ИЗ ДОСЬЕ "МК"
Александра Маринина — подполковник милиции в отставке, занимала должность научного сотрудника академии МВД, сферой ее исследований были психика рецидивистов и прогнозирование преступлений.
И вместе с тем она — открытая, простая в общении, скромная женщина, со своими слабостями и привычками, ничуть не преувеличивающая свои заслуги перед литературой. И не пытающаяся перетянуть на себя одеяло супервумен, борца с криминалом, системой и вообще со злом.
— Марина Анатольевна, хотелось бы начать с вопроса о пандемии. Нарушила ли она привычный вам жизненный уклад?
— Нисколько. Мой образ жизни всегда был такой, какой вынуждены теперь вести все. Для меня это норма. Я выхожу из дома только гулять с собакой. Или к врачу съездить, на встречу с читателями. А так мне что пандемия, что не пандемия.
— Вы родились на Западной Украине, а есть ли переводы ваших бестселлеров на украинский? На Украине есть такая «национальная забава»: запрещать к ввозу на свою территорию книжную продукцию российского производства. Ваши книги не попали под санкции?
— Честно говоря, не знаю. Мне такие сведения получить негде. На украинский язык не переводились, те, кому это интересно, прекрасно читают на русском. А связей со Львовом я не поддерживаю, так как у меня там не осталось абсолютно никого знакомых. А вот в Киеве есть близкий, почти родной человек.
— Детективщику обязательно хотя бы недолго побыть человеком в форме? Вы по образованию юрист и работали в МВД. Подбрасывала ли служба темы для повестей и романов?
— Автору детективов нужны понимание и знание того, как работает система, как она устроена, что в ней бывает и чего не бывает. А сюжет я как-нибудь сама придумаю. Опыт работы в полиции совершенно необязателен. Потому что полицейский детектив, то, что в англоязычной литературе называется «флик-стори», — это часть жанра. Есть частные детективы, есть журналистские расследования. Детективы, где человек со стороны попадает в криминальную ситуацию.
Но если в тексте затрагивается полиция, то хорошо бы с кем-нибудь посоветоваться. Значительное число писателей не считают нужным получить приблизительное представление о правоохранительной системе. И часто яркие характеры, способные произвести сильное впечатление, моментально «гаснут», когда видишь совершеннейшую глупость.
— А откуда тогда берутся задумки для ваших романов?
— Рождаются из головы. Сначала возникает желание затронуть какую-то проблему, конфликт или драму. А потом из этого начинает конструироваться сюжет. А вообще сюжеты из жизни берут журналисты. Такова их профессия и задача: сделать фотографию. Задача создателя художественного произведения не сделать фотографию, а поговорить с читателем.
— Правда ли, что литераторы часто попадают в кабалу к издателям? Если добиваешься успеха, приходится давать обязательство выдавать на-гора книжки по графику, причем по нескольку в год?
— Совершенно точно могу сказать, что подобное практикуется. И две, и три, и пять книг, и восемь. Все зависит от того, на что автор согласился. Но это не со всеми, со мной такого никогда не было. Я пишу с 1995 года. В 96-м или 97-м, я тогда еще в МВД служила, мне предложили контракт на пять книг в год. А я объяснила, что не могу временем свободно распоряжаться. Что иногда у меня есть суббота-воскресенье и отпуск. Но вдруг, не дай бог, опять грянет 1991-й или 1993-й, когда нас переводили на режим: сидишь с утра до 21.00 на рабочем месте, форма готова, оружие готово. И в любую секунду тебя могут отправить на усиление. Как я могла что-то гарантировать? А после и речи об этом не шло: сколько написала, столько написала. Но у меня получается, как правило, книга в год или меньше.
— Есть ли у вас «литературные негры»?
— Могу подтвердить, что «литературные рабы» существуют, я видела одного. Очень давно, лет двадцать назад. Он заявил: «Вы слышали про «литературных рабов» Феликса Незнанского. Так вот — я один из них». (Смеется.) Это единственный случай. Мне они зачем? Чтобы сделать одну книгу в год?
— Кто из классиков образец для вас в мировой и русской литературе?
— У меня нет любимых. Сегодня попадает в душу один автор, но обстоятельства и настроение меняются. И мне уже хочется другого. Одного любимого, да и десяти любимых — нет.
— Каменская — замечательный образ, но не архетипический персонаж, как Шерлок Холмс. Насколько вообще сложно тягаться с каноническими сыщиками?
— А я с ними не тягаюсь. Мы прекрасно сосуществуем на одной книжной полке. Конкуренция и соревнование — это не про меня. У каждого свои особенности и свой круг ценителей.
— Пушкин как-то сказал, что Татьяна из «Евгения Онегина» выкинула штуку и вышла замуж, как будто перестав подчиняться поэту. Настя Каменская такого ничего не проделывает?
— Пушкин лукавит, а вы лукавите, когда заставляете меня анализировать лукавство как реальный факт. (Смеется.) Буквально в каждой книге, а у меня их 52, я сталкиваюсь с ситуацией, когда персонаж был задуман в общих чертах, но он проживает один эпизод, другой. И я осознаю, что он немного изменился, приобрел жизненный опыт, каким-то образом себя проявил. И вполне логично, что дальше он будет действовать вот так, а не так, как я планировала изначально. Это происходит в процессе, но все остается в моей власти. Я же могу сколько угодно эпизодов зачеркнуть и начать сначала.
— В 90-е на постсоветском пространстве стал реальностью сплав преступного мира и милиции, наши милиционеры, как шутят, становились «внештатными сотрудниками» мафиозных структур. Ваши книги боролись с «оборотнями в погонах», помогали декриминализировать милицию ельцинской эпохи?
— Мои книги никогда не ставили задачу бороться с системой или с чем-то еще. Единственное, с чем они сражаются, — мифы в головах. Я не мужчина, не политик, я тихая, скромная пенсионерка.
— Преследуют ли вас навязчивые почитатели таланта? Певица Земфира как-то жаловалась, что поклонники спят на коврике у дверей ее квартиры.
— Я с такими вещами не сталкиваюсь. Ситуация «Мизери» придумана Стивеном Кингом (в триллере о популярном писателе Поле Шелдоне, ставшем узником психопатичной фанатки Энни Уилкс. — И.В.).
У писателей вообще таких фанатов не бывает. Фанатеет у нас в основном молодое поколение, причем по шоу-бизнесу. Те, кому нравится читать книги, и те, кто слушает попсу, — совершенно разные люди. Среди читающих склонных к фанатизму почти никогда не бывает.
— Помнится, Земфира ополчилась на молодую смену, раскритиковав юных певиц Монеточку и Гречку. А вы ревностно относитесь к писательской молодежи? Кто из них завтра создаст бестселлер?
— Я могу ответить, кто мне очень симпатичен из молодых, но будут ли у него миллионные тиражи, не знает никто. Никогда не угадаешь, кто завтра «выстрелит». Но имя я могу вам назвать: Вячеслав Прах. Он из нераскрученных.
— Светлана Алексиевич последней из всех, кто пишет на русском, получила Нобелевскую премию. Однако ее тексты многие считают не прозой, а публицистикой. А возможна ли «нобелевка» за детектив?
— В ближайшие 50 лет точно нет, а там посмотрим.
— Как вы относитесь к пиратству? Если книги похищают и выкладывают в Интернете, это плохо, так как бьет по карману авторов, или это можно оправдать, мол, не у всех есть деньги на книжку?
— Если нет денег, пойди в библиотеку. В чем проблема? Воровать плохо всегда. Я не понимаю, почему должна убить год своей жизни, здоровья и нервов, отказывать себе в общении с родными и близкими, в очень многом себе отказывать. Здоровье ухудшается. Спина отваливается. Зрение минус единица каждый год. И я должна кому-то бесплатно отдать результат этого всего?
— В современном мире практически исчезло понятие «профессиональный писатель». Ваш рабочий день как выглядит? Принцип Юрия Олеши «ни дня без строчки» вам близок?
— Нет, конечно, я не Олеша. Все не так происходит. Прежде чем приступить к работе, нужно проникнуться идеей, атмосферой. На что уходит несколько месяцев. Когда возникает приблизительная ясность, каким будет первый эпизод, каким второй, а каким финал, я открываю компьютер. Но если задумка разонравилась — делаю паузу.
— СССР был самой читающей страной в мире. Россия недавно вернула себе это престижное звание. В этом есть заслуга и Марининой тоже?
— Если бы я не писала вообще, общая тенденция к увеличению числа читающих или уменьшению была такой же, как сейчас. Мои книги абсолютно никакой роли в этом не сыграли.
— Кто ваш будущий читатель? Нынешние 16-летние ребята возьмут в руки томик про Каменскую?
— Если я продолжу так же писать, не думаю, что нынешние подростки заинтересуются, даже лет через десять. А если поменяю жанр, тематику — кто знает...
— Готовы ли вы на отчаянные жанровые эксперименты? Возможно ли фэнтези от Марининой?
— Пока невозможно. Но у меня очень много не детективов: семейные саги, драмы, пьесы для театра. Я не отказываю себе в удовольствии попробовать найти что-то новое. Фэнтези пока в черту поисков не входило. Но я женщина, существо хоть и старенькое, но непостоянное. И кто знает, что мне взбредет в голову. Сегодня я говорю «нет». А завтра скажу «очень даже да».
— Опять-таки в 90-е возник феномен русского боевика — низкохудожественных книжек в кричаще ярких обложках. Боевики мешали существованию настоящего детектива?
— Пусть все цветы расцветают. Если боевики появлялись, значит, это кому-то было нужно. Я прекрасно помню наше психологическое состояние тогда. Очень востребованным жанр стал из-за того, что давал ощущение возможности победы хороших парней над плохими. Даже если это было плохо написано, это давало надежду, веру в минимальную справедливость. Сейчас в нее не верят. Поэтому тот же детектив из арены борьбы добра и зла превратился в роман нравов.
— Представьте, что мужчине в полном расцвете сил предстоит оказаться, как Робинзону Крузо, на необитаемом острове. Если ему можно взять с собой одну книгу, причем вашу, какую вы посоветуете выбрать?
— Пусть берет «Фантом памяти».
— Марина Анатольевна, ваша новая книга вышла совсем недавно, но мне уже хочется спросить про следующую. Ждет ли в ближайшем будущем нас встреча с любимой героиней?
— Читателей всегда интересуют два вопроса о моих произведениях: это детектив или нет, если детектив, то с Каменской или нет. Я примерно себе представляю, о чем будущая книга будет, она про Настю, но какая фактура — еще не решила. Помимо Москвы планирую задействовать там Челябинскую область. Но пока только размышляю о сюжете, чтобы в нем было то, что мне нужно.
— Какую музыку предпочитаете, телепередачи?
— Обожаю оперы, симфонии, фортепианную музыку. От сегодняшней эстрады я крайне далека. Телевизор в нашей квартире не включается 10 лет. Все, что мне нужно, — есть в Сети.
— А чем заедаете печаль? Есть стереотип: расстроенную женщину спасет только ведерко мороженого.
— Заедаю сладеньким. Мороженое с удовольствием, но ведерко, конечно, не потяну. Мой максимум — два эскимо подряд. А если конфеты дома оказались и я вдруг впадаю в тоску — они даже пикнуть не успеют.
— Аккаунты Александры Марининой в соцсетях — фейковые?
— В Фейсбуке, ВКонтакте, Одноклассниках — правда, давно туда не заглядывала — есть страницы с моей настоящей фотографией, настоящим именем. Кроме того, созданы сообщества в трех этих сетях. У меня есть админ, но я участвую в дискуссиях, делаю комментарии. И вступаю в личную переписку. Я абсолютно в этом смысле открыта.
