Началось все со случайной встречи в поезде. В тамбуре железнодорожного вагона, следовавшего из Петербурга в Москву или наоборот, режиссер Виктор Крамер и актер Константин Хабенский разговорились о возможности совместной работы. Возникло имя Мюнхгаузена. Идея отличная, и у Хабенского были все основания претендовать на нее. Неизвестно, как бы дальше развивались события, но ускорила процесс пандемия, подарившая свободное время для создания оригинальной пьесы. Захотелось сделать что-то без оглядки на предшественников, не повторять знаменитый телефильм Марка Захарова с Олегом Янковским в главной роли. Но он все равно витает, как призрак, в зале МХТ.
Виктор Крамер — опытный мастер, работавший в самых разных жанрах и театрах. Некогда главный режиссер «Академии дураков», поставивший «сНежное шоу» Славы Полунина, он осуществил оперные постановки в Большом и Мариинке, овладел масштабными городскими зрелищами вроде театрального действа по случаю 300-летия Санкт-Петербурга. Теперь он провел культурологическую работу, объединив в пьесе «Враки, или Завещание барона Мюнхгаузена» факты из реальной жизни барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена с разнообразными литературными источниками. Среди них — не всем известное сочинение Рудольфа Эриха Распе «Приключения барона Мюнхгаузена», совсем забытые опусы немецкого поэта Готфрида Августа Бюргера и его соотечественника — драматурга и писателя Карла Лебрехта Иммермана, а также лютеранского священника и теолога Генриха Теодора Людвига Шнорра, жившего в Дании. Все они посвящены славному барону. Виктор Крамер использовал имена героев Григория Горина, по сценарию которого Марк Захаров снял свой легендарный фильм. Некоторые идеи подкинул Константин Хабенский.
В антракте публика пребывает в растерянности, обсуждает увиденное: надо было прочитать Распе, прежде чем идти в театр, иначе ничего не понять. Кто-то покидает театр в антракте, но все-таки напрасно. Все лучшее происходит во втором акте.
Марк Захаров снимал фильм о незаурядном человеке, который не обязан жить по меркам осторожного большинства. Его герой был романтиком, слагал небылицы, но вралем не был, скорее, мастером импровизации. Он был безрассуден и тем привлекал, любил и был любим. Мюнхгаузен Хабенского — отнюдь не романтик. Он жесткий человек. У него то самое серьезное лицо, которое Мюнхгаузен Янковского не считал признаком ума, поскольку самые большие глупости на земле делаются именно с этим выражением.
Герою Хабенского — 75. Но это чистая условность. Никаких уловок гримеров не понадобилось. И жизнь у его барона мучительно-невыносимая для всех — для него самого, его близких и для зрителей, которым на протяжении почти четырех часов надо с этим мириться. Рядом с бароном две женщины — бывшая жена, мать его сына Феофила, которую играет по-женски притягательная Кристина Бабушкина, хотя у ее героини совсем другое предназначение, и рыжеволосая «актуальная юная супруга», как сказано в программке, — Марта с явными признаками ложной беременности в исполнении Надежды Калегановой. Она не раз предпринимает попытки расшевелить своего сумрачного супруга.
Виктор Крамер придумал декорации со скошенными предметами, с опрокинутым шкафом, напоминающим надгробную плиту. Так что принесенный погребальный венок придется кстати. Барона Мюнхгаузена оплакивают. Он вот-вот должен отдать концы после очередного безумия. Но априори не так-то легко победить его дух. Он еще пошумит на земле и в небе. Появится увенчанный оленьими рогами, на которых поспели вишни. А потом из лохматого белого материала вдруг вознесется к колосникам космическая ракета. На наших глазах она разбухнет и превратится в гигантский воздушный шар. На нем барон и вся его родня, все те, кто готов был его похоронить, поднимутся в небо. Зрелище эффектное, спасительное для спектакля, можно сказать, его поворотная точка. Любопытно, что за полетом к звездам в МХТ мы наблюдали в тот самый день, когда ранним утром космический экипаж с Юлией Пересильд и Климом Шипенко приземлился на Землю. Теперь любые полеты во сне и наяву имеют новый отсчет.
Действие сопровождает сонм чаек — хранительниц города. Актрисы с гигантскими птичьими головами, словно с полотен немецких мастеров, с несчастными лицами, которые мы видим, когда маски сброшены, привносят тревогу и эмоциональность, которых так не хватает в главном герое. Чайки молчаливы и напоминают о том, как всем необходимы мгновения тишины, паузы. А музыка все звучит и звучит, как гул, не оставляя шанса на передышку.
