Фильм вышел в 2007 году. Его премьера состоялась на Каннском кинофестивале, и у Евгения Ткачука все только начиналось. Теперь ему 38 лет, и за плечами немало ярких работ: Витька Чеснок в картине «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов» Александра Ханта, знаменитый одесский налетчик Мишка Япончик в «Жизни и приключениях Мишки Япончика» Сергея Гинзбурга, донской казак Григорий Мелехов в «Тихом Доне» Сергея Урсуляка. Евгений снялся в «Обители» Александра Велединского, «Зимнем пути» Сергея Тарамаева и Любови Львовой, «Ван Гогах» Сергея Ливнева, «Дышите свободно» Сергея Бодрова-старшего, сериале «Годунов», где сыграл Лжедмитрия I, двух экранизациях «Бесов» Достоевского — у Владимира Хотиненко, где ему довелось сыграть Шатова, и у молодого режиссера Романа Шаляпина, предложившего ему Петра Верховенского.
Первую актерскую награду Евгений получил в 2006 году в редакции «МК» на вручении нашей театральной премии за роль Ипполита в спектакле Театра Наций «Федра. Золотой колос» в постановке Андрия Жолдока. А в 2019-м вышел фильм «Француз» Андрея Смирнова, где он сыграл фотографа Валерия Успенского. Как потом выяснилось, его герой работал в «Московском комсомольце», хотя в фильме об этом нет прямого упоминания.
Евгений Ткачук родился в Ашхабаде. Его отец там работал в театре. Потом семья переехала в Россию, и Валерий Ткачук стал актером и режиссером Сызранского драматического театра им. А.Н.Толстого. Там начиналась карьера и его сына Жени. И хотя потом она блестяще складывалась уже во взрослой жизни, не только в кино, но и в театре (младший Ткачук играл в семи спектаклях Театра Наций, включая «Калигулу» в постановке Эймунтаса Някрошюса, «Идиота» Максима Диденко, где сыграл Парфена Рогожина в дуэте с Ингеборгой Дапкунайте), Евгений в 2016 году неожиданно покинул Москву. Как он сказал сам, оторвался от столичной богемной жизни, переехал в Петербург, организовал в деревне Лепсари с женой Мартой конно-драматический театр «ВелесО», ставил там спектакли по Джонатану Свифту и Александру Введенскому. А первые конные представления состоялись еще в станице Вёшенской во время съемок «Тихого Дона». Там участвовали донские кони. В общем, Ткачук пошел по пути знаменитого Бартабаса, основавшего французский конный театр «Зингаро», конно-драматического театра «Нарты» из Владикавказа, первые участники которого погибли в 2002 году в Кармадонском ущелье на съемках у Сергея Бодрова-младшего.
Мы встретились с Евгением Ткачуком в Анапе на фестивале «Киношок». Он приехал туда буквально на два дня вместе с женой Мартой. В программе показали фильм «Родители строгого режима» Никиты Владимирова, где партнерами Жени стали Алиса Фрейндлих и Александр Адабашьян. А на церемонии закрытия Евгений пронзительно прочитал стихи Юрия Левитанского, так что у многих навернулись слезы. Строки про роковые глаголы «Были смерти, рожденья, разлады, разрывы… Просто все это прежде когда-то случалось не с нами, а с ними, а теперь это с нами, теперь это с нами самими…» казались написанными сегодня и про нас.
— Мы с вами находимся на фестивале «Киношок», который в былые времена специализировался исключительно на фильмах национальных кинематографий, кино постсоветского пространства. А вы родились в Туркмении. Осталась ли у вас связь с родиной или все оборвалось?
— По сути да, оборвалось. Вся родня у нас оттуда уехала. Остались только друзья. Иногда мы созваниваемся. Ничего более.
— До какого возраста вы там жили?
— До десяти лет. Мы жили в Ашхабаде — прекрасном, зеленом городе. Помню тутовник и Каракумский канал, на котором прошло все мое детство. Пока мне не довелось еще раз там побывать.
— Как ваша семья оказалась в Ашхабаде?
— Мой папа родился в Каспийске, мама — в Ашхабаде. И я там родился.
— И вы пошли по стопам отца?
— Мой папа был достаточно крупным культурным деятелем в Сызрани — выступал как артист в театре, писал пьесы, ставил спектакли. Скоро будет пять лет, как отец скончался. В последние годы он сильно болел, и уже не до работы было. В Сызрани, как мне кажется, театр был сильный. Оттуда немало хороших актеров вышло. Многие заслуженные артисты уехали, а народных там и не было. У меня оборвалась связь с театром. Не знаю, что там сейчас происходит.
— Но он на вас сильно повлиял?
— Я там в восьми спектаклях играл еще до поступления в театральный институт. Уже практически артистом стал.
— То есть вы в профессии с юных лет? Не устали? Может быть, от этого и появилось ваше новое увлечение конным театром?
— Исчерпанности нет. Может быть, есть общая усталость от бесконечных перемещений, вечной гонки. Очень быстро сейчас кино снимается. Но в целом мне еще в профессии копать и копать. Роли, слава богу, попадаются хорошие. Над ними интересно работать. Тут только в путь, только развиваться. Сам я ведь тоже меняюсь. Мое мировоззрение меняется. Так что исследование самого себя продолжается. А к нему прибавляется исследование в конно-драматическом искусстве, которое в какой-то момент просто начинает меня завораживать открывающимися возможностями.
— А где исток? Как в вашей жизни появились лошади?
— Наверное, все началось с фразы моего мастера Олега Львовича Кудряшова, у которого я учился в ГИТИСе. Он всегда говорил: «Когда вы найдете форму своего высказывания, то это вам даст огромный потенциал и силы для дальнейшего творчества». Я об этом много думал, и в какой-то момент все соединилось. Я со своим учителем полностью согласен. Это действительно дает много сил и уверенности, потому что нигде же не прочитать, как создается конно-драматический театр. Методичек нет.
— Все-таки театр в данном случае — это уже высшая стадия. А когда вы впервые подошли к лошади, увидели ее на близком расстоянии?
— Я пришел на тренировку. А привела меня туда моя подруга Наталья в Сызрани. Мы поговорили с тренером. Ему стало интересно, чем я занимаюсь. Я рассказал, что учусь в ГИТИСе. На что последовало предложение сделать какой-нибудь отрывок с лошадьми. Он-то и вырос в спектакль о Троянской войне, Парисе, Елене и Менелае. История была без слов, чистая композиция, но с участием большого количества детей и коней. Мы даже бои ставили. Как-то меня все это увлекло! И пошло-поехало, помчалось.
— Сколько же у вас лошадей?
— Девять. Пока хватает. Места у нас не так много, чтобы еще заводить. Своей земли пока для этого нет.
— Надо к вам выбраться и все увидеть собственными глазами.
— Приезжайте. Это в 27 км от Питера, во Всеволожском районе. По московским меркам совсем недалеко. Но сезон у нас уже заканчивается. Мероприятий будет меньше. Спектаклей делать не будем. Зимой на улице сложно людей обогревать, когда сидишь, а не бегаешь, не двигаешься. Поэтому в зимнее и осеннее время мы устраиваем мероприятия с передвижениями и локациями, в которых можно погреться. Мы третий год проводим фестиваль «Все в лес». Началась эта история во время пандемии, когда не разрешали играть спектакли в театрах. Тогда же были ограничения. Если больше десяти человек, то уже нельзя собираться в зале. А мы-то на природе. У нас собралась интересная команда. Осенью мы сделали спектакль про осень, зимой о зиме, весной о весне. Целый цикл о временах года получился. В этом году в связи с тем, что многие театры и проекты закрылись, а кто-то уехал, наш проект стал особенно нужен людям. Мы находимся в лесу, приезжайте к нам.
— Мы пойдем в лес, и что дальше?
— Будем сочинять высказывания сегодняшнего дня.
— Вербально?
— Визуально, музыкально, танцевально, поэтически, конно-драматически. Как родится.
— Зритель должен взобраться на лошадь или наблюдать со стороны?
— Как зритель вы придете и посмотрите на наше высказывание. А сам фестиваль — это соединение разных творческих элементов в лабораторию. По ее итогам рождается некое высказывание.
— Люди, которые вас давно знают, наверное, удивляются тому, чем вы стали заниматься?
— Не то что удивляются, они даже обзываются. По-разному все относятся. Кто-то смеется, кто-то потрясен. А кто-то с удовольствием приезжает и помогает.
— Здесь, на «Киношоке», вы вдруг пропали на весь день. А потом я узнала, что ездили в Утриш в дельфинарий. Вам интересно все, что связано с животными?
— Мне очень интересна работа с природой, животными. Я вижу в этом важную миссию. Всегда ищу возможности развиваться в этом направлении. Я был потрясен тем, что увидел в дельфинарии. Сразу же возникли идеи сотрудничества.
— Так там ваши знакомые работают?
— Да, знакомые. Слава богу, нас свела судьба. Так складывается, что в моей жизни постоянно появляются очень интересные люди, происходят неожиданные знакомства, и они развивают те идеи и мысли, которые меня давно занимали. Ты о чем-то долго думаешь, а потом вдруг раз — и тебе такой подарок выпадает.
— Что общего между дельфинами и лошадьми?
— Они очень похожи, близки по интеллектуальной составляющей. Это социальные животные, игривые, контактные. Просто одни сухопутные, а другие — водные млекопитающие.
— Сегодня вы можете этим заниматься спокойно или надо постоянно за что-то бороться, доказывать?
— Все сложно, но нам благоволит судьба и Господь. Мы как-то выживаем.
— Как же вы совмещаете лошадей с интенсивной актерской работой. У вас выходит по нескольку картин в год, а сейчас они идут одна за одной.
— Все происходит благодаря божьему провидению и моей супруге Марте. Она уникальный человек. Без нее, наверное, ничего бы и не было. Марта помогает в организации нашего дела, оформлении бумаг, работает с грантами. Она еще и прекрасная актриса. Работает в театре.
— Вы устраиваете представления для зрителей?
— Конечно, мы для зрителей все это и делаем. А как же иначе? Театр для самого себя — это паноптикум.
— Увидела вас в «Сказке для старых» среди лошадей. Какие же красивые кадры.
— Наши лошади там и участвовали, а сцена снималась у нас в театре. Идея фильма принадлежит Роману Михайлову. А снимали они вместе с Федором Лавровым. Как мне кажется, Роман — выдающийся молодой режиссер, умеющий соединять те вещи, с которыми к нему приходит артист, которого он пригласил на роль. Роман начинает взаимодействовать с его природой. Он меня выбрал, а узнав, что у меня есть театр, естественным образом начал все соединять. Так появилась сцена, которая вам понравилась.
— Недавно вы снялись у Георгия Шенгелии в «Одном настоящем дне». Фильм производит ощущение безвременья, хотя и в наши дни. И ваш герой тоже не сиюминутный человек.
— Да, там не было сильной привязки к конкретному времени. Важнее были человеческие факторы. На фестивале «Амурская осень» картина получила награды, но Георгий все равно продолжает что-то доделывать, усовершенствовать. Я еще не видел фильм. А вот «Сказкой для старых» очень доволен, рад, что мне посчастливилось в ней участвовать. Она, как мне кажется, сделана в каком-то запредельном мироощущении.
— Вы много снимаетесь, но умудряетесь избежать затертости. Вас, наверное, даже на улице не узнают.
— Редко. Иногда спрашивают, кем я работаю. А узнав, что артист, говорят, что на артиста я совсем не похож. Начинаем разговаривать о кино, и люди удивляются: «Как же так? Мы смотрели картину, но неужели это вы? Да ладно. Как это может быть?» Иногда случаются курьезные моменты.
— Помню, как на съемках «Тихого Дона» устроили сход местных жителей, чтобы показать фрагмент фильма, и женщина из зала выкрикнула: «Нравишься ты мне, Женька». А ведь сначала-то вас не принимали — очень уж все молодые.
— Было такое. Недавно я снимался у Сергея Урсуляка в «Праведнике». Картина почти готова, уже была озвучка, идет светокоррекция.
— Но роль праведника Киселева, который вывел евреев с оккупированной немцами территории, сыграли не вы.
— Его сыграл Саша Яценко. А я снялся в роли однополчанина.
— Любит вас Урсуляк. Со многими ли режиссерами складывается такое взаимопонимание?
— Зачастую у меня именно так и складывается. Может быть, поначалу и возникает какое-то недопонимание, но приступаем к работе, процесс идет, и мы приходим к консенсусу. Редко бывает, что с режиссером я вообще не нахожу общего языка, ничего не понимаю из того, что он хочет. Не было такого, что мы с кем-то разругались и разошлись. В основном получается сговариваться. Все-таки мы общее дело делаем. А Сергея Урсуляка я тоже очень люблю.
— Чего от вас ждут? Есть клише?
— Наверное, клише парня-хулигана. Но все-таки как-то так складывается, что мне предлагают разные роли — и внутренне, и с точки зрения времени, в котором живут мои герои. Однозначно повторяться не приходится. Слава богу, могу развести роли максимально.
— Параллельно снимаетесь в нескольких картинах?
— Бывает. Сентябрь у меня был сложным — одновременно на трех проектах работал, даже на четырех. Мы начали работать с Андреем Кончаловским.
— Как интересно. Что за фильм?
— А вот об этом запрещено говорить, и мне кажется, что это очень правильно. Тенденция все выложить, раскрыть все секреты, снимать открыто не очень хорошая. Стирается таинство кино, его акционизм. Мы всё выкидываем в Ютуб, особенно фотографии — в крови, в гриме. Мне кажется, что в этом есть что-то пошлое.
— Кто-то из режиссеров и продюсеров, напротив, так политику продвижения и выстраивает. Кончаловский тоже мастер по части пиара.
— Возможно, вы правы. Еще у меня есть байопик «Король и Шут» Рустама Мусафира — молодого и интересного режиссера. Это картина о жизни известной панк-группы (и ее фронтмене Михаиле Горшенëве, который погиб. — С.Х.). Я снимался в третьем сезоне сериала «Мир! Дружба! Жвачка!», где мы с большим удовольствием поработали с Юрой Борисовым. Мне кажется, там получилось что-то интересное. Я посмотрел первые два сезона, и какие-то моменты мне очень понравились — сама позиция и форма сериала.
— Дебютанты к вам обращаются, зовут в короткометражки? Вам это интересно?
— Мне всегда интересно что-то новое, молодое видение, молодая хватка. Но все зависит от материала. Меня ничто не смущает. Порой даже интересно поработать с молодыми, хотя иногда попадаешь впросак из-за неготовности режиссера дожимать свои идеи. Ты вроде с ним, а он, грубо говоря, сдал картину. Становится обидно. Потрачено время. Вы о чем-то договорились, а картина просто потеряна из-за того, что человек не смог ничего доказать продюсерам, отстоять свои позиции относительно кино. Мне было интересно работать с Александром Хантом на его дебютной картине «Как Витька Чеснок вез Леху Штыря в дом инвалидов». Он очень хороший человек, тонкая натура.
— Остается ли у вас время на театр?
— Пока да. У нас так выстроена политика, что мы играем в сезон один спектакль, а на следующий делаем новый. У нас нет репертуара.
— Это вы опять про конный театр говорите. А что происходит на драматической сцене?
— Пока у меня на это не хватает времени. Я играю только «Шведскую спичку» в Театре Наций.
