Из досье «МК»: Михаил Полищук — москвич, выпускник театрального училища имени Щепкина, работал в московском Академическом театре сатиры, параллельно выступал на эстраде с оркестрами Олега Лундстрема и Анатолия Кролла, хорошо известен как исполнитель русских романсов. Более 30 лет живет в Париже, имеет работу по профессии.
— Миша, как ты оказался во Франции?
— В 89-м году, когда открылись границы, я приехал в Париж с концертной группой, и меня там пригласили поработать — я согласился. Думал, что это на какое-то время, но так складывалось, что контракты мне всё время продлевали, а там и ребенок пошёл в школу. Контракты сначала были певческие, потом я играл в спектакле «Вишневый сад». Группу артистов, с легкой руки Саши Васильева (художник, историк моды. — М.Р.), сколотила американская артистка Лесли Карон, она очень хотела сыграть Раневскую. В проекте из русских, кроме меня, еще играла Наташа Медведева — Шарлотту, были и французские артисты. А оформлял спектакль Саша Васильев.
— Это был частный проект?
— Государственных проектов ни у кого не было. Даже у Олега Янковского, когда он в 90-е годы играл в спектакле «Падение» по Камю, – это тоже был не государственный проект. Он три или четыре месяца сидел в Париже, играл в небольшом экспериментальном театре «Люсернер», что рядом с Люксембургским садом. По его принципу в Москве работает Электротеатр. Но сенсацией это не стало — просто русские и Россия были тогда в моде.
— Ты знаешь, сколько русских артистов в 90-е приехали и осели в Париже?
— Я многих встречал, и до сих пор там живет, например, питерский актер Саша Медведев — играет, снимается в кино, стоит на глобалистских позициях, но я их не разделяю. Артист МХАТа — Гриша Мануков — где-то поиграл, а сейчас в пригороде Парижа ведет театральную студию. Я встречался с Валей Воилковой — хорошая артистка, но переквалифицировалась: у нее муж — франко-итальянец — имеет компанию по озвучанию фильмов, и она очень успешно занимается организацией процесса.
— Воилкова широко известна нашему зрителю по одной роли — Маргариты, возлюбленной Костика из «Покровских ворот».
— Не только. У нее в России было много фильмов, и она еще играла большие роли в Театре Советской Армии. А сейчас — студия дубляжа, где у неё должность как бы директора. Еще в Париже Леша Маслов сотрудничал с государственным театром «Ля Колин». Играл в спектакле по пьесе Мрожека, кстати, про Россию. И много снимался, был более удачлив, чем другие, но несколько лет назад вернулся в Москву и теперь работает в РАМТе.
Елена Сафонова играла одно время играла главную роль в спектакле по Цветаевой — она сейчас тоже в России. Более того, Ольга Яковлева после смерти Эфроса ушла с Таганки, уехала в Париж, где жила с Никитой Трушиным (он очень хороший переводчик), наверное, года два-три. И тоже работала на озвучании мультфильмов. При этом никаких интервью она не давала, никого не поливала…
В России в 90-е у нас было мало работы, а там — уйма, мы шли нарасхват. По себе могу сказать: я исколесил с программами русских романсов всю Францию и Европу, работал, как поющая машина: масса концертов, хорошо зарабатывал. Русские, в том числе и артисты, тогда были в моде.
— И как быстро закончился интерес к новой России?
— Это была мода, и, как всякая мода, она преходящая. Если мода держится два-три года, это очень хорошо, а потом изволь отправляться в свободное плавание.
— За тридцать с лишним лет жизни во Франции к каким выводам ты как русский драматический артист приходишь относительно судьбы русских артистов за рубежом? Насколько велика возможность их успеха в другой стране?
— Если ты собираешься быть там просто артистом, это бесперспективно. Абсолютно.
— Почему?
— Потому что от акцента ты никуда не денешься, какой бы мода ни была. Тут два варианта: или тебе надо создавать свою компанию, что практически невозможно, потому что надо тащить всё на себе. Или второе — тобой кто-то должен очень серьезно заинтересоваться, но такого я не знаю. В 50-е годы в Париже играла румынская артистка Попеску, и в театре «Мариньи» даже есть зал, который носит ее имя. Ну, можно вспомнить еще Сашу и Людмилу Питоевых в 40-х годах. Была прекрасная артистка Таня Балашова, но она как актриса себя не смогла реализовать и работала в основном педагогом. Зато именно она воспитала целую плеяду французских звезд — Жозиан Баласко, Тьери Лермит, Анемон. Эта группа артистов, известная под названием Спландид, то есть великолепные. Больше я не знаю русских драматических артистов, которые бы имели такой успех во Франции, в Париже, какой они имели у себя на родине.
Дело в том, что из-за акцента спектр потенциальной работы для русских артистов сильно ограничен. Вот у меня было очень много озвучания, но, как правило, это всё одно и то же: меня берут из-за русского акцента, и я говорю по-французски, но озвучиваю либо бандитов, либо каких-нибудь славян — сербов, поляков...
— Был ли среди твоих героев хотя бы один хороший парень?
— Был один смешной персонаж, а, в основном — все это плохие парни. Независимо от того, какой фильм ты озвучиваешь — немецкий или американский, — тебя берут прежде всего из-за национальной принадлежности. Потом, когда я уже начал работать как режиссер, я предлагал ставить Чехова, Тургенева, — нет, говорили мне, нужно что-то с вывертом, чернушное, и такое с удовольствием возьмут и просубсидируют. А когда предлагаешь красивое или подчеркивающее достоинства твоей страны, с неохотой и, в лучшем случае, вежливо откажут. В «Комеди Франсез» в свое время ставил Пётр Фоменко («Лес»), Андрей Смирнов («Месяц в деревне») и на гребне интереса к России Анатолий Васильев делал «Маскарад», который оформлял Борис Заборов.
— Слушаю тебя и удивляюсь: ты сгущаешь краски или там действительно такая жесть для людей искусства из России?
— Без иллюзий. Надо смотреть реально — как ты будешь зарабатывать: сегодня ты приносишь доход, на тебя люди идут — значит, ты товар, который покупают. А завтра потерян спрос — и всё... Никаких иллюзий не надо строить. Вот сейчас ситуация между Россией и Украиной — сенсация, но как долго она продержится? А дальше что?
— Но разве, скажем, покинувшие родину артисты по политическим убеждениям не могут рассчитывать на поддержку и работу как беженцы, как люди не согласные с политикой своего государства?
— Сегодня не та ситуация, что в 90-е. Их могут использовать, чтобы они, давая интервью, облили грязью свою страну, — всё. А что касается работы — пусть они даже не надеются, я в этом на 85 процентов убежден.
— Но послушай: Чулпан Хаматова, заявившая, что она не вернется в Россию, тем не менее получила работу в рижском театре у известного режиссера Алвиса Херманиса.
— Ну хорошо — получила, но на каком языке в Риге она будет играть? Сколько в Риге живет русских? Я четыре раз ставил спектакли в Литве, в Русском театре. А в Литве — два процента русских, в ее столице Вильнюсе — 500 тысяч. Так что она может играть в Риге? Пусть не надеется иметь такую же аудиторию, какую она имела в Москве и в России.
И вопрос: если она любящая мать, она подумала о своих детях? Они пойдут в латышскую школу, а для сохранения у детей русского языка (если она, конечно, хочет его им сохранить) ей придется нанимать учителя, и его еще надо найти. (У Хаматовой взрослые родная и приемная дочери, и младшая — школьного возраста. — «МК»). Так что всё это на гребне сенсации, а когда начнутся будни, тогда будет совсем другое дело. Это как пена в кофе — закипает, потом остывает и опадает.
— Если бы я была артисткой и имела бы внутренние терзания — оставаться или уезжать (ведь артисты с большими именами бегут), что бы ты посоветовал?
— Меняй профессию.
— Но ты же не поменял.
— Я пел, и это другое дело. Потом пошел преподавать, и преподавал на французском. А жена моя, которая актрисой работала у Виктюка, играла у него все главные роли, и он ее очень ценил, в артистки не пошла — ушла в туризм. Мы ведь не первый раз это проходим. Надо знать историю: в 20-е годы была прекрасная драматическая артистка Рощина-Инсарова — играла по три-четыре спектакля, а дальше — публики у нее не было. Замечательная артистка МХТ Катя Корнакова, мачеха Юла Бринера, закончила печально: не играла работы при всем своем потенциале. Но, похоже, история нас учит тому, что она ничему не учит.
