Яблоко раздора
Коллекция Морозовых, как и собрание других московских коллекционеров — Щукиных, долгое время была яблоком раздора, из-за которого много лет спорили Пушкинский музей и Эрмитаж. Ирина Антонова, возглавлявшая ГМИИ полвека, была уверена, что произведения должны находиться в Москве. Она поднимала этот вопрос неоднократно. Еще в 2005 году на пресс-конференции, посвященной открытию Галереи стран Европы и Америки, громогласно заявила, что коллекция Щукиных–Морозовых принадлежит столице, потому что собиралась она здесь, и необходимо исправить историческую несправедливость.
Дело в том, что после национализации эти произведения попали в Музей нового западного искусства, который был расформирован в 1948 году, а его фонд поделили между собой Эрмитаж и Пушкинский музей. Ирина Антонова мечтала воссоздать первый в истории музей новой западной живописи, который сначала находился в особняке Сергея Щукина в Знаменском переулке, а потом в доме Ивана Морозова на Пречистенке, в еще одной московской усадьбе — Голицыных, которая принадлежит ГМИИ. Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский тогда выступил с резкой критикой проекта. Но Антонова не отступила: вихрь поднялся вновь в 2013 году, когда Ирина Александровна выступила с пламенной речь о возвращении коллекции Щукиных–Морозовых в Москву на прямой линии с Владимиром Путиным. Пиотровский вновь вступился за свою часть собрания, сказав, что, мол, раз уж так распределилась жизнь, что половина коллекции оказалась в Петербурге, то пусть остается как есть. Историю не перепишешь. Кончилось все отставкой Антоновой: ее перевели на почетную должность президента Пушкинского музея, а директором назначили Марину Лошак. Марина Девовна пошла на мировую: было решено устроить серию «обменных» выставок, где вновь соединятся некогда разлученные произведения. Так коллекция раздора превратилась в мостик между двумя крупнейшими российскими музеями. Сначала в турне отправилось собрание Щукиных, а потом — и Морозовых. Акция примирения растянулась на несколько лет и как раз сейчас триумфально должна была завершиться в Париже. Если бы не спецоперация…
Почему Париж? Все просто. Во времена Щукиных и Морозовых самым прогрессивным было искусство, которое варилось в столице Франции. Московские коллекционеры-промышленники потратили немало средств, чтобы купить работы художников, задававших тон в современном искусстве своего времени. Сезанн, Гоген, Ван Гог, Ренуар, Сислей, Роден, Писсарро, Моне, Матисс — в состав московских собраний попали самые «сливки», так что неудивительно, что было решено превратить «обменные выставки» из события национального масштаба в международное. А музей фонда Louis Vuitton — давний партнер ГМИИ, так что проекты проходили на площадке этой арт-институции в Париже, в современном здании, построенном к 2013 году лауреатом Притцкеровской премии («Оскар» от архитектуры), знаменитым мастером, который стоит у истоков архитектурного деконструктивизма, Фрэнком Гери.
Все получилось отлично: финальный акт серии «обменных выставок», проект, получивший название «Коллекция Морозовых. Иконы современного искусства», открыл 22 сентября 2021 года лично президент Франции Эммануэль Макрон. Успех оказался настолько оглушительным, что выставку было решено продлить. Изначально она должна была идти до 22 февраля 2022 года, но за несколько недель до окончания проекта был подписан дополнительный договор — о том, что шедевры из собрания Морозовых останутся в Париже до 3 апреля.
Быть может, если бы выставку закрыли, как изначально планировали, она бы успела покинуть Францию, хоть и с приключениями. На момент начала спецоперации на Украине около тысячи произведений из России участвовали в выставках за границей — примерно в 30 проектах в разных странах. И в первые недели геополитического переворота вещи из российских музеев и частных галерей как-то доезжали до родины. Тогда говорилось о том, что для проезда шедевров будет разработан спецкоридор. Логистику вывоза коллекции Морозовых продумали в деталях: Минкультуры РФ вместе с нашими дипломатами, работающими в разных странах, согласовали маршрут. Предполагалось, что произведения поедут из Парижа на грузовиках до Германии, где их «пересадят» на корабль, который проследует до Финляндии, а потом снова на грузовиках, через финско-российскую границу, шедевры доедут сначала до Петербурга, а далее — до Москвы.
Что будет теперь, после введения очередного пакета санкций против России, неясно. Как раз сейчас наши экспонаты с других выставок, которые экспонировались в Италии и Японии, застряли в Финляндии, и многое будет зависеть от того, как решится судьба произведений. Это прецедент покруче злосчастного «золота скифов»…
«Девочка на шаре» и портрет из Днепропетровска — в заложниках?
Собственно, какие вещи могут застрять в Париже? Давайте внимательнее посмотрим на состав экспозиции.
Как было сказано выше, большая часть произведений — из фондов Пушкинского музея, Третьяковки и Эрмитажа. Здесь есть хрестоматийные вещи и малоизвестные работы. Начнем с западных «хитов». Среди них — «Девочка на шаре», «Арлекин и его подружка» и «Портрет Амбруаза Воллара» в стиле аналитического кубизма кисти Пабло Пикассо. Картины, которые многие годы украшали постоянную экспозицию Пушкинского музея, знакомы каждому. В числе самых известных шедевров, показавшихся на выставке Морозовых, — два знаменитых портрета актрисы Жанны Самари (поясной из ГМИИ и в полный рост из Эрмитажа), написанные Огюстом Ренуаром в конце 1870-х годов. Еще одна жемчужина коллекции — «Женщина, держащая плод», созданная Гогеном на Таити, а позже выкупленная Иваном Морозовым и в рамках раздела Музея нового западного искусства попавшая в Эрмитаж. Эта картина в советские времена красовалась на марке стоимостью 30 копеек и облетела все уголки страны. Помимо этого шедевра на выставке было представлено еще с десяток работ Гогена. Другая хорошо узнаваемая картина принадлежит кисти Поля Сезанна — это его «Автопортрет в каскетке» (1873), где 33-летний художник предстает внушительным, серьезным, невозмутимо смотрящим куда-то вдаль. Современники описывали мастера как страстного, беспокойного, но сдержанного человека — здесь мы находим документальное подтверждение его характера.
Среди отечественных шедевров — множество популярных вещей. В том числе визитная карточка Третьяковки — портрет ее основателя Павла Третьякова кисти Ильи Репина. Легендарный портрет Константина Коровина, написанный Валентином Серовым, из того же музея. И не менее знаменитый портрет Ивана Морозова того же мастера. Была на выставке и знаковая вещь Русского музея — портрет кисти Ильи Машкова, который написал себя рядом с Петром Кончаловским. Масштабное полотно (270×208 см) не раз становилось хитом крупных выставок в России — таких, как «Охотники за искусством», или проекта, посвященного памяти знаменитого советского режиссера и страстного коллекционера Соломона Шустера. Этот легендарный собиратель подарил картину Русскому музею в 1980-х годах. Словом, в Париже собрали «сливки золотого фонда» России.
Но показывались там и менее известные вещи, в том числе из зарубежных музеев. Например, из нью-йоркского Метрополитен — портрет супруги Сезанна; работы из музеев Баку, Таллина, Тбилиси. Их отправят по домам своим маршрутом.
Немаловажно, что в выставке участвуют две картины из украинских музеев. Речь, во-первых, о портрете Маргариты Морозовой кисти Валентина Серова, написанном в 1910 году, из Национального музея в Днепропетровске. На нем изображена знаковая фигура — девушка, происходившая из состоятельного немецкого рода Левенштейн, дочь промышленника Кирилла Мамонтова, который застрелился после разорения, жена Михаила Морозова, которая была в родстве с Третьяковыми и Боткиными. Именно она стала музой Андрея Белого: поэт был безумно влюблен в замужнюю женщину, которая не отвечала ему взаимностью, и называл ее «Подругой Вечной», «душой Мира, утренней Зарей, прекрасной Дамой».
Вторая украинская вещь — картина под названием «Любимый уголок» кисти Жака Дреза, выступавшего под псевдонимом Жюль Андре Сальо (1869–1929). Французский художник состоял в родстве с известным политиком и журналистом Эдуардом Чартоном, его отец был главным хранителем Лувра, а сам Сальо почти 30 лет проработал в Министерстве народного просвещения и изящных искусств и был среди организаторов многих крупных выставок, в том числе Международной выставки в Париже 1889 года. Помимо государственной деятельности он занимался театром — был прекрасным декоратором, художником по костюмам и книжным иллюстратором. Судьба этих двух картин будет решаться отдельно: сейчас небезопасно отправлять их на Украину.
Есть на выставке несколько работ из российских частных собраний, среди них — два автопортрета, написанные Петром Кончаловским. Один, 1910 года создания, — из коллекции известных меценатов, владельцев арт-пространства «Екатерина» в Москве, Екатерины и Владимира Семенихиных; второй, 1912 года, — из собрания Петра Авена. Семенихиных нет в санкционных списках, а вот имущество Авена по всему миру активно арестовывают. Так что велика вероятность, что эту картину не смогут вывезти из Франции.
Рок Морозовых
Чтобы лучше всмотреться в туманное будущее «парижского узника», будет уместно вспомнить о легендарном прошлом коллекции Морозовых. Судьба собрания многое говорит о том, как искусство может становиться разменной монетой в политической жизни стран.
Предки братьев Морозовых были из крепостных крестьян. Основатель будущей текстильной империи, Савва Васильевич Морозов, в конце ХVIII века получил от старообрядческой общины капитал, с помощью которого открыл свое первое предприятие. Это было приданое жены — 5 рублей. На предприятии работало всего несколько человек. Через два поколения его семья стала одной из самых состоятельных в Москве. Во второй половине ХIХ века стало хорошим тоном собирать искусство и быть благотворителем. Особенно во времена контрреформ Александра III, когда только так и можно было выражать свой либеральный настрой. К тому же коллекционирование служило пропуском в высший свет, что было немаловажно для купцов.
Однако братья-погодки и правда горели собирательством — это было их страстью, и многие вещи они покупали на ощупь. Начинали с более понятных картин авторов, которые уже снискали славу, вроде Клода Моне, но многие западные работы покупали, руководствуясь собственными вкусами, и это были революционные произведения, авангард своего времени. Многие из них для потомков стали настоящим кладом — как, например, «Ночное кафе» или «Красные виноградники» Ван Гога (последняя из упомянутых работ является единственной картиной, проданной при жизни художника). Не менее важно и то, что Морозовы поддерживали русских художников, и в результате вокруг них сформировался круг мастеров; среди них — Константин Коровин, Валентин Серов, Михаил Врубель и др.
Михаил Морозов умер рано — в возрасте 33 лет, от нефрита; его вдова, уже упомянутая Маргарита Морозова, передала собрание в Третьяковскую галерею. После революции она осталась в Москве, прожила долгую, но сложную жизнь и умерла в 1958 году. Судьба Ивана и его коллекции сложилась более драматично. После смерти брата в 1903 году он еще активнее начинает собирать искусство и регулярно ездит в Европу, чтобы покупать новые картины, не пропускает ни одной значимой выставки. После Первой мировой в его собрании — около 250 работ передовых западных авторов и более 100 российских. В 1917 году страховая стоимость коллекции Ивана Морозова оценивалась в 560 тысяч рублей — невероятный капитал.
Революция все перевернула. Все имущество Морозова — от Тверской мануфактуры и доходных домов до особняка на Пречистенке и внушительной коллекции картин — было национализировано. Первое время Иван Абрамович был хранителем собственного собрания, ему оставили три комнаты в личное пользование. Но в итоге в 1920 году он эмигрировал — и вскоре умер, не выдержав разлуки с любимыми картинами.
Далее последовала уже упомянутая история с Музеем нового западного искусства. Однако морозовской коллекции предстоял не только раздел между Эрмитажем и Пушкинским. Многие вещи были проданы на Запад как не соответствующие новому времени — деньги для революционеров были важнее, чем буржуазное искусство. Более того, многие шедевры музейщикам приходилось скрывать, прятать в закромах, чтобы новое правительство в лице Комитета по делам искусств не уничтожило картины старой эпохи. Долгое время коллекция Ивана Морозова была недоступна публике, и лишь в 1955 году в Москве и в 1956-м — в Ленинграде некоторые из картин решились включить в постоянные экспозиции.
В 2000-х потомок Ивана Морозова Петр Коновалов (он же Пьер Коновалофф, род. в 1953-м) решил судиться за наследие. Обратился в американский суд, пытался вернуть работы из коллекции предка, которые некогда выкупили у большевиков музеи Метрополитен и Йельский (оба участвуют в нынешней парижской выставке). Но суд был непреклонен: «Действия иностранного государства не подпадают под юрисдикцию американских судов. Вашей доли в имуществе нет». Потрепал потомок нервишки российским чиновникам и когда морозовская коллекция вместе с щукинской показывались в Лондоне в 2008 году. Тогда британский парламент выпустил особый декрет об иммунитете у имущества других государств.
Впрочем, сейчас Пьер Коновалофф успокоился и даже поучаствовал в подготовке выставки коллекции Морозовых в Париже, написав одну из вступительных статей. Однако инцидент с наследником был полезен российской культуре в правовом смысле: с тех пор в договорах о европейских выставках особо тщательно оговаривается охранный статус произведений из музейного фонда РФ. Есть таковой и у морозовской выставки, защиту собрания обещал и Эммануэль Макрон. Но кто знает, как повернется дело, если не его выберут следующим президентом Франции…
История совершает странные кульбиты, как и люди, ее творящие. Их настроения так же переменчивы, как политика государств. Многое зависит от того, как решится судьба других произведений, задержанных на финской границе. Пока там неразбериха. Глава отдела таможенного контроля Финляндии Сами Ракшит заявил, что ценности, застрахованные на 42 млн евро, пока останутся в Хельсинки — до окончания расследования ЕС. По его словам, предметы попали под санкции, при этом он обещал, что рано или поздно картины вернутся в Россию.
Ясно одно: вывоз морозовской коллекции из Парижа станет серьезной культурной спецоперацией и проверкой на прочность чиновников и руководителей музеев, отвечающих за нее.
