— Он работал во время Великой Отечественной войны и блокады. Зритель идет за ним, если это яркий коллектив, а война фоном не бывает. Театр гораздо быстрее реагирует на происходящее, реактивнее, чем кино, работа над которым продолжается и год, и два.
Как сам Юрий Грымов отреагировал на спецоперацию? Он честно признался: «Я испугался. Мы все напуганы. В афише нашего театра три спектакля о войне — «Война и мир» по роману Толстого, «Человек с глазами Моцарта», «Затерянный мир». Они поставлены четыре, три и два года назад. Война меняет весь миропорядок, от нее не выигрывает никто. Это большая трагедия для всех, свидетельствующая о том, что мы что-то недоделали. Я всегда считал, что дипломатия должна работать на опережение, и мне обидно слышать категоричные речи от людей, которые должны проявлять гибкость. На протяжении восьми лет я следил за тем, что происходит на Донбассе, и месяц назад мы договорились о том, что покажем там «Войну и мир».
Мы хотели совершить тур со спектаклем «Человек глазами Моцарта» от Москвы до Берлина, сыграть его в городах, которые освобождала Советская армия. Он рассказывает о первых днях войны, когда люди еще не знали, что такое похоронка, а к ним в деревню пришел враг со своей культурой, появились предатели. Когда мы говорим о защите семьи, родины, мы говорим и о защите культуры. Театр дает людям возможность задуматься о себе».
Пора понять, что недопустимо превращать фильмы о войне в приключение, компьютерный полет на самолете. Не может быть летящий снаряд прикольным. Он убивает людей. Советское кино о войне снимали люди, прошедшие войну, понимавшие, что это горе.
Войны, то есть конфликты, которые то и дело вспыхивают в столичных труппах, в театре Юрий Грымов тоже не приветствует. А театр «Модерн» — это не его худрук, а актеры. Он рассказал, как накануне читал лекцию театральным актерам, и один из них спросил: «Вы диктатор?» Ответ был такой: «Если буду диктатором, то вы не сможете работать». Театр — отражение жизни, и там тоже должны быть толстые женщины, не только актрисы модельной внешности, молодежь и старшее поколение. Нужны разные люди. «Высокий порог здравого смысла» худрука позволяет жить без конфликтов. Разговор зашел и о том, что раньше во главе театра ставили молодых режиссеров, от 38 до 44 лет, таких, как Волчек и Захаров. А теперь — 60 плюс: Рыжаков, Газаров, Марчелли.
Почему Гармаш, Сухоруков и Домогаров уходят из театров? Вместе с ними выбывают из репертуара по 5–8 спектаклей. Грымов считает, что всегда надо находить общий язык: «Я за диалог. Для актера уход из театра болезненное дело. Таким же он должен быть и для руководства театра. Важно ставить себя на место другого человека, попытаться его понять. Актеры и есть театр, а я должен быть для них надежной спиной. Вся ответственность за конфликты лежит на худруке. Если они возникают, значит, я как руководитель не создал должного уровня. Если вижу на ковре в театральном фойе нитку, всегда ее поднимаю. Заметил, что не каждый из сотрудников это делает, что свидетельствует о разном отношении к общему делу. Должна быть ответственность перед зрителем».
