Юрий Кублановский, ныне живущий классик русской поэзии, публицист и искусствовед, считает, что мы все ошиблись с количеством революций:
— Убежден, что революция в России была только одна — Февральская. А 25 октября был переворот, когда на смену усугубляющемуся разложению и анархии пришла кровавая диктатура. Что было бы, если б большевики не захватили тогда власть, для меня до сих пор загадка. И я посейчас жалею, что не спросил об этом у Александра Исаевича Солженицына. Был, очевидно, в ту пору не готов к такой постановке вопроса…
Иван Есаулов, литературовед, доктор филологических наук, назвал произошедшее в 1917 году катастрофой:
— Это была русская катастрофа, растянувшаяся на целый век, от которой мы до сих пор не можем оправиться. Революция не имела «интернационального» характера (это была лишь пропагандная декларация), скорее отчетливо антирусский. Это (особенно поначалу) и не особенно скрывалось вождями Революции.
Достаточно вспомнить хотя бы русофобскую статью В.И.Ленина «О национальной гордости великороссов», а также другие его известные высказывания. Россия не только на долгие десятилетия утратила само свое имя, но и в некоторых советских энциклопедиях обозначалась буквой «б» («бывшая»).
На пятнадцать лет было запрещено систематическое преподавание как русской истории, так и истории русской литературы, они замещались «интернационалистскими» курсами. Считалось, что само понятие «русская история» это «контрреволюционный термин». Да и в советских школьных учебниках история нашей страны, когда ее разрешили преподавать, начиналась не с Руси, а с «царства Урарту», иными словами, подчеркивалось, что это не история собственно России, а история чего-то иного.
Да и после этих пятнадцати погромных лет «героями» в образовательном процессе оказывались такие деятели, которые расшатывали или взрывали государство Российское. И я бы не сказал, что эта нигилистическая по отношению к русской истории тенденция вполне преодолена до сих пор.
Поэт из Екатеринбурга Константин Комаров, исследователь творчества Маяковского, заявил, что ему по пути с классиком, а значит, их взгляды и на революцию совпадают:
— «Когда я итожу то, что прожил, и роюсь в днях — ярчайший где, я вспоминаю одно и то же: двадцать пятое, первый день» — писал Владимир Маяковский в поэме «Хорошо», посвященной десятой годовщине Октябрьской революции.
Я шагаю по жизни с Маяком, посему и для меня — через его посредство — это день не рядовой. Да и не может он быть рядовым просто потому, что знаменует собой одно из ключевых событий ХХ века, несет отголоски азарта и воодушевления идеалистов-романтиков, решившихся построить новый мир на началах социальной справедливости.
Во что этот азарт вылился дальше — другой вопрос. Однако этот праздник глубоко пророс в саму плоть нашей (пусть и сильно изменившейся со времен СССР) действительности. И пока живы люди, заставшие советское время (для которых это поистине народный праздник), и — шире — пока есть люди с революционным мировоззрением, 7 ноября (как и Первомай) будет гулко выделяться из прочих дней в году.
Поэт из Санкт-Петербурга — города, где прозвучали залпы «Авроры», — Евгений Дьяконов рассказал не только о революции, но и ее питерских воплощениях:
— Мое отношение к 7 ноября неоднозначное. Другое дело 9 мая! С одной стороны, нельзя не ощутить колоссальный позитивный импульс веры в светлое будущее, объединивший народ. Советское искусство прекрасно демонстрирует добрые, искренние отношения между людьми, патриотические чувства к Родине и т.д. С другой стороны, большевистская идеология, асфальтовым катком проехавшая по православной церкви, по нашему духовному фундаменту, не рождает никаких чувств, кроме сожаления, недоумения, неприязни.
Вот уже 10 лет я вожу экскурсии по Санкт-Петербургу и пригородам. Революционные события — неотъемлемая часть практически любой экскурсии. Крейсер «Аврора», особняк Матильды Кшесинской, Марсово поле, Зимний дворец — это те места, благодаря которым Санкт-Петербург называют «колыбелью революции»! Это, конечно же, очень важно для полного восприятия истории, культуры и просто атмосферы города.
Известному писателю из Севастополя Платону Беседину, судя по его комментарию, ближе как раз булгаковский «срединный» подход:
— К Октябрьской революции каждый отнесется по-своему, и таких «каждых» будет много, а значит, будет и много споров. А как иначе?
У меня один прадед был священником, а другой воевал в Чапаевской дивизии. Мы все, или почти все, так или иначе красно-белые. Есть такая мысль в романе «Старик» Юрия Трифонова: «Вот этого не понимаю: черные да белые, мракобесы да ангелы. И никого посередке. А посередке-то все. И от мрака, и от бесов, и от ангелов в каждом…». И возможно, кому-то не понравится моя следующая фраза, но и красные, и белые, если мы говорим об их лучших представителях, хотели для России блага.
Что еще важно сказать… Конечно, о причинах и последствиях революции можно спорить до бесконечности. Собственно, уже больше ста лет и спорят. Но отмечу вот что: ее бы, революции, не случилось, если бы в народе на тот момент не клокотала огнедышащая жажда справедливости. Сознание того периода, скажу так, было предельно хилиастическим. Вот в чем фокус. И да, удивительно, насколько история склонна к повторениям.
Московский поэт Дмитрий Воденников, в свою очередь, обратил внимание на эстетическую, цветочную сторону торжества времен СССР:
— Когда я был маленьким — а маленьким я был именно в Советском Союзе, — 7 ноября было днем гвоздик. Они снова появлялись в продаже цветочных магазинов. Конечно, они были красные. Но иногда — о чудо! — в столичных магазинах появлялись и белые. Но они были неуместны: 7 ноября — это праздник революции. Какой тогда белый? Белый — это для невесты или для бабушки. Но революция в то время уже давно перестала быть в сознании людей невестой, возлюбленной, женой (жесткой, но справедливой), революция стала бабушкой.
Мы еще не знали, что у нас впереди много революций. Которые изменят нашу жизнь. И любили свою — ту, далекую. Многое было скрыто от нас, детей и подростков: кровавый смысл, отмена людей, дальнейшие ужасы. Но мир не умеет развиваться без революций и ужасов. Они всегда были и всегда будут.
Когда-то давно в России люди задумали сделать так, чтобы все было устроено справедливо. Это нормальное человеческое желание. Вот так я и отношусь к 7 ноября — как к попытке сделать мир лучше. Сделать его другим. Дай нам Бог дожить свою жизнь без красной гвоздики.
Николай Иванов, председатель Союза писателей России, уверен: Октябрь со временем перестанет быть праздничным, но станет мемориальным днем:
— В СП России нет оголтелости, а потому к этому дню подавляющее большинство относится с уважением. Так относятся к старшим в семье.
Организация зрело-возрастная, почти все родились в СССР, и я рад, что Союз не топчет свое недавнее прошлое. Есть осмысление, есть анализ, а с учетом того, что всегда видится лучшее, то и праздником этот день остается. При этом есть единичные рьяные противники всего советского, они штучный товар. Никто переубеждать или перевоспитывать их не собирается, помочь им объективно осознать эпоху никто не сможет. Попросили этих людей как-то выбросить почетные звания, полученные в то время, сдать полученные бесплатно квартиры — итог понятен.
Мне кажется, в какой-то момент этот день опять станет если не праздничным, то памятным днем России. Иначе новая эпоха посмеется над нами. Упрекать советское время одиозными личностями? Так день сегодняшний легко обнаруживает столько же вредителей Отечества, если не больше. Октябрь подобрал валявшуюся после февраля на мостовой власть. И давайте согласимся, что, не получи большевики поддержки народа, никогда бы мы не победили в гражданской войне. Это данность. А в расколе поучаствовали все, кто хотел. Не допустить подобного — вот задача нашего и новых поколений. А забвение прошлого играет как раз на это.
«7 ноября мы оплакиваем свою Родину как "русское поле экспериментов".Наши святые в этот день молитвенно вспоминали тех, кто был принесен экспериментаторами в жертву. Это - день панихиды. И день, когда мы снова и снова задаём основной болевой вопрос: как сегодня белые и красные смогут жить вместе?», - сказал священник и поэт из Донецка Дмитрий Трибушный.
Более резким в определениях оказался Алексей Алешковский, сценарист и публицист; но настоящий писатель даже из слова, означающего фекалии, может сделать метафору:
— 7 ноября для меня печальный день, когда мечта прогрессивной интеллигенции о свободе превратилась в тыкву, а «музыка революции» обернулась сумбуром лагерного оркестра. Когда сегодня слушать эту музыку призывают поклонники тыквенного латте, они походят на пикирующую в говно муху, которая представляет себя бабочкой, летящей на огонь.
