Впрочем, особой необходимости в этом не было, поскольку в репертуар Михайловского театра входила отличная «старомосковская версия» балета, основанная на хореографии Александра Горского в качественной редакции Михаила Мессерера, не так давно по просьбе Кехмана перенесенная Мессерером в Новосибирский театр оперы и балета. Редакцию главного русского балета на сцене Михайловского театра решено было подновить: сделать более современным оформление и костюмы, освежить хореографию.
К спектаклю, ставшему за почти 145-летнюю историю своеобразной балетной иконой, обращаются многие хореографы. Каких только версий не возникло к началу XXI века. Джон Ноймайер посвятил свое «Лебединое» несчастному «лебединому» королю Людвигу Баварскому, утонувшему в озере неподалеку от выстроенного им Лебединого замка. У англичанина Мэтью Боурн, как и до него у француза Ролана Пети, лебедь — уже мужской знак: вместо заколдованных девушек на сцене появляются брутальные парни в лебедином обличье. Самое радикальное «Лебединое» с доктором Чума, скелетами лебедя и других животных, развешанных на сцене, с колоритным карликом Нано, который ножом режет всех подвернувшихся ему под руку, поставил для Фламандского королевского балета Ян Фабр.
От знаменитого хореографа-модерниста Начо Дуато естественно было ожидать экстравагантностей в том же духе. Но как это уже было и во всех остальных случаях с редакциями классического наследия, которые испанский хореограф успел поставить за время руководства балетной труппой в Михайловском театре, никаких радикальных шагов по изменению классической хореографии он предпринимать не стал. В его «Лебединое» почти без изменений вошли все принципиально важные части классического спектакля в хореографии Льва Иванова (второй, «белый» акт сохранен почти полностью), Мариуса Петипа, Александра Горского и Асафа Мессерера. Перемены в основном коснулись первого, а также третьего акта, где в сцене бала совершенно заново поставлены мазурка, неаполитанский и испанский танцы, которые сделаны со вкусом и эффектно смотрятся.
— Я перенес весь балет в XX век, но история осталась той же. Можно читать книгу со свечкой, но, мне кажется, лучше для этого использовать лампу, — объясняет Дуато свой замысел.
Действительно, действие происходит в начале XX века, в той самой эпохе, когда была создана Мариусом Петипа и Львом Ивановым самая знаменитая версия балета. Хотя о стиле «русский модерн», который доминировал в русском искусстве до революции, постоянный соавтор Дуато художник-постановщик и художник по костюмам Ангелина Атлагич знает очень приблизительно — и если следует этому направлению в первой картине, то сцену бала помещает в зал с греческими колоннами, больше подходящими к эпохе классицизма. На «модерн» тут намекают разве что лебеди в верхней части колон.
Не создали Ангелина Атлагич и художник по свету Брэд Филдс и никакого контраста между актами. Цвета несколько монотонные, пастельные, с вклинивающимися пятнами-взрывами, вроде кроваво-красного платья Королевы-матери в сцене бала.
Костюмы Ангелина Атлагич решила в принципиально пастельных тонах, в первом акте обойдясь практически без пачек и трико (на условное классическое трико имеет право только принц). Пачки и головные уборы девушек-лебедей больше похожи на декадентские наряды эпохи модерна. Однако задорный и здоровый вид вышедшей в первом составе Одетты-Одиллии Анжелины Воронцовой никак не походит на облик чахлых декадентских русских мадонн. С этой точки зрения к концепции Дуато больше подходит образ Анастасии Соболевой во втором составе, хотя к крепкому и энергичному танцу Воронцовой никаких претензий быть не может.
Танец принца Зигфрида — Виктора Лебедева — тоже впечатляет отточенностью и силой, высотой прыжка и энергичностью вращений. В техническом и актерском отношении танцовщик необыкновенно вырос. Его роли становятся все более осмысленными.
Самое впечатляющее решение — образ, созданный Начо Дуато с Иваном Зайцевым и Ангелиной Атлагич. Их Ротбарт, похожий на белокурого эльфа из «Властелина колец», несомненная удача. Иван Зайцев в своем танце конгениален эффектной задумке Дуато. Придуманные Дуато два помощника, свита Ротбарта (Константин и Михаил Ткачуки) сливаются с ним в танцевальное трио, словно крылья поднимают своего повелителя в воздух.
— У моего «Лебединого» счастливый конец. Принц встретится со своей любовью, но немного не так, как это обычно бывает, — объясняет свою концепцию Дуато. — Некоторые решают этот момент не в очень позитивном ключе. У Григоровича лебедь умирает, и принц остается один. Я предпочел, чтобы они остались вместе. В этой истории принц влюбляется в лебедя, и лебедь превращается в женщину, а Ротбарт умирает. Ужасно, когда проходит три акта, принц танцует все па-де-де, а потом остается один. Это нечестно. Он должен быть счастлив с Одеттой.
В своем «Лебедином» Дуато поступил вопреки задумке Чайковского. Добро у него побеждает зло. Одетта, как в редакции Бурмейстера и других советских балетмейстеров, становится девушкой, только лебеди почему-то так и остаются нерасколдованными. В белых пачках, так и не избавившись от лебединого оперения, они робко толпятся вокруг лежащих на сцене Одетты и Зигфрида, боясь спугнуть их выстраданное счастье.
