— Дмитрий Павлович, значительную часть своей жизни Василий Аксенов прожил в эмиграции и именно за рубежом создал многие великие произведения. Был ли его разрыв с СССР продиктован и предопределен сталинскими репрессиями в отношении матери и отца? Почему в принципе литераторы становились антисоветчиками?
— Начнем с того, что Аксенов уехал не по своей воле — из страны его выдавили. Как и почти любой шестидесятник, он учитывал такую возможность, но уезжать не стремился, а видел свою задачу в изменении атмосферы в СССР. Отвечая на ваш вопрос, напомню, кто они — родители Василия Павловича. Его семья — абсолютно советская и номенклатурная. В самом прямом смысле слова. Отец — Павел Аксенов — ветеран Гражданской войны, большевик, глава горисполкома Казани. Мать — Евгения Гинзбург — преподаватель и журналист партийной печати. Как и многие представители этого «нового класса», как прозвал номенклатуру Милован Джилас, они попали в пекло партийной борьбы в ВКП(б) и под каток репрессий.
Аксенову тогда было пять лет. Он не слишком хорошо понимал, что, собственно, случилось. Но видел — жизнь стала иной, мамы и папы рядом нет. Нет уютной квартиры. Нет машины. Связывать беды свои и своей семьи с советской властью он стал позже — когда поехал в Магадан к матери, отпущенной из лагеря на поселение. И пережил ее второй арест.
Еще яснее он ощутил свою, так сказать, неполную советскость, когда из-за заключения родителей у него возникли проблемы в вузе. При этом, как он говорил, лет с четырнадцати он уже не чувствовал себя советским.
Но прямой связи между этим ощущением и его эмиграцией я не вижу. Да, он был несоветским человеком и несоветским писателем. Но причиной его отъезда стало не это.
— Многие шестидесятники питали иллюзии относительно того, что «оттепель» — это навсегда. Яркий пример — цитата из поэзии Евтушенко о времени, когда были пусты лагеря и переполнены залы, где люди слушают стихи. Воспринимал ли ту эпоху с оптимизмом Аксенов? Захватывали ли его хотя бы ненадолго романтические мечты о коммунистическом будущем человечества?
— В обществе и литературной среде «оттепели» шла суровая борьба. Между теми, кому было мило сталинское прошлое, кто люто боялся любых перемен, и теми, кто хотел стране и ее народам другой судьбы. Судя по текстам Аксенова, он, как и его близкий друг Анатолий Гладилин, как Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Булат Окуджава и многие их коллеги и товарищи, надеялся, что либерализация победит и СССР станет более свободной и демократической страной. Что отменят идеологическую цензуру. Будущее они представляли себе довольно смутно и по-разному. Например, Гладилин одно время видел в «оттепели» своего рода коммунистическую антибюрократическую революцию, ведущую к свободе. Аксенов был куда умеренней в мечтах. Но они были.
Партийность и другие выдумки партийцев
— Еще один знаменитый эмигрант — Анатолий Кузнецов — сначала публиковался в советских журналах, но потом перестал вмещаться в официальный формат и прибег к механизмам «тамиздата». Возможен ли Василий Аксенов как часть исключительно официального литературного процесса? Он же мог печататься и дальше в «Юности» и уживаться с советской идеологией. Или столкновение было неизбежным?
— Анатолий Кузнецов, его невозвращенство — иная тема. Аксенов же довольно долго действовал в самом что ни на есть официальном литпроцессе. Его, как и Виктора Некрасова — автора «В окопах Сталинграда», Владимира Максимова — автора романа «Мы обживаем землю», Георгия Владимова, написавшего «Большую руду», и многих других будущих эмигрантов публиковали в журналах и издавали в «Советском писателе». Но все их тексты редактировали, а затем они шли в цензуру. Это было неотъемлемой частью «официального литпроцесса». И Аксенов предпочел бы, чтоб ее вообще не существовало. Чтобы литература была свободна от идеологических и политических шор и норм.
Он считал, что художественный текст по определению не может быть советским или антисоветским, что литература живет по другим законам. А ее так называемая партийность — выдумка партийцев. Кстати, он тоже выбрал путь «тамиздата» — отдал на Запад роман «Ожог».
— Встреча, где Хрущев громил писателей (в том числе Аксенова и Вознесенского), — это не миф? Насколько эти события подтверждены документально?
— Встреча 7–8 марта 1963 года — не миф. Но Хрущев громил не всех, а конкретно — Вознесенского. Потрясал кулаком. Громко кричал. Гнал вон из страны. Но после убавил пыл и — к великому разочарованию консерваторов — сказал: «работайте».
Когда потрясенный хамством вождя Вознесенский вернулся в зал, Никита Сергеевич вызвал на трибуну Аксенова. Спросил: «Вы мстите нам за вашего отца?» (Он думал, Павел Васильевич погиб, а он выжил, отсидев десять лет). Аксенов ответил: «Мой отец жив…» Возникла сумятица, и объявили перерыв.
Все это записано, отражено на видео и фото. Но причиной буйства Хрущева были не их произведения. До него довели, что Вознесенский и Аксенов в интервью польскому журналу не отрицали возможности в СССР многопартийной системы. И вообще — много чего наговорили. За то же потом досталось Евгению Евтушенко, хотя мало было в стране авторов более гибких, чем он.
Досталось в том марте и сценаристу Геннадию Шпаликову, и режиссеру Марлену Хуциеву — создателям фильма «Застава Ильича». В общем, было жестко. Раскритикованных авторов долго прорабатывали на литературных пленумах и собраниях — заставляли каяться. А Аксенов тем временем красовался в Аргентине — представлял на кинофестивале ленту, снятую по его книге «Коллеги».
Удивительно, но литературное начальство это как-то упустило. А когда позвонило, чтоб пригласить на выволочку, и узнало про поездку, взревело в трубку: «Кто пустил?» Потом он написал об этом чудный рассказ «Под небом знойной Аргентины».
— Изучая жизнь и творчество Аксенова, с какими открытиями вы столкнулись? Можно ли сказать, что вышедший из-под вашего пера том в серии «Жизнь замечательных людей» стал поворотным? Вообще, насколько Аксенов сегодня не исследован и не понят?
— Мое представление о литературе перевернули книги Аксенова. Хоть и не полностью, но все же. Когда я прочел их в школе — «Круглые сутки нон-стоп» и «Жаль, что вас не было с нами». До того я и ведать не ведал, что сочинять можно так легко и вольно, будто нет вокруг никакого СССР.
Прежде чем написать обе мои книги о Василии Павловиче (вторая, совсем не похожая на ЖЗЛ — «Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие» — вышла в том же 2012 году), я прочел все его тексты, доступные тогда. И понял, что в его творчестве ясно видна стилистическая несхожесть Аксенова, работавшего в Союзе, Аксенова-эмигранта, и Аксенова, пишущего в постсоветской России.
Что я открыл? Что рожденный и живущий в тоталитарной системе одаренный и жаждущий свободы человек порой может терпеть эту систему очень и очень долго. Скрипеть зубами. Но — терпеть.
Что же до наследия Аксенова, то оно исследовано глубоко. Но, думаю, всегда есть темы, которые стоит обсудить подробней. Скажем — роль и место еды в его сочинениях. И это только отчасти — шутка. Перечитайте его тексты, и вы увидите: эта роль и впрямь велика.
— Давайте вспомним знаменитый альманах «Метрополь». Какие произведения там печатал Аксенов, какова была его роль в создании этого неподцензурного издания и вообще в литературном андеграунде?
— «Метрополь» затеяли прозаики Евгений Попов и Виктор Ерофеев. А Аксенов стал своего рода мэтром этого проекта. Он всегда мечтал о неподцензурности. И вот явилась возможность попытаться осуществить ее на практике. Кстати, создатели и авторы альманаха надеялись выпустить его официально. Главным критерием отбора текстов было их качество — талант авторов. (Кстати, в «Метрополе» впервые опубликовали Владимира Высоцкого.) Никто из метропольцев не видел в своей затее, своем детище ничего опасного для власти. Опасность увидела сама власть.
— И после этого отъезд Аксенова стал неизбежным?
— Да, с этого момента, а не с начала работы над альманахом возникает возможность отъезда. Литначальство и КГБ возмутила попытка издания сборника текстов, осуществленная помимо официальных каналов. Отсюда и «дело Метрополя» — проработки, угрозы, погромные статьи, изгнания из Союза писателей, возвращение Аксеновым своего членского билета и, наконец, его отъезд.
Буккроссинг по-советски
— Что последовало за эмиграцией? Какие шаги предпринимали на родине, чтобы вытравить имя очередного «беглеца» из новейшей истории?
— Книги всех писателей-эмигрантов, на которых вешали ярлык «клеветников» и «врагов», изымали из продажи и открытых фондов библиотек. Иногда уничтожали. Их не упоминали в прессе, а если упоминали, то как «клеветников» и «врагов».
Но, во-первых, очень много книг и журнальных публикаций уже было на руках у читателей, и они делились ими друг с другом. (Была такая формула — дать книгу на ночь.) А во-вторых, имелось западное радио, где читали их тексты, а также проникавший сквозь железный занавес «тамиздат».
В эмиграции Аксенову было вполне комфортно: он жил в разных городах США, работал в университетах. Получил высокое звание полного профессора. Много писал. Его публиковали крупные издательства: на русском языке — Ardis, на английском — Random House.
— Какой отрезок биографии Аксенова самый продуктивный и яркий?
— С момента публикации в «Юности» его первых рассказов все периоды жизни Аксенова были продуктивны. За исключением, может быть, самого конца 60-х, когда он был сражен и подавлен вводом советских войск в Чехословакию, который воспринял как крах своих надежд на демократию.
В СССР с 1958 по 1980 год у него вышли десятки произведений. Его издавали в Восточной Европе. Потом в Штатах вышли «Ожог», «В поисках грустного беби», «Скажи изюм», «Остров Крым», эссе, очерки и интервью. Во время жизни на два дома — между Россией и Францией — вышел пятитомник и «американские» книги: романы «Желток яйца» (написанный в Штатах), «Новый сладостный стиль», «Редкие земли», «Кесарево свечение», «Вольтерянцы и вольтерянки», «Московская сага». Ее экранизировали. Местами — удачно.
После ухода Василия Павловича вышли книги «Таинственная страсть» и «Лендлизовские», а также ряд сборников.
Возвращение домой
— Как и Александр Солженицын, Аксенов вернулся в посткоммунистическую Россию. Это было правильное решение?
— Да, он вернулся. И не только как автор, не только в своих книгах, а вполне физически. Первый раз — в 1989-м, еще в СССP. Тогда его пригласил друг — посол США Джек Мэтлок. Это был триумф. Команда сверхпопулярной тогда телепрограммы «Взгляд» прорывалась в нейтральную зону аэропорта «Шереметьево». Зал прилета был полон журналистов и встречающей публики. Аксенов выступал в американском посольстве с лекцией. И она собрала полный зал.
Потом ему вернули гражданство, как и Гладилину, Любимову, Ростроповичу и многим другим. Аксенов поселился с женой Майей в высотке на Котельнической набережной, где подолгу жил и о которой написал фантасмагорический роман «Москва-ква-ква», его многие ругали. На мой взгляд — напрасно.
Жил он подолгу и во Франции. Бывал во множестве стран. Но вернулся. И умер на родине, которую любил и которой желал добра.
— В культовом романе «Остров Крым» мы видим чисто утопический образ нашей страны? Или воплотить этот идеал можно и нужно — если «перейти на аксеновскую сторону»?
— Думаю, Россия, подобная той, метафору которой мы видим на воображенном автором острове Крым, возможна. Быть может, не повторенная детально — все же без снега нам никуда. Но — возможна!
