За свою блистательную карьеру Юматов успел сыграть и военных, и гражданских, и милиционеров, и даже охранника Сталина. Годы шли, и после распада СССР режиссеры приглашали Георгия Александровича все реже. Началась «черная полоса», омраченная роковым выстрелом из ружья, прогремевшим в 1994 году в квартире дома на улице Черняховского — того самого дома, где жил Леонид Гайдай. Историю с убийством дворника Мадатова в то время усердно смаковала пресса. И эта трагедия окончательно подрезала крылья Юматова. После пережитого он начал угасать — и умер 4 октября 1997 года. А жена, актриса театра и кино Муза Крепкогорская, ушла из жизни через два года. Детей у супругов не было.
Остался только близкий друг — Виктор Мережко, знаменитый режиссер и сценарист. Увы, и с Виктором Ивановичем нам всем пришлось попрощаться навсегда полтора месяца назад. И казалось, что живая нить, связывающая поколения, обрывается на наших глазах.
Но я попросил совета у Вячеслава Моцардо, композитора, которому, кстати, принадлежала идея установить на звездном доме памятную доску Юматову (память о Гайдае на фасаде здания увековечили еще в 2015 году).
«Позвоните дочери Виктора Марии Мережко, они были очень близки с Юматовым», — сказал Моцардо. Так возникла идея интервью с собеседницей, для которой Георгий Александрович был просто дядей Жорой, а заслуженная артистка РСФСР Крепкогорская — тетей Музой.
— Рядом с моим детским садом был дом дяди Жоры и тети Музы. Буквально в трехстах метрах. Они меня забирали из садика не раз, когда мама и папа задерживались на работе. Отводили к себе — кормили, включали мультики, а потом родители забирали меня домой, — начала свой рассказ Мария.
— Я провела с ними свое детство. Выросла у них на коленях — можно сказать так. А потом, когда я стала подростком и у меня появились свои интересы, стала избегать походов к ним, они мне казались скучными. Я старалась больше времени проводить со своими ровесниками. Позже я поняла, насколько замечательными были эти люди. Голова начала думать по-взрослому, и я вернулась к общению с дядей Жорой и тетей Музой. Но я не успела много узнать о жизни дяди Жоры, потому что он был с головой в ситуации с гибелью дворника.
— Вы общались больше с Музой Викторовной?
— Мы ее с папой поддерживали. Утешали как могли. Я не каждый день, конечно же, была рядом, но старалась навещать почаще. Потом они пришли на похороны моей мамы, поддержали нас в ответ. А когда дяди Жоры не стало, тетя Муза осталась одна. Сразу стала увядать, очень быстро сдалась. Повторяла все время, что без него ей не жить. И отец, и я, и ее подруги максимально пытались ее встряхнуть, дать надежду, что жизнь продолжается. Но она попала в больницу. Если человек думает, что он здесь не жилец, если он тоскует по супруге, как лебеди тоскуют друг по другу, — его никакие слова в этом мире не удержат.
— Насколько Юматов переживал из-за конфликта, повлекшего за собой смерть?
— Он был высокоморальный человек. Я думаю, это его очень сильно сломало. Да, у него был небольшой грех, но он не спивался и не превращался в животное, как говорят. Все это пересуды — сейчас модно очернять людей и копаться в грязи. Я как взрослая женщина вижу, что выпивает 99% нашего населения. Дядя Жора был невероятно порядочным. Все это произошло из-за того, что оба выпили. И не контролировали себя. На следующее утро, когда все стало на свои места, он был сломан.
— Мы бы не потеряли Юматова так рано, если бы не эта трагедия?
— Страшнее — ярлыки, которые на него немедленно принялись вешать. Плюс невостребованность. У наших людей короткая память. Я русская сама и патриот, но все равно думаю, что у нашей нации есть черта быстро забывать значимых людей. И актеров, и ученых. Тех, кто стареет или уходит в мир иной, стирают из памяти. Так было и с дядей Жорой: возраст начал брать свое, его стали меньше снимать. Его это тоже очень подкосило. Да и в стране был перелом: после перестройки, когда ушел Горбачев, пришел Ельцин. И начался сумасшедший дом, бардак. Людей старой закалки это больно ударило.
— Говорят, что от Юматова отвернулись некоторые друзья и коллеги.
— Так и с моим отцом было. Конечно, не такая упадническая ситуация, как с дядей Жорой. Но мы с братом поняли, что вокруг папы не было друзей. Те, кто притворялся его друзьями и поддержкой, их нет — это пустые места. Но с дядей Жорой это произошло в еще более горькой и некрасивой степени.
— Вы не видели Георгия Александровича на съемочной площадке?
— Меня таскал за собой папа на съемки по своим сценариям, когда я была ребенком. А чтобы увидеть дядю Жору, я была слишком мала. Да и у него были экспедиции, снимали в разных уголках СССР. А у меня были садик, школа…
— Каким Юматов был в домашней обстановке?
— У них были очаровательные собаки, они их обожали. Дядя Жора их воспринимал очень по-доброму, чуть ли не как детей. У них было очень уютно. Даже в годы моей юности, когда с деньгами было не очень, они старались накрыть стол богато. А когда я была маленькой, стол ломился. До сих пор вспоминаю эпизод: мне годика четыре, идет застолье. Передо мной — Алла Ларионова и Николай Рыбников. Я сижу у мамы на коленках, а она пыталась мне впихнуть в рот ложку черной икры. А мне невкусно!
Даже когда дядя Жора доживал свои последние месяцы, они все равно доставали все что могли из шкафов и холодильников.
Но главное — они были настоящие. Ничего не изображали! Не выпендривались и не стремились продемонстрировать свое величие, значимость.
— Но в квартире ощущались «звездность» и принадлежность к миру кино?
— В раннем детстве я удивлялась, какой у них был богатый дом. Даже в четыре годика я сознавала, насколько у них красиво. В 70-х — начале 80-х в Советском Союзе не такой большой выбор был в плане ремонта. А у них было очень хорошо.
Они жили как звезды, да. Тетя Муза заботилась о комфорте, а дядя Жора приносил деньги. И даже когда востребованность упала, остатки прежней роскоши оставались.
Но ни бриллиантов, ни изысканных картин или гобеленов — ничего не было. Хотя я и читала в Интернете, что получила в наследство от них бриллианты….
— Вопрос личный, но его нельзя не задать. У них не было детей, можно ли предположить, что их любовь переключилась на вас?
— Думаю, что можно так сказать. Я не знаю почему, но дядя Жора проникся симпатией к моему папе в юности. Они шли плечом к плечу всю жизнь. А я же похожа на маму и папу. И я компенсировала отсутствие у них ребятни. Меня и закармливали, дарили заколочки, побрякушечки, платьишки. Я давно не курю, а тогда курила и скрывала от отца. Могла выпить немного коньячку. Я же взрослая, мне целых 20 лет! И тетя Муза меня покрывала: «Ну покури, покури. Хочешь, я тебе моей настоечки налью?..»
Когда текст этой беседы уже готовился к печати, Мария прислала сообщение, в котором поведала о событии, предшествовавшем завершению земного пути Виктора Мережко. И здесь, в этом завершающем эпизоде, старые товарищи были рядом:
— Папе накануне того, как он сильно заболел, приснился сон. Он сидит за одним столом с дядей Жорой, и тот говорит ему, как соскучился. И как будет здорово, если папа напишет сценарий, а он сыграет в этом фильме. Это был конец декабря 2021 года. Я внутренне сжалась, понимая, что для нас этот сон не очень хороший…
В феврале художественно-экспертный совет по скульптуре, монументальному и декоративному искусству Департамента культурного наследия Москвы окончательно утвердил проект памятной доски Георгию Юматову. В ближайшие месяцы она будет открыта. Думаем, это лучший подарок великому артисту к его дню рождения. И — наша общая победа.
