Инна Чурикова — тот счастливый случай, то исключение, когда Бог дал всего, отсыпал горкой немерено, и она все это в себе несла, ничего не пролила, все отдавала своему Зрителю. Есть актрисы, у которых прекрасно идет в театре, сцена для них святое, но в кино — не то, не так и не всегда. Бывает наоборот. Есть актрисы, которые снимаются только у своих мужей-режиссеров, а другие их почему-то в упор не видят, даже не приглашают.
У Инны Чуриковой все сошлось, сбылось, откликнулось. И на театре с Захаровым она прима №1, и в кино есть прекрасный Глеб Панфилов, который ее сделал, но есть и иные, тоже великолепные, не видевшие, не представлявшие свое кино без Чуриковой.
Вот в шахназаровском «Курьере», который в последний месяц так часто показывали на ТВ. Это же надо было так спеть, как она спела «И снится нам не рокот космодрома», не попадая ни в одну ноту, так тепло, бережно посмеяться и над своей героиней, и над собой, чтобы мы сразу увидели эту женщину, такую добрую и нелепую, несчастную. И естественную. В одной только песне весь образ, характер, судьба.
И еще один прекрасный фильм, несколько раз показанный совсем недавно, — «Ребро Адама». У нее там три жениха, три (!), да две дочки от этих женихов, да лежачая старенькая мама, когда-то отвадившая этих женихов, испортившая ей жизнь… Там Чурикова вся такая земная-земная… Но такая шикарная в этой своей простоте, такая манкая, желанная… И ты понимаешь, что три жениха, все как один нежно влюбленные в нее, это не предел.
А теперь Жванецкий. Умри, лучше его не скажешь. Он это читал на юбилей Инны Михайловны и на свой юбилей, делая таким образом себе подарок. Надо знать Жванецкого: откликаясь на все круглые даты, он мог так двусмысленно поздравить, если ты пересекался с ним на одном поле. Инна Михайловна Чурикова никак с ним не пересекалась в творчестве, не была конкурентом, поэтому ей Михаил Михайлович отдал всю свою любовь, до капли, без остатка. И весь свой сарказм, но такой добрый, без примесей. Потому что Инна Михайловна, единственно и только она, достойна этого панегирика.
Не знаю ничего лучшего, чем Инна Михайловна Чурикова на сцене и в зале. Когда она в зале — на сцене образуется особая атмосфера. Когда она на сцене — в зале образуется особая атмосфера.
…Эта женщина выглядит так, как она хочет, и даже так, как ее попросят. Нет возраста, и все. И не было. Ну, родилась такой. Вот это отсутствие возраста и красоты с детства приучило ее к порядочности, доброте и потрясающему чувству юмора — своего и чужого. Терять было нечего. Красоту она приобрела недавно. И с ней она приобрела все по полной шкале. Инна Михайловна Чурикова становится все соблазнительней. Перевоплощаясь, попадает в любой возраст и в любую сексуальность. И не тоскливую: «Так к кому пойдем — к тебе или ко мне?» А ту высшую, когда к тому, что мы видим, прибавляется то, что мы хотим. Ибо когда она выходит на сцену, от нее отделяется талант и играет, что он хочет. И мы, и она наблюдаем за этим со стороны.
Мы помним бывших красавиц. Тех, кто не только увял, а остервенел, вышел из строя, потерял внешность, трезвость и в результате попал в жюри.
Инночке Михайловне до жюри далеко, она тянет любой фильм, тянет любой спектакль, и все это — не зная, как она выглядит и когда кончится то, что и не начиналось.
И на вопрос: «Инна Михайловна, как вы помните все эти роли?» — она может ответить: «Я их не помню, я их знаю».
«Один грузин, мой знакомый друг»
И опять «Культура», новогодние праздники. Повторяют «Песню-80». «Выступает Вахтанг Кикабидзе», — объявляют. И он выходит: «Мои года, мое богатство». Ему тогда было 42 года.
К этому исполнению он специально себя старил, отрастил седую бороду. «Пусть голова моя седа…» Потом столько смеялись над той песней, в общем-то прекрасной, мудрой и философской, анекдоты придумывали. И Вахтанг Константинович смеялся, юмор был его второй натурой, неотъемлемой. И пафоса он очень не любил.
…Я был в Баку на юбилее Полада Бюль-бюль оглы. Именинник дал большой концерт с приглашенными знакомыми гостями. Съехался весь бывший Советский Союз. Пел Кикабидзе. К сожалению, я приехал чуть позже и пропустил это выступление. Но сидел в зале, как оказалось, с его продюсером. Он дал мне свою визитку, так, на будущее.
На мой день рождения родные подарили поездку в Грузию. На неделю. Да, это была мечта. Потому что тбилисское «Динамо». И потому что Кикабидзе. И «Мимино». И грузины. Еще в Москве я позвонил продюсеру, он обещал.
И вот три часа на такси из Тбилиси в Аджарию, где Вахтанг Константинович лечился в санатории. Вокруг чудо-озеро. «Он вас ждет в столовой, проходите». Зашел. За одиноким столиком сидит обедает пожилой, очень худой мужчина. Седой. Сначала не узнал даже, все-таки в памяти сидит тот летчик (который еще иногда эндокринолог) от 1977 года. Официант принес еду. Я смотрел на него: сухой, старый человек. Но глаза! Его выдали глаза. В них резвились огоньки, да еще с хитринкой. Глаза смеялись, брызгали иронией, такой искренней, душевной. Он говорил тихо, неторопливо. Он вспоминал.
Да, перед встречей-интервью мне сказали: только не надо о политике. Ну при чем здесь политика, когда есть «Мимино». Самый лучший фильм о Советском Союзе, тех отношениях, которых не вернуть уже никогда. Фильм-анекдот, но так похожий на мечту и правду. Ведь он, Буба, Мимино, Вахтанг, — ну нет роднее человека. Вся политика уйдет, Буба останется. Потому что, когда он жил с нами, это было счастье. А счастье предавать нельзя.
