Живет Влад в Санкт-Петербурге. Долгое время был главным режиссером театра «Русская антреприза» им. Андрея Миронова, а после смерти отца Рудольфа Фурманова заменил его на посту художественного руководителя. Тут важно сказать, что Влад Фурман профессии учился у таких могучих педагогов и мастеров, как Георгий Товстоногов и Аркадий Кацман. При интенсивной работе в театре находятся силы и время на кино.
Действие фильма «Родитель» происходит в 90-е годы в Петербурге. Главный герой, которого сыграл Михаил Пореченков, борется как может за свою дочь, подсевшую на наркотики. Он не надеется ни на кого, только на себя и своих близких, и вместе с другом, которого сыграл Влад Фурман, пытается решить все вопросы сам, не всегда понимая, что силовые методы не всегда действуют.
— То, что произошло с вашей картиной в США, просто поразительно. Одна картина получила восемь наград!
— Да, это что-то невероятное. Сам не могу еще это осознать. Мы разослали фильм повсюду, по разным фестивалям. Вдвойне приятно, что совсем нам неизвестные люди на другом конце Земли, оскароносное жюри, в которое вошли серьезные кинематографисты со всего мира, посмотрели картину и приняли решение так щедро ее наградить. Какая-то фантастика, что они так единодушно к этому пришли. А я туда не смог вырваться, потому что закончился срок действия американской визы. Надо было ее быстро продлить. В России это сделать невозможно. Я попытался сделать это в других странах, но ничего не получилось.
— Может быть, жюри привлекли не только художественные достоинства фильма, но сама история, связанная с определенным временем, распадом СССР? У нас 90-е стали самым захватывающим временем, особенно у молодых кинематографистов.
— В нашем фильме нет и намека на распад СССР. Наоборот, затронута тема, которая понятна любому человеку вне зависимости от того, в какой стране он живет. Мы просто показываем отношения родителей и их детей, которые сидят на героине, а потом погибают. Родители, узнав о том, что происходит, не знают, что делать. В конце 90-х была героиновая волна, через которую многие прошли в большей или меньшей степени. Все мы помним, какой трафик был в те годы. Такие исторические и знаковые точки в картине, конечно, есть. Нечто подобное, что вы видите в фильме, происходило не в моей семье, но с близкими мне людьми. Это общемировая проблема, и потому она волнует всех в Америке, никуда не ушла.
В «Родителе» нет ничего того, что принято называть чернушным кино. Почему-то считается, что чем хуже показана Россия, тем больше это нравится на Западе. У нас вообще ничего подобного нет. Да я просто не умею снимать такое кино. Даже моя дебютная «Гупёшка» по пьесе Василия Сигарева получилась совершенно не чернушной, о чем и критики говорили. Точки соприкосновения, наверное, в том, что мы затронули остросоциальную тему, а Chelsea Film Festival, ориентирован как раз на такие глобальные темы. Во всяком случае, организаторы именно так его позиционируют. У нас в фильме присутствуют атрибуты 90-х — телефоны, компьютеры, а проблема-то никуда не ушла. И касается она только России, а все.
— Не слишком жесткое кино получилось?
— Да, оно жесткое, но, как мне кажется, художественное. Хотя об этом зрителю судить. Исследуется не столько тема наркотиков, а, как хорошо сказала снимавшаяся у нас Маша Шукшина, это фильм об ответе беспределу, который происходит в жизни. И этот ответ идет от людей, теряющих своих детей. Что может произойти с тем, кто с ветхозаветной яростью действует по принципу «око за око». Такой человек превращается в орудие мести. Это трагический процесс. Он не приводит к благу и искуплению.
— Вы ведь приступили к съемкам еще до пандемии?
— Мы должны были снимать в апреле. Я собрал группу, когда появились новости о пандемии. Это случилось в один день с выступлением президента по этому поводу. С утра мне пришлось остановить производство и объявить локдаун. Все произошло в один день, но как только через два месяца разрешили снимать, наша группа из пятидесяти человек сразу же бросилась в работу. Слава богу, мы все сняли, и никто у нас не заболел. Нам очень помог Карен Шахназаров, киноконцерн «Мосфильм», предоставивший оборудование, аппаратуру, камеры. У нас хорошая оптика, и формат экрана нестандартный. Он похож на тот, что сделал Квентин Тарантино в ковбойском фильме «Омерзительная восьмерка». На экране получается чуть зауженное изображение. И этот прием задает притчевость, возникает ощущение совсем другого объема. В результате бытовое пространство не кажется плоским на экране. В этом большая заслуга нашего оператора Кирилла Мошковича. Не зря его работу отметили на двух фестивалях — в Нью-Йорке и Благовещенске.
— Почему именно сейчас возникла эта история? Какой-то давний замысел?
— Она возникла еще в 2000 году. Когда мы все только пережили, я должен был снять об этом фильм. Показал свою заявку нашей легендарной Фрижетте Гукасян, с которой мы работали на «Бандитском Петербурге» и разрабатывали еще несколько сценариев. И она сказала, что надо обязательно снимать. Но тогда не было такой возможности. Я как раз руководил проектом «Агент национальной безопасности» в те годы. Денег на проект не было. А когда появилась такая возможность, мы с Мишей Пореченковым и сами доросли до возраста родителей. История изначально было немного другой, а потом переработалась в притчевую. Теперь я знаю много подобных историй, которые уже в наши дни происходят с детьми. Изменились препараты, а проблема осталась. Но сама тема незаметно ушла из прайм-тайма. Помните, как раньше по главным федеральным каналам обсуждалась проблема наркомании и борьбы с ней. А сейчас она ушла, о ней не принято упоминать, но мне хотелось об этом рассказать, поскольку это личная тема. Важно было найти ответ, поразмышлять с точки зрения родителя, который не какой-то спецагент, не крутой герой, а самый обычный человек, столкнувшийся с подобной проблемой. Он воспитан в советское время и не подозревает, что это вообще такое. Мы же узнавали о том, что дети сидят на наркотиках, когда уже было поздно. Во многих семьях так случалось. Незаметна была деградация, а потом раз — и уже другой человек рядом. Михаил Пореченков сказал такую фразу, что это не просто кино, где он играет роль, а картина, где можно высказать свою гражданскую позицию и отношение к этой проблеме. И Маша Шукшина хотела высказаться. Да все мы.
— У вас же был непростой путь, не сразу вы нашли поддержку?
— Мы выиграли конкурс в Минкульте, но со второй попытки. Сначала подавали заявку от «Ленфильма» в 2018 году, когда киностудия числилась в должниках. На следующий год мы с оператором Кириллом Мошковичем создали свою кинокомпанию. Дело в том, что когда мы стали искать, от кого можно подать заявку, выяснялось, что большинство — тоже должники, не выполняющие обязательств перед Минкультом. В общем, много проблем. Зато теперь я — генеральный продюсер, ответственный за все производство. Мы блестяще и досрочно отчитались, раньше на две недели сдали отчет. Это был первый для нас опыт работы с государством, и мы, как нам кажется, достойно все прошли. В Минкульте сказали, что мы молодцы. Ни один объект в картине не полетел. У меня такое впервые за двадцать лет работы в кино. Никакого перерасхода. Не вставали ни разу. Наверное, сказалась наша телевизионная закалка. Мы привыкли ответственно работать в строгие сроки.
