще какие-то детские воспоминания от «Волги…» И вдруг — предложение от ансамбля «Россия». Сочинил историю о том, как «девушка из хора» становится душой русской песни. У Зыкиной были очень потаенные вещи, которые она хранила многие годы…
— Какие такие «скелеты» Зыкиной вы достанете для публики?
— У нее были свои секреты. Например, ее мама работала нянечкой в отделении с эпилептиками, в знаменитом «сумасшедшем доме» на Шаболовке, про который пел Высоцкий: «Канатчикова дача». И когда Зыкина услышала песню в исполнении Высоцкого про «Канатку», воскликнула: «Это же мое детство! Я работала там». Оказывается, она шила в цеху смирительные рубашки, пижамы для больных… И вот из ткачих ушла в хор, это было в ее 17–18 лет. Болезненная для нее история второй женитьбы ее отца, который вернулся с войны без глаза. Думаю, ранение в голову как-то отразилось на его психике. А голос остался фантастическим.
Ее жизнь намного интереснее ее бриллиантов. Она никогда не могла быть проигравшей, это в ней было очень сильно развито. Даже если заболела, не сгибалась. Например, как она «держала» свой статус! Александра Стрельченко (муж которой, Владимир Чекалов, был генерал-майором, сотрудником КГБ, служил в охране Кремля, был убит при загадочных обстоятельствах в начале 70-х годов), наша другая величайшая народница, голос — заслушаешься, вспоминала: однажды Зыкина заболела, и выездной правительственный концерт, сборную «солянку», позвали «закрывать» Стрельченко. На концерте должен был присутствовать Леонид Ильич Брежнев. Узнав об этом, больная Зыкина тут же сообщила организаторам, что здорова, и Стрельченко сразу отодвинули в середину программы. Реально хворая Зыкина приехала и «закрыла» концерт. А кто «закрывает», тот и главный — это табель о рангах. Во всем Людмила Георгиевна доказывала, что первая. И ведь это не ревность к успеху других — это ее ощущение от жизни: я — победительница!
— Ее личная жизнь тоже будет доведена до сведения зрителя?
— Как можно без личной жизни? Она же живая, настоящая. С теми же чувствами, что и у нас. Вы знаете, например, что она испытала, когда ее отец после смерти матери Людмилы (она умерла от рака) почти сразу, месяца два с небольшим прошло, привел в дом другую — и Люда сбежала из дому. Это вранье, что ее отец «гулял». Нет, одиночества не мог вынести, сложный характер, непростой. Когда она сама стала взрослой, всегда всех своих любимых бросала первой — пошла в отца. Никогда не позволяла себе оказаться в положении брошенной. Вот, собственно, в этом-то интерес: как она так могла? Что это — испуг или желание никогда не быть проигравшей?
— Вы расскажете про все ее романы?
— У нее было много мужчин. Но будут три любовных линии. Первый муж Владлен, который влюбился в Люду Зыкину из-за того, как она пела в хоре. Второй — красавец фотограф, который не вынес масштаба личности певицы. А был, например, «не муж», композитор Александр Аверкин, который подарил ей песню «На побывку едет молодой моряк», — с ним у нее была самая большая страсть. Мне близкая подруга Людмилы Георгиевны рассказывала, как они видели его сидящим до ночи на скамеечке у нее под окнами.
А вот «творческий» брак был с гениальным баянистом и композитором Виктором Гридиным. Он сделал ее великой певицей, «огранил» ее голос до той прозрачности, чистоты, которая сделала Зыкину уже навсегда узнаваемой. Вы можете быть без слуха, но голос Зыкиной не спутаете ни с чем, так же как и голос Нины Шацкой. Эти две невероятных личности друг друга дополняли, соперничали, и в итоге Людмила Георгиевна опять его первой «отпустила». Где искра зажглась? Поехали на гастроли в ГДР в 1977 году. Между баянистом, хорошим композитором на самом деле, и Людмилой Георгиевной образовалась связь, которая была рождена не влечением плоти. Может быть, первая в ее жизни. Она впервые встретила музыканта, который был выше ее, за которым она тянулась. Отношения длились десять лет. А обычно с мужчиной она была два-три года, и всё. Потому что только страсть. А вот там, где было еще и уважение, восхищение перед талантом, — там длилось долго.
Естественно, все говорят, что более молодой Гридин, дескать, сам ушел к другой, молодой и красивой. А вот и не так. Зыкина сама его раньше «отпустила». Так все и кончилось. Нина Шацкая в нашем с Дмитрием Сергеевичем спектакле говорит: «Все, ты меня перерос, иди!» Вот это удивительно. Ни ревности, ничего. Она, конечно, умела быть глыбой…
— Будет ли в спектакле какая-то совсем неожиданная интрига?
— Да, знакомство Зыкиной с «Битлз». Ведь так просто не знакомят певицу из-за «железного занавеса» с битлами. Говорят, дескать, она такая великая, и «Битлз» к ней сами подошли. Конечно, так не бывает. Была целая операция, устроенная нашим экономическим советником посольства; было сделано так, что в одно и то же время Людмила Георгиевна приходит в ресторан, и там находятся «Битлз». И потом их как бы случайно знакомят, потому что битлам, которые были настроены против войны США во Вьетнаме, интересно было узнать, кто эти «красные из-за железного занавеса». На квартет, который придерживался левых взглядов, старались выйти наши спецслужбы — они стали бы хорошими «агентами влияния», а Людмила Георгиевна была одной из таких, пусть и неудавшихся попыток. Я почти уверен, там была такая кэгэбэшная подоплека, потому что с «Битлз» просто так никого нельзя было познакомить.
— Как вы обыгрываете встречу Зыкиной и «Битлз»?
— Я рассказываю в лицах, а Нина в этот момент поет ту самую песню, которую Зыкина на самом деле исполнила для «Битлз». Она запела, битлы в ответ попробовали подпеть на четыре голоса, получился не квартет, а квинтет: Зыкина, Леннон, Маккартни, Харрисон, Старр…
И вот Нина Шацкая поет за Зыкину, а музыканты — за Леннона и Маккартни. В ансамбле Дмитрия Дмитриенко все исполнители — виртуозы. Соло на баяне — чемпион мира по баяну Олжас Нурланов, а соло на гуслях в эпизоде с «битловским квинтетом» — Алексей Абраменко.
— То есть вы еще и криминальный сюжет в спектакль добавили?
— Не криминальный, а детективный. Много тайн вокруг Людмилы Георгиевны… Это не то чтобы конспирологический сюжет. Просто деталь, как власть пыталась ее использовать как проводницу в своих идеологических интересах. Она уже после, когда сама стала «небожителем», узнала, что это боги, а тогда вообще не поняла, кто это такие — какие-то патлатые. «Ну, «Битлз», ну, знает их весь мир, а меня знает весь Советский Союз, одна шестая планеты!» Она всегда себя уважала.
— Не боитесь критики: дескать, все слишком откровенно?
— Нет, мы делаем, во что верим, и рассказываем про ту, кого любим. Правда и художественная догадка не могут быть сплетней. Мы не идем на поводу у публики. Сама жизнь Зыкиной давала поводы. Нет в нашем спектакле ничего пошлого, никакого «бриллиантирования». Мы рассказываем о мятущейся душе большого художника, а простота (то, что есть у нас с вами) оттеняет ее величие.
— С другой стороны, что же скрывать, если такое действительно было…
— Там нет ничего постыдного, а делать из Зыкиной постную, скучную «куклу» — это убивать к ней интерес, убивать о ней память.
И еще одна потрясающая вещь про Людмилу Георгиевну, которую никто не знает. Она, как школьница, до самых последних дней ходила учила новую песню часами у себя в коридоре Театра песни — первый этаж обычного многоэтажного дома. Ходит по коридорам и вбивает в себя текст, как какая-то девочка-первокурсница. Чрезвычайно ответственно подходила… Оставалась все той же «Люськой Зыкиной из Москонцерта», которая только училась петь и была потрясающе дисциплинированна.
— 21 апреля в Доме музыки пройдет большая мировая премьера, а что ждет спектакль потом?
— Мы поедем по городам и весям и, возможно, в дружественные заграничные страны. Будем подавать на грант, так как такой спектакль и про такую артистку — наше национальное достояние, который должна увидеть вся страна. Будем обязательно подавать на гранты Фонда социально-культурных инициатив с этой постановкой — для расширения географии гастролей и подачи. А возможно, и для документального кино. Ведем переговоры со «Славянским базаром», с его гендиректором Глебом Лапицким. Как говорила Зыкина: «Добрые силы — в ваших намерениях».
