Перепрыгивая с обломка на обломок чего-то в прошлом весьма внушительного («До того, как стать Мостом, это было Крыльцо Престола Господня», — сообщил дедушка), преодолевая ярусы разнонаправленных подвесных (на жгутовых и тросовых креплениях) магистралей, они оказались подле вмурованных в высокую крепостную стену ворот. Часовенка с барельефом конного Георгия Победоносца совмещала молельню и комендатуру. Дедушка перемолвился с караульщиками (белые перья их заспинных крыльев были украшены красными лычками и золотистыми погонами), старшина отверз узенькую щель, челобитчики миновали кордон.
Монолитно-тяжеловесные строения, громоздившиеся по обеим сторонам улицы, вдоль которой дедушка уверенно вел Антона, не тонули и не проседали в облачной хмари.
— Их держит праведность обитателей, но преимущественно это воздушные замки, — мимоходом дедушка угадал намерение внука задать вопрос (по-видимому, неуместный) и предотвратил ненужность: — Один несведущий спросит столько, что сотни специалистов, чей серовещественный загашник полнехонек, не удовлетворят сотую долю его любопытств.
Пингпонговая телепатическая быстрота обмена синхронностями свидетельствовала: проникновенная родственная взаимопонимаемость — нерасторжима — даже после длительного необщения. Но очень много накопилось у Антона неясностей о Царстве Небесном.
— Будь терпелив, — отреагировал и на эту не успевшую выпорхнуть (естественную) заинтересованность дедушка. — Ты здесь именно для того, чтобы постигать.
Перед ними раскинулась площадь. Но лишь близорукий анахорет, погрязший в убогой тараканьей закухонности, мог формально (и заочно!) согласиться со столь уничижительным обозначением неохватного пространства, размахом превосходившего все виденные Антоном до того безгоризонтности: вмещавшего толпы базара Александрии; плаца с магическим каменным (метеоритным?) черным кубом в Мекке; предхрамового многолюдья собора святого Петра в Риме, когда выступает с балкона Папа; облюбованной голубями и туристами набережной святого Марка в Венеции; ревущего многотысячными воплями стадиона «Уэмбли»… Осью (мачтой с надутым парусом) взметнулась над эпосно-гомеровской стихией статуя — похожая и на американскую купоросно позеленевшую, омываемую океаном Свободу, и на белоодежного благословляющего Рио-де-Жанейро Христа-избавителя, и на готового перековать меч для мирной пахоты обнаженного бодибилдера — повязка, сползшая на глаза непристойно аляповатой, лягавшейся, отпихивавшейся от бурлившего у нее под ногами месива бабищи, великаньи аптекарские весы в ее руках и развевающийся балахон предгрозово нависли над разливанной кипенью и, казалось, готовы клоповьи придавить неостановимую толчею.
Дедушка наслаждался эффектом, произведенным на внука. Экскурсоводски, с пафосом воспевателя, воздающего объекту заслуженные превозношения, он повел искалеченной рукой, будто сдвигая занавеску на окне:
— Здесь концентрируются Нестрашные Суды, именуемые Потешными, они предваряют Суд Страшный, Неотвратимый, Последний. Миллионы исков, прошений, протестов, доносов, кляуз, кассационных жалоб… Процессуальные тонкости блюдутся наистрожайше, промежуточные решения оказывают влияние на окончательный вердикт... — Гусельного аккомпанемента, вот чего недоставало былинному бояну-восхвалителю. — Документация, когда соискатель рая или обреченный на муки грешник предстают пред Господом, должна быть максимально выверена. Цель Всевидящего — обнажить малейшую червоточину: коли кто-то недоплачивал тайно, воровал тайно, прелюбодействовал тайно — об этом должны узнать обманутые, раскаяние преступника, свершившееся без принуждения, — венец кропотливой подготовительной работы.
По широким, как простыни, сияющим белизной ступеням дедушка возвел Антона к окантованным металлической решеткой, похожим на двери высотного Министерства иностранных дел, шлюзам. Задержавшись близ балюстрады, указал на скопища механизмов:
— Весы особого назначения: каждому вменено выяснить, сколь тяжелы его провинности. Результаты взвешивания, — сам себя дополнил дедушка, — штемпелюют особой печатью здесь, на площади, и на соседних улицах.
Конструкции смахивали на усовершенствованные гильотины, на усложненной конфигурации детские качели, попадались плоско-платформенные (со стрелками-метрономами и килограммовыми делениями вдоль шкалы); японские электронные (фирм «Sоny» и «JVС») высвечивали на мониторах рекламу: «Микропогрешность минимальна!»
Зачумленно-зачуханные, толстые и худенькие («снабженцы»? «интенданты»? «маркитанты»? «висельники»?) перебегали от «качелей» к «гильотинам» — видимо, в поиске более лояльных устройств («Даже самым совершенным техническим средствам присущи изъяны, происходят — рано или поздно — поломки», — пояснил дедушка), жонглировали гирями, подпрыгивали, нажимали на кнопки и педали, делали пометки в блокнотах с грифами «нетто» и «брутто», озабоченно крутили арифмометры, производили подсчеты на калькуляторах, в ход шли приемы недобросовестных торговцев и спортсменов, которые перед соревнованиями добиваются снижения или завышения показателей: под балансирующие плоскости подкладывали бумажки, стучали по экранам кулаком, обривали голову и грудь, приседали и отжимались до седьмого пота — как в гимнастическом зале, опять сверялись с неумолимыми цифрами...
— Не поможет, — раскритиковал ловкачей родственный толкователь. (И ответил на еще один не заданный Антоном вопрос). — Здесь исследуют прошлое, а внешнее ни при чем! Позволяют прикинуть: что превалирует — добро или зло? Бывает, перетягивают десятые доли грамма. Иногда вскрываются побочные обстоятельства, о них соискатели блаженства то ли забыли, то ли нарочно умолчали. Запутывание фактов длит волокиту: постепенность искупления греха не возбраняется, но за поглаживание себя по шерстке карают. Некоторые очерняют себя, хотят страдать, с них сбрасывают напрасное, если оправдываться не в чем…
Антон (не с подачи ли дедушки? не по его ли подсказке?) подумал о соседке по коммунальной квартире, многодетной Наде, рожавшей младенца за младенцем. Навеялись и любившие попить чайку милиционеры. Пример пришелся кстати:
— Дом с крохотным лифтом, где ты проживал... — ухватился за промелькнувшую картинку дедушка. — Милиционеры отлучались со своего поста возле посольства, это бесспорное нарушение. А твоя соседка предавалась блуду с ними. Но, отлучаясь с поста, они дарили жизнь светлым созданиям, творили детишек. А женщина… Какой заботливой матерью она была! С другой стороны: милиционеры не помогали ей воспитывать детей. Это минус… Но она не имела к ним претензий. Так что минус может быть зачтен как плюс. Все соткано из противоречий. В деле любого, кто подлежит осуждению или оправданию, множество «за» и «против». Поэтому судебные процессы тянутся десятилетиями. Даже отъявленные грешники не хотят быть осуждены на бессрочную геенну. Их показания перевзвешивают, нанизывают на единую нить, остается завязать узелок.
Дедушка в удовольствие цицеронствовал, в охотку бороздил юриспруденческие моря. Но почему-то медлил, не произносил главное. Чутье вряд ли обманывало Антона: вот-вот будет сказано нечто наисерьезнейшее…
Дедушка откашлялся и приступил:
— Есть несколько причин, из-за которых я побеспокоил тебя.
(...) То ли не решаясь огорчить внука, то ли оттягивая процедуру восхождения на весы, златоуст опять пустился в высокопарное лавирование:
— Изначально под опекой Провидения пребывает каждый. Некоторые не оправдывают возложенных упований. Отклоняются от проложенной для них Господом колеи, и Он теряет их из виду. Потому и происходят несчастья и непредвиденности. Нужно как можно быстрее возвращаться в поле Его зрения. Те, кому это не удается, не могут проявить и доказать свою полезность. Провидение перестает их хранить… Но оно до последнего мига их земной жизни борется за них: события щетинятся, восстают, не дают двигаться в неверном направлении, если Провидение против затеваемого. Ошибающегося одолевают скверные предчувствия…
«Вот почему обстоятельства бывало ополчались на меня, — настигло Антона. — Я поступал поперек свыше запланированного!»
— Да, своевольничал, — не стал темнить дедушка. — Взгромоздил на могилы тяжеленные глыбы. Зачем? Никому из нашей семьи и при жизни не требовались котурны и фанфары… Финтифлюшки… После смерти — и подавно не нужны!
— Могилы с проплешинами и сорной травой неопрятны! — Антон подбирал обтекаемые, щадящие оправдания: как-никак дедушка, находившийся сейчас перед ним, в то же время полеживал под гробовой плитой, этот казус нельзя было не учитывать. — Теперь мне ясно, почему исчезли с могил мрамор и тяжелые металлические кресты. Поставлю деревянные…
— Ты найдешь их в целости и сохранности в Копилке Господа, — удовлетворенно пробормотал дедушка. Он заметно смягчился. — Высвобождению из могил, когда раздастся трубный глас, ничто не должно мешать. А камень ох как непросто сдвинуть с придавленной им груди! Про тех, кто держит усопших под тяжеленными монументами и валунами, как квашеную капусту под спудом, сразу можно вывести: не верят в божественное воскресение. И не надо обозначений над прахами! Сколькие павшие на поле боя и расстрелянные тайком не удостоились никаких табличек! Простой деревянный крест будет служить напоминанием обо всех них!
