- Сергей Александрович, начнем с вопросов насущных. Считаете ли вы, что русская литература сегодня находится в состоянии кризиса? Что ждет нашу прозу и поэзию завтра? Уменьшилось ли влияние русской литературы на мировую из-за так называемой «отмены русской культуры»? Или отменить Толстого и Достоевского невозможно?
- Знаете, именно люди, которые мало читают, постоянно говорят о кризисе или об умирании литературы. Для меня такие высказывания – признак читательской, а то и душевной лености. Хоронить литпроцесс куда проще, чем следить за ним. Любой длинный список «Ясной Поляны», «Большой книги» или «Нацбеста» открывает картину живой, полнокровной, разноцветной жизни. Талантливых писателей – множество, особенно среди молодых. Я это вижу и как главред «Юности», и по участникам мастерских АСПИР, всероссийских и региональных, и по студентам. Другое дело – тех же поэтов или критиков надо поддерживать, давать им пространство для осуществления своего дара, поддерживать материально и информационно. Неслучайно я делаю на канале «Культура» программу «Открытая книга», в которой подробно говорю с писателями об их книгах. Это и молодые, и пожилые, и начинающие, и маститые, и традиционалисты, и новаторы… Зрительский интерес становится читательским. Открыв для себя писателя, идешь в книжный. Надо больше приобщать наших людей к современной литературе, просвещать, тем более такая ответная жажда есть. В ближайших планах Ассоциации серьезные отношения с театральным и киношным миром, чтобы книги превращались в спектакли и фильмы.
Я думаю, никакой тотальной отмены русской классики не будет. Русская классика неуязвима. Да, возможно, появятся лакуны в репертуарах, умолчания, международные культурные связи, проекты пострадают – уже страдают... Но очень хочется надеяться, что это пройдет.
- Поскольку зашла речь об Ассоциации Союзов писателей – скажите, зачем понадобилось их объединять? Изначальный проект предусматривал слияние всех в единый Союз, как было в результате литературной борьбы в СССР в 30-х годах? Изменились ли планы по состоянию на январь 2023 года?
- Создание Ассоциации – ответ на жизненные запросы писательских и издательских сообществ. На писателя не надо давить, не надо ограничивать его творческую свободу, а что действительно нужно – социальная защита, помощь в литературном заработке (на гонорары живут единицы), поездки по стране, встречи с читателями, возможность работать в резиденции. Или вот писатель в кризисной ситуации (болезнь, пожар, какое-то несчастье) – кто ему поможет? Нам все это начало удаваться.
Ассоциация собрала вместе крупнейшие союзы, возникшие тридцать лет назад после распада Союза писателей СССР, и еще множество знаменитых, ярких, любимых читателями авторов. Конечно, они все по-прежнему очень разные не только идейно, но и эстетически. Но у меня нет и не может быть планов навязывать кому-то какую-то унификацию. Она и не нужна. Есть главная задача – создавать условия для работы. Как именно? Надо спасать толстые литературные журналы, передавать навыки мастерства новым писательским поколениям (для этого создаются детские центры по всей стране и мастерские для начинающих во всех федеральных округах). А еще необходимо переводить национальную литературу, поддерживать русский язык и словесность, где возможно. Чем и занимаемся.
- Как писателя вас интересуют советские классики? В серии ЖЗЛ вы написали том о Катаеве, почему именно о нем? Какое место Валентин Петрович занимает в литературе – «советский», «антисоветчик» или «золотая середина»? То, что Катаев возглавлял «Юность» в 60-е, а в XXI веке – вы, совпадение? Или этот факт записался «на подкорку» во время исследований и предопределил вашу судьбу?
- Катаев был не про идеологию, а про красоту. Блестящий стилист, первоклассный писатель, умудрявшийся сохранить эстетическую свободу в самые сложные времена. Его, вчерашнего белого офицера, чуть не расстреляли в Одесской ЧК, но и ему же десятилетия спустя повесили золотую звезду героя Соцтруда. Можно сказать, он был до-советский, бунинский ученик, которого увлекательно сопоставлять с Набоковым. Линия зримой и одухотворенной памяти делала Катаева принадлежным Серебряному веку более, чем своей эпохе, – причем так, что эпоха того не замечала. Но совершенно точно, что Катаев с его художественной страстью никогда не был срединным человеком, фифти-фифти – это не про него.
Мое назначение в «Юность» – история для меня, конечно, мистическая. Вероятно, какая-то высшая, небесная режиссура здесь сработала, иначе не знаю, как объяснить. Написал книгу про придумавшего «Юность» Катаева, потом он мне приснился в редакции и пожал руку, потом позвонили оттуда и пригласили… Как говорит дочь Катаева, Валентин Петрович был бы доволен сегодняшней жизнью своего журнала.
- XXI век — время журналов, бумажных или электронных книг? Или чего-то другого? Какой носитель в итоге «победит»?
- Я верю в бумагу, в крепкий переплет, в типографский запах... Книга в России до сих пор – важный факт материальной культуры. Человеку надо прикасаться к книге, листать, возвращаться, загибать уголки, чувствовать ее вес на руке... У нас сегодня в общем книгообороте доля электронных книг всего около 16 процентов. Несмотря на лютые цены, люди идут в книжные магазины, на ярмарках не протолкнуться, 70 процентов книг реализуются через книготорговые сети – тяжеловесное, затратное, родное дело. И во всем мире возвращается приязнь к бумажной книге. Рад, что только что пробил в Госдуме важный закон, поддерживающий книжные магазины как социальные предприятия. Очень многое читаю с экрана, но бережно заставляю полки в своих шкафах.
Что касается журналов, Ассоциация им старается пособлять, но неустанно добиваюсь, чтобы при государственной поддержке они попадали в библиотеки страны – это способно по-настоящему помочь «толстякам», без которых нет отечественной культуры.
- Как Вы относитесь к уехавшим писателям. Сейчас звучат призывы вернуть в Россию всех, кто покинул страну после февраля (Озвучиваются и другие варианты, как с ними поступить, но об этом не будем). Кого бы вы хотели «вернуть» из коллег по писательскому делу?
- Я не знаю, как можно кого-то вернуть призывами. Но, конечно, важно держать двери открытыми. Люди уезжали по разным причинам – и возвращаться должны тоже по разным. Главное, чтобы по своим…
Что я определенно не поддерживаю – агрессию, травлю, доносительство, лихорадочный поиск «врагов». Это ведет к разрушению культуры, общества, человечности. Русский писатель должен быть за милосердие.
Для себя я решил жить и работать здесь, и пока есть возможность, продолжать делать то, что считаю важным и добрым.
- Ваши деды по линии матери и отца погибли на фронтах «Зимней войны» и Великой Отечественной. Как относились в семье к Победе? Как отмечали 9 мая?
- В детстве я часто открывал альбом с фотографиями предков, и этот праздник связан для меня с вглядыванием в их лица. Мои родители не знали своих отцов. Помню, что девятого мая мой отец, священник, всегда вспоминал вот какую историю. Отец приколол его фотокарточку к груди, как рассказывал потом однополчанин. Так вот, малыш играл на полу в избе в войну и вдруг заплакал, закричал: «Папку убили, папку убили!» На огромном расстоянии он почувствовал гибель отца, которому пуля попала прямо в сердце, пробив эту фотографию.
А мама со слов своей мамы рассказывала, что та, беременная, солнечным утром стояла у окна и внезапно вокруг потемнело. В ту минуту она стала вдовой. Сразу почувствовала и поняла: муж убит.
Для меня 9 мая – праздник семейный, домашний, личный. Это не повод покрасоваться, бросая трескучие фразы. Это светлый праздник, в котором память и боль. Например, кроме деда Ивана, погибли еще трое его братьев и у бабушки моей – четверо, и все из одной деревни.
- Какое произведение современников вы бы включили в школьную программу? Кого считаете крупнейшим ныне живущим прозаиком РФ?
- Мне кажется, прежде чем кого-либо добавлять в школьную программу, нужно хорошенько это обдумывать и обсуждать, советоваться с педагогами, литераторами, родителями, да и с детьми.
Из современных писателей всегда с интересом читаю Алексея Варламова, Романа Сенчина, Евгения Водолазкина, Павла Басинского, Дмитрия Данилова, Ольгу Славникову, Марину Степнову и многих других.
- Выскажитесь, пожалуйста, о маркировке книг для детей и подростков, и последовавшей за маркировкой выведением из-под действия закона классики, изучаемой в школе. Как вы голосовали за эти законы?
- Ну как я мог голосовать, если был одним из инициаторов законопроекта о внесении соответствующих изменений? Теперь не только школьная классика выведена из зоны возрастных ограничений, но и великие религиозные книги – Библия, Танах, Коран, Ганджур. Это же абсурд – Евангелие 16+, или не продать подростку книгу Есенина. Вот этот абсурд удалось исправить.
- Что вы сейчас пишете? Когда следующая книга?
- Написал роман. Думаю, когда издавать. Немного отлежится, наверное. И пишу книгу о Юрии Казакове, замечательном русском рассказчике, чья судьба сама как рассказ, оборванный, от этого горький, но и таинственно чарующий.
- И можно лирический вопрос? Если бы в бескрайний космос от каждой страны отправили ОДНУ книгу, какая бы, на ваш взгляд, должна была представлять нашу литературу?
- Пусть будет «Анна Каренина».
