Все представленные на выставке работы сделаны не по заказу, а по велению сердца. Так каждый из авторов переживал свою драму, связанную с политическими или личными событиями. Открывает проект цикл Франсиско Гойи, который потомки назвали «Нелепицами». За эту сатирическую серию придворный художник испанского короля мог бы взойти на эшафот (примерно в то же время инквизиция разбирала другую его серию — «Капричос»). При жизни мастера «Нелепицы», конечно же, не были изданы. Опубликовали цикл только в 1864 году (спустя 36 лет после смерти художника) под заголовком «Пословицы». Еще позже его нарекли «Диспаратес» (в переводе с испанского — выходка), но более расхожее название — «Нелепицы».
Перед нами черно-белые офорты, где из ночной тьмы проступают человеческий страх, отрешенность, ужас. Все работы, сделанные в период с 1816-го по 1824 год, носят театрально-карнавальный характер. В них есть критика церкви, людской глупости, невежества, чванства. Эти сюжеты живописуют человечество, лишенное разума. Вот на одной из работ огромный призрак — то ли самой смерти, то ли страха перед ней. У ног его валяются ополоумевшие от ужаса люди. Детали говорят о том, что страх этот вымышленный — он в головах. «Диспаратес» — это предсмертное завещание Гойи. «Вне времени и вне пространства, — писал о них француз Пьер Гассье, — «Диспаратес» в своих формах становятся все более человечными и с даром ясновидца заклинают человека от падения в преисподнюю».
Следующие два зала переносят нас в начало ХХ века. Здесь представлены два цикла авангардиста Василия Чекрыгина, который 25-летним (в 1922-м) погиб при невыясненных обстоятельствах под колесами поезда. Серии «Головы», «Расстрел» и «Воскрешение мертвых» он написал незадолго до смерти, их тоже можно считать завещанием. Эти черно-белые зарисовки словно оголенная эмоция. Они напоминают музыку, пропитанную страданием, болью, мукой. И все же в них есть надежда — на воскрешение человечества. Перед нами перекошенные лица людей, стоящих на пороге смерти, или одухотворенные, перешагнувшие земной конец, чтобы возродиться. В одном из залов рисунки представлены на черном фоне, в другом — на белом, так что кажется, и мы проходим здесь между светом и тьмой, чтобы найти личное равновесие среди отчаяния. Короткая жизнь Чекрыгина выпала на эпоху катаклизмов. Первая мировая (художник воевал), революция (он ее принял), Гражданская война… Эмоции от всех событий и внутренних поисков Василий, которого Яков Тугандзольд сравнивал с "одиноко блеснувшим метеором", перенес на бумагу. Каждая из этих работ оставляет глубокий след.
Следующий автор умер всего 10 лет назад. Эдуарду Штейнбергу — нонконформисту, шестидесятнику, гению конца ХХ века — исполнилось бы в этом году 85 лет. Проект «Между небом и землей» посвятили его памяти. На выставке представлен его крестьянский цикл и живопись, которую называют «метагеометрией». С начала 1970-х годов художник проводил все теплое время года в своем доме под Новгородом, где наблюдал, как умирает крестьянская Россия. В 1986–1989-х он пишет серию, которая отсылает к крестьянскому циклу Казимира Малевича, — здесь те же безликие квадратные фигуры, те же супрематические цвета. Но это не просто посвящение, а диалог. Малевич воспевал крестьян, Штейнберг поет по ним заупокойную. «Черный квадрат» превращается у него в небо, могилы, окно в небытие, за которым пустота. На многих работах написаны имена его знакомых и соседей, жителей деревни, которые ушли в мир иной. Эти рисунки пропитаны скорбью. Но следующий зал, уже с живописью Штейнберга, озарен светом, здесь много работ, где доминирует белый цвет. Впрочем, они снова ведут нас к тьме — к последним картинам 2000-х годов, когда художник боролся с раком и понимал свой неминуемый конец. Именно фраза Штейнберга легла в название выставки: художник определил место человечества между небом и землей. Мы живем на контрасте — то проваливаемся в тьму, то возрождаемся светом.
Финальный зал отдан работам Рембрандта. Цикл, посвященный ранним годам Христа и его смерти на кресте, создан в самые сложное для автора время, когда он лишился своего состояния, когда погиб его сын, когда казалось, что вокруг слишком много тьмы. Непревзойденный мастер светотени рисует библейские сюжеты так, словно они сами и есть свет или ночь. Открывает этот раздел пейзаж, где мы видим простор после бури. Земля еще черна, но небо проясняется. А завершается выставка сценой положения Христа во гроб, наполненной чернотой, из которой слегка проступают фигуры и лица. Однако самая последняя работа — светлая. Воскресший Христос является своим ученикам в Эммаусе. После самой темной ночи всегда наступает рассвет. Об этом напоминает нам выставка, собравшая гениев разных эпох.
