Коренной москвич Николай Лебедев в 1939 г. впервые вышел на сцену Театра юного зрителя, мечтая о карьере артиста, но началась война, которая и определила его судьбу, как она определила судьбу всего его поколения. Весной 1941 года молодого артиста призвали в армию, и с первых дней войны он оказался на фронте. Был контужен, ранен и в бессознательном состоянии взят в плен. Три неудачных побега, шесть концентрационных лагерей прошел этот солдат.
— Время, в котором я жил, учился, влюблялся, уже стало историей, — рассказывал он мне еще пару лет назад. — Жизнь устроена так, что все плохое заштриховывается.
А плохого — нет, ужасного, бесчеловечного — Николай Лебедев хлебнул через край.
— На войне очень страшно. Особенно если ты попал на нее из Москвы, из интеллигентной семьи и впервые столкнулся со смертью. На войне все не так, как пишут в книгах или показывают во многих фильмах. Разве что «Баллада о солдате» и «Нормандия-Неман» честно все рассказали. Вот я поражаюсь, что в фильмах часто показывают, как военнопленных конвоируют автоматчики с собаками, которые все время лают. Да никаких собак не было. Было так: колонну пленных конвоировали три-четыре охранника с автоматами и с хворостинами, которыми они нас подгоняли, как скотину. Вот такая правда. Или когда по телевизору в военных фильмах вижу девчонок в военной форме с подведенными глазами — сразу выключаю.
Да, он знает правду о войне, пройдя концлагерь «Ламсдорф-III» в Судетах, считавшийся филиалом Освенцима. «Нас здесь содержали как скот, в отличие от англичан или французов. Те получали посылки, играли в волейбол, даже убегали за территорию лагеря и крутили романы с немецкими девчонками. А мы, советские военнопленные, такой жизни не имели. Хлебнули всех ужасов», — вспоминает Николай Сергеевич.
Он считает, ему повезло в том, что лагерь освобождали советские, а не американские войска, иначе потом он бы точно угодил уже в советский лагерь. А так…
— После освобождения у меня было три допроса: первый формальный — кто я, что, где служил? Второй — с матом и угрозами, а третий очень интересный. Передо мной стоял вполне интеллигентного вида смершевец, курил, пристально смотрел на меня. Предложил стакан коньяка и сигару. А я до этого и коньяка не пил в жизни, и после лагерной жизни истощенный был, но выпил. И как сейчас вижу себя со стороны — перед глазами все плывет, а я рассказываю, рассказываю… А он на меня смотрит, смотрит…
— Он поверил вам?
— Меня спасло только то, что я как в тумане, но все-таки мог по минутам рассказать, где я был, что делал, когда был заключенным.
Такая школа на всю жизнь.
— Война и лагерь во многом мне помогали в мирное время — сформировали другое отношение к жизни, к людям.
После демобилизации он вернулся в Москву и, следуя призванию, пришел в ТЮЗ, а затем поступил в Школу-студию им. В.И.Немировича-Данченко при МХАТе (курс Виктора Станицына). После окончания учебы в 1950 г. Юрий Завадский пригласил рослого молодого артиста в труппу Театра имени Моссовета, где он числится и по сей день.
За семь десятилетий работы в Театре им. Моссовета артист создал более 70 разнообразных образов в спектаклях классического и современного репертуара. На одной сцене он работал с великими Ростиславом Пляттом, Верой Марецкой, Фаиной Раневской… Он помнит их, его рассказы — история в деталях.
— Завадский своим главным числом считал 13. На столе у него всегда лежало тринадцать хорошо заточенных карандашей. Его любимый учитель — Евгений Вахтангов — родился 13 февраля, и купе в поезде ему всегда покупали №13. А Ростислав Янович Плятт — удивительный артист и человек, как говорится, душа общества, был хулиганом. В хорошем смысле этого слова. Я помню, как однажды, еще в студии, он на двери кабинета Завадского нарисовал одной непрерывной линией двух собак, занимающихся... любовью. Завадский разозлился, пытался выяснить, кто это сотворил, но поскольку Плятта никто не выдал, то наш худрук пригрозил, что не придет в студию до тех пор, пока не выяснит, кто художник. И действительно не появлялся три-четыре дня. Наконец Плятт пришел сам и признался. Но Завадский сам же был в душе хулиганом и простил его.
Удачно сложилась и кинематографическая карьера артиста. В его послужном списке около сорока работ, среди которых такие культовые фильмы, как «Нормандия-Неман», «Ровесник века», «Евдокия», «Синяя тетрадь», «Тишина», «Освобождение», «Выбор цели», «Вечный зов», «Экипаж» и многие другие.
Николай Лебедев — хранитель истории. Он помнит слезы Любови Орловой. Звезда советского кино плакала, когда администрация не предупредила ее, что в спектакле в тот вечер играет не она, а другая актриса. А Орлова уже пригласила друзей. Помнит, как входила в театр Фаина Раневская.
— Она приходила обычно с собачкой, такой беленькой. Я даже один раз хотел ее покрасить, пока хозяйка была на сцене, играла «Шторм»; но не получилось — меня отговорил партнер. Вообще, когда Раневская входила в театр, все прятались по кабинетам. Почему? Ей надо было завестись, и она искала конфликта. Они с Пляттом замечательно работали до последнего.
До недавнего времени Николай Лебедев еще выходил на сцену, но когда его внутренний контролер подал сигнал, он больше не играет. Это его принцип: театр не собес. «Я почувствовал сам и не стал ждать, когда мне скажут: мол, извините, пора. Я считаю, что если театр может содержать старых артистов и это не мешает развитию театра, то можно продолжать играть. А если старость тормозит это развитие, надо уходить».
Актер театра Александр Бобровский при участии Алексея Шмаринова и Олега Кузнецова снял видеофильм о Николае Сергеевиче «Один из ста». Дожив до векового юбилея, Николай Сергеевич старается участвовать в жизни театра. В начале сезона он приходил на сбор труппы, делился опытом с молодыми артистами.
