Константин Хабенский в силу возраста и географии жизни Ефремова лично знать не мог. Видел однажды. Не знали его лично ни Сергей Полунин, ни Андрей Коробейников. Зато в зале было немало людей, друживших с ним, выходивших на одну сцену. А на ней в тот вечер было два мхатовских занавеса с чайкой — обычный, отделяющий партер от сцены, и внутренний, за которым большой экран. На экране — Олег Ефремов. Он говорит о том, что всем нам не хватает сосредоточенности и тишины. Отсюда и название юбилейного спектакля «Немного тишины…», который поставил ученик Олега Николаевича, режиссер Николай Скорик. Ефремов руководил этим театром тридцать лет. Пришел в 1970-м и проработал до своей смерти в 2000 году, когда ему было всего 72 года.
Собрались артисты, политические деятели, родственники. Пришли Михаил Швыдкой, друживший с Ефремовым много лет, Александр Кибовский, Владимир Урин, Сергей Гармаш, Евгений Киндинов, Авангард Леонтьев, Марина Брусникина, Игорь Верник, дочь Ефремова Анастасия и его внучка. Не было только Михаила Ефремова, находящегося в местах лишения свободы, который поразительно похож на отца. Его отсутствие физически ощущалось. Он сделал биографию отца трагичной уже после его ухода.
Авторы спектакля извлекли неизвестные ранее материалы и документы из фондов музея МХТ. Константин Хабенский начал с чтения письма, написанного Олегом Ефремовым в 1948 году из Гурзуфа родителям. Затем зачитал его юношеские стихи, дневники. Их было два — жизненный и творческий c записями про девушек, в которых был кратко влюблен, про служение театру. Пожалуй, самое удивительное то, что Ефремов писал стихи, о чем почти никто и не знал. Их обнаружили в фондах музея, как и письмо восьмиклассника Олега Ефремова, датированное 1943 годом, на имя генерал-майора Борисова. Он обращался с просьбой принять его в военную спецшколу в Куйбышеве. Хотел быть полезным родине в трудный час. Ответа или не получил, или он не сохранился. В музее нашли и клятву верности театру, данную в 1947 году вместе с однокурсником, будущим журналистом и зятем Хрущева Алексеем Аджубеем. Текст немного пафосный и наивный по нынешним временам. А скреплен он был подписями из собственной крови. Ефремов с экрана расскажет, как это было. Мистика, но хранившаяся долгие годы в архиве бумага сохранила цвет чернил, а кровь со временем исчезла. Произошло это после ухода подписантов из жизни.
Самый трогательный эпизод связан с появлением на экране отца Олега Николаевича, уже немолодого человека, который попытался объяснить, откуда в его сыне артистизм, тяга к актерской профессии. Никто в родне к искусству не причастен. Вот только фамилия прабабушки наводит на размышления.
Шутова она была. А фамилии-то всегда неслучайны — напрямую связаны с профессиями и умениями их носителей. Очевидно, какие-то шутовские корни в роду имелись.
Много времени уделили постановке «Трех сестер». Ефремов репетировал в костюме и галстуке. Теперь такого не увидишь. Он что-то объяснял Андрею Мягкову и Вячеславу Невинному, самому интересному в своих естественных реакциях актеру. Надо так надо — исполнит волю режиссера без лишних вопросов. При этом они на ты, но уважения не меньше. Вдруг Ефремов пускается в пляс. Продолжается это долго и прямо на репетиции. Опять-таки невозможно представить, кто на такое способен сегодня. Артист в Ефремове неистребим.
Его кумирами были Пушкин, Чехов, Станиславский. Об этом скажет Константин Хабенский. Его чтение от автора периодически прерывали музыкальные вставки, когда страстный пианист Андрей Коробейников исполнял произведения Шостаковича и Скрябина. Сергей Полунин в обычных брюках, не в балетном трико, периодически танцевал, и выглядело это как-то экзотично. В какой-то момент раздался звук колоколов, и он совершал на сцене прыжки, летел как черная птица, а с экрана на нас смотрел печальный Ефремов в гриме Бориса Годунова, завершившего его актерский путь. Облачение царское, а сам такой земной и усталый. Что-то трогательное есть в этих кадрах. А потом вдруг все оборвалось без коды и раньше обещанных полутора часов. Осталось ощущение недосказанности. Сердце не щемило, дух не захватывало, хотя в судьбе Ефремова оснований для этого хватало. Кое-что вспомнили, о чем-то новом фрагментарно рассказали. Кто ничего не знал о Ефремове, с тем и ушел, зато увидел много знаменитостей. Для такого человека этого все-таки мало.
