Как и обещал нынешний гендиректор МХАТа, а теперь еще и заслуженный театральный строитель Владимир Кехман, ремонт в Художественном на Тверском бульваре удался. Туалеты, буфеты, фойе, зрительный зал — стильно, дорого, комфортно. Нет сомнения, что это будет самое модное место в Москве. Хотя гости, приглашенные на открытие, — герои отнюдь не светской хроники с красных дорожек, а солидные люди из властных и бизнес-структур.
Зрительный зал поменял панели на балконах и цвет полового покрытия (теперь он светлый, под стать новым креслам), а в результате увеличения расстояния между рядами потерял 215 мест — теперь их 1380. Занавес — светло-золотой, роскошный, с кистями, но с него почему-то упорхнула знаменитая мхатовская чайка. Куда это подевалась птичка? Зато перед занавесом появился Владимир Кехман.
— Я очень горд и счастлив, что стою на этой сцене благодаря Богу. То, что мы смогли сделать, а вы все увидели, для меня абсолютное счастье. Поэтому — Гимн России! — объявил он.
Зал встал. На авансцене детский хор, специально прилетевший в Москву из Новосибирска, в центре которого — красавица Екатерина Волкова в блестящем ярко-красном платье, что не очень-то монтировалось с рядами кожаных курток старого образца, висевшими за красивой солисткой с юными хористами. Как на каком-нибудь Черкизоне. Актриса начала гимн: «Россия — великая наша держава…» «…Россия — могучая наша страна», — подхватили нежные детские голоса, а им с верхнего яруса уже раскатисто отвечал хор Михайловского театра. И столь мощное и качественное исполнение произвело на публику сильное впечатление. Она не подозревала, какое потрясение ее ждет впереди.
После гимна золотой занавес скрыл хор, и вновь возник гендиректор МХАТа, который, как и положено в таких случаях, поблагодарил ряд государственных деятелей за поддержку. Но то было не формальное «спасибо», а по сути программная речь, изложенная за 5 минут и 12 секунд. Вот ее фрагменты. Первый адресован председателю государственной корпорации развития «ВЭБ.РФ» Игорю Шувалову:
— Я невероятно вам благодарен именно за то, что вы сказали, что я идиот, раз хочу поменять Москву: «Не надо этого делать». Но тем не менее хочу вам сказать: я все-таки попытаюсь это сделать — изменить театральное пространство этого города.
Для каждого у Владимира Абрамовича нашлись нестандартные слова благодарности: министру культуры Ольге Любимовой, которая не смогла присутствовать по причине болезни, но присутствовал ее «невероятный папа, который дает мне бесценные советы» (профессор и ректор «Щепки» Борис Любимов. — М.Р.).
Надеюсь, советы пригодятся Владимиру Абрамовичу в его желании сделать то, что в свое время не успел сделать основатель Художественного театра Константин Станиславский. Впрочем, чего именно желал К.С., нынешний его руководитель распространяться не стал. Упомянул и министра финансов Антона Силуанова, с которым делает уже второй театр после Новосибирской оперы и балета.
— И теперь вот этот театр, который, я надеюсь, к 25-му году станет самым оснащенным театром нашей страны и одним из самых оснащенных театров Европы…
Ну и, конечно же, низкий поклон аппарату правительства, «без которого — никуда». Как и без Администрации Президента, без которой «здесь вообще ничего не бывает». А теперь о главной благодарности — Президенту России Владимиру Путину, подписавшему Указ о праздновании 125-летия театра, как сказал Кехман (внимание!!!), «которого нет».
— В этом, конечно, мудрость Владимира Владимировича, потому что я надеюсь, что в следующем году этот театр возникнет. И указ празднования именно Художественного общедоступного театра станет, скажем так, предтечей новых интересных изменений, которые произойдут на этой сцене.
Новое и интересное, показанное после речи, произвело сильное впечатление. Первым спектаклем обновленного МХАТа, претендующего на лидирующие позиции, стал «Нежданно-негаданно» по рассказу 1997 года Валентина Распутина. На резком контрасте с золотым занавесом оказалась Россия двадцатипятилетней давности — проклятые 90-е. И не Москва или Питер, а далекий Иркутск, где рынок с китайскими товарами, попрошайки, бандиты, обменник со смешным курсом — 5 и 6 тысяч с копейками за доллар. Сегодня это смотрится как... фу, ну просто фу. Особенно после посещения роскошного театрального буфета МХАТа с обслуживанием по высшему разряду, к которому Москва давно привыкла. А тут… В морду бьют, с женскими тряпками пристают: «Купи жене, купи…» Рынок крышуют местные бандиты в связке с ментом; проститутка, маленькая попрошайка — все это живет как может под «Агату Кристи».
Сеня (Марат Башаров), мужчина лет пятидесяти, рассказывает, что с ним случилось на этом «шанхае». Приехав со списком от жены купить то да се, Сеня увидел маленькую девочку, ну чистого белокурого ангела, которая просила подаяние. И ей подавали. Заработок, само собой, забирали бандиты Бурого (хорошая работа Николая Коротаева) и братца его (замечательный Андрей Вешкурцев). Сеня девочку пожалел, но так вышло, что он, жалеючи ее до боли в сердце, не хотел, да все же увез с собой в Закамориху к жене Гале (Наталья Медведева и Екатерина Волкова). А потом пришли бандиты и девочку забрали. Вот и весь сюжет у Распутина, проза которого — простая, сдержанная, с речевым колоритом. О страшном он повествует или философствует: «…Если мы сегодня такие умные, почему мы вчера были такие дураки? При всеобщем среднем образовании с заходом в высшее. И работу мы делали не ту, и ели не то, и спали не так, и ребятишек делали не с той стороны. Кругом мы были не те. Но почему? Говорят, нас специально учили так, чтобы и высшее образование было не выше дураков. Такая была государственная задача. Ладно, задача… Но почему?.. Если мы все были такие дураки, как мы за один кувырк стали такие умные?»
Режиссер Галина Полищук вместе с автором инсценировки Еленой Исаевой распутинский рассказ эмоционально усилили и в подробностях прописали бандитскую линию — жесть. На суше, на авансцене, где художник раскинул рынок, и в воде, разлитой дальше в глубине сцены, — это Ангара, в которой и живут, и мочат, причем в прямом смысле — убивают жестко, беспощадно и почти натурально, но без мата.
Сидишь и думаешь: «Неужели всего двадцать пять лет назад Россия была такой? И нужна ли сегодняшней России, которая, прорвавшись через беспредел 90-х, а сейчас пребывает в условиях СВО, не до конца принимая эти условия, такая правда? Может быть, сейчас зрителю не напоминать, может, ему красивенькое, утешительненькое приготовить? Отдавал ли себе отчет Владимир Кехман, выбирая именно этом материал для постановки в качестве заявки на актуальный Художественный театр?»
В антракте в буфете я вижу, как публику несколько прибило. Кто-то в голос возмущался: «Не могу на это смотреть. Дайте красного вина» — и противоположное: «Прямо европейский подход, там в театр идут за болью, ужасом и эмоцией. Мне коньяка».
Эмоций тут через край. Несмотря на издержки инсценировки (стоило ли герою давать роль рассказчика?), жестокая правда, как это ни странно, подана в удивительном свете: именно работа художника по свету Васильева придала происходящему на сцене инфернальность, образ морока всей страны — а было ли это? Свет холодный, с эффектом отражения от воды.
Марату Башарову, исполнителю роли Сени, явно мешает роль рассказчика, во всяком случае, эмоционально от начала до конца он не может выйти из одного состояния — сострадательной растерянности. Возможно, это объясняется волнением первого показа.
Но, несмотря на выразительную сценическую жесть, которая настырно окунает благополучного московского зрителя в прошлое, в зале стоит тишина. Шок — так, скорее, можно охарактеризовать атмосферу на премьерном спектакле в театре, которого пока нет, но который, по словам Кехмана, появится. Первый шаг уже сделан. Поднят вопрос — что такое актуальность на сцене: просто голые люди, у некоторых продвинутых режиссеров имитирующие испражнение, или попытка серьезно оглянуться, чтобы не забывать, из какой грязи мы вышли, а некоторые выбились в князи. И осмыслить это.
Артисты разных поколений работают прилично в двух стилистиках — реалистичной, бытовой (все сцены с бедным населением) и пластической, которая довольно эффектно смотрится в сочетании с водой и светом. Но в первом случае существует огромная проблема с микрофонами, из-за которых, особенно в первом акте, плохо было слышно артистов. Во МХАТе на Тверском всегда играли без микрофонов, и совершенно непонятно, почему на этот раз решили прибегнуть к гарнитуре. Возможно, при наличии фонограммной музыки хотели как лучше, а получилось как всегда.
Во втором акте у актеров появился серьезный конкурент — живая дворняга, играющая собаку в доме бедных Поздняковых, пригревших чужую девочку, а по сути спасающих ее. Дворняжка настолько оказалась талантливой «актрисой», что безупречно выполняла команды по тексту, а на поклонах даже вышла вперед артистов за цветами. Хотя корзина явно предназначалась не ей.
После спектакля мне все-таки удалось выяснить, нет, не про собачку, а про птичку — почему с мхатовского занавеса исчезла чайка.
— Это не наша чайка, она из Камергерского. Наша будет на железном занавесе (пожарный занавес. — М.Р.), когда его сделают, — пояснил мне Владимир Кехман.
