Виктор Сухоруков представил в грязелечебнице картину «Бедный, бедный Павел» 2003 года, где сыграл Павла I и рассказал, как режиссер Виталий Мельников примерял эту роль на Игоря Скляра и Константина Райкина. Решил судьбу Олег Янковский, утвержденный на роль Палена. «Пришел элегантный, покуривая трубку, и сказал: «Знаю такого сумасшедшего». И наложил вердикт: готов работать с Сухоруковым, — в красках описывает Виктор Иванович. — Он получил за свою роль «Золотого орла», я — «Нику». Фильм изменил отношение моих коллег ко мне».
В Ессентуках вокруг Виктора Сухорукова шум и гам. Люди прохода не дают. Звезду на Аллее славы ему открыли, подарили пиджак. А одна простодушная девушка сделала комплимент — похвалила удачный грим в фильме «Иван Грозный», который показали под открытым небом. Так загримировали Сухорукова, что она его не узнала. Виктор Иванович чистосердечно признался: «Я там не снимался». Картину в 1944 году снял Сергей Эйзенштейн с Николаем Черкасовым в главной роли.
Венцом всего стал «тревожный девственный вечер», на котором Виктор Сухоруков показал то, чего никогда в жизни не делал. Страшно переживал: «Боюсь, трясусь. Вчера была премьера, «Родильный дом». Я стесняюсь называть это спектаклем, поскольку спектакль — это драматургия вымысла, а вчера ни одной запятой не было неправды. Все было правдой».
Началось все с того, что Виктор Сухоруков как-то побывал в доме писателя Юлиана Семенова, увидел на стене множество маленьких фотографий с автографами — Софи Лорен, Никиты Хрущева, Юрия Гагарина. И захотелось разобраться, откуда они взялись. Промелькнула мысль — не погрузиться ли в собственную кладовую памяти, вспомнить, чьи это автографы хранятся дома в обувной коробке. Так и сделал, вернувшись в Москву. А когда снимался в Оренбурге у Александра Прошкина в картине «Назад в степь к сарматам», представитель местной власти сказал: «Если Виктор даст творческий вечер, то дам вам комбайн». Он нужен был для съемок. Сухоруков выступил. Теперь вспоминает: «Там уже пришлось немножко покуражиться, масочку надеть, включить клоуна. А вчера я потащил себя в широкую и трудную дорогу. Это даже не импровизация. Импровизация — это всегда задуманность. А все, что я говорил, — экспромт, это лилось из меня. Дай бог лишнего не ляпнул, а то засудят, посадят, метку поставят».
Открылся занавес, и на экране — проекции старых фотографий, где Виктор Сухоруков еще ребенок, его родители, самые неожиданные люди, ставшие вехами на его пути. Например, актриса Нина Сазонова. Виктор спел песню «Ромашки спрятались», которую она когда-то исполняла. На спектакле присутствовали люди, ставшие его героями, те, с кем не раз сводила судьба. В первом ряду — оператор Сергей Астахов. Сухоруков и не подозревал, что он приедет на фестиваль в качестве члена жюри. На экране старое фото — Алексей Балабанов и Сергей Астахов положили Виктору Ивановичу ладони на плечи, как погоны.
«Я приготовил рассказ о Сергее Астахове, потому что с ним многое связано, — расскажет уже позднее Виктор Сухоруков. — Балабанов без Астахова был бы наполовину Балабанов. 1990 год. Дебютный фильм Алексея Балабанова «Счастливые дни» по Беккету. Там они и познакомились, а дальше Сергей Астахов снимет «Брата», «Брата-2», «Про уродов и людей» — шедевр моей актерской работы, за который я не получил ни одной премии. Леша Балабанов был трудный, сложный человек. Он считал, что актера нужно снимать один раз, больше к нему возвращаться не стоит. Он был категоричен в том, что надо снимать не актеров. Я с ним спорил. Мы вместе отработали 5 или 6 картин. «Жмурки» были последними. А потом он вдруг прекратил со мной сотрудничать без всяких объяснений. Я мучился, пытался найти ответ и не нашел».
В спектакле ничего этого нет. Были другие воспоминания, но спектакль живой, будет наполняться всякий раз чем-то новым и неожиданным, потому что Сухоруков как ртуть, его фантазия не знает границ. Виктор играл в свитере, подаренном ему на день рождения Сергеем Бодровым-младшим. Было это в Чикаго на съемках «Брата-2». Хранит как реликвию. И шляпу Бодрова надел.
Он вспоминает на сцене, как поступал в ГИТИС, а мама не верила, что он станет актером. Получил «кол» за сочинение. Но «по блату казенную «тройку» поставили». Лишь бы поступил — так понравился мастерам. В армии участвовал в самодеятельности, и его называли находкой батальона. Сниматься начал в 40 лет. Юрий Мамин пригласил в картину «Бакенбарды». «Это был мой уникальный дебют, мое начало, которое никогда не предам», — скажет Сухоруков. А Юрий Мамин недавно уехал в Америку. Осталась только его фотография на «стене» экрана. Сменит его портрет Петра Фоменко, с которым довелось поработать в Ленинграде. Виктор расскажет, как пришел в театральное товарищество Олега Меньшикова, «когда он был весь из себя», и как ушел от него. Он часто уходил, и боль оставалась. Отдельный разговор про Станислава Любшина, которого боготворил, а встретился с ним спустя десятилетия. А с кем-то так и не встретился. На экране — портрет Татьяны Дорониной, к которой, не будучи еще актером, заявился с дефицитной коробкой мармелада. Уже представлял, как вместе будут пить чай. Но Татьяна Васильевна дверь не открыла. «Я понял, что ее напугал», — вспоминает Сухоруков.
Уже после спектакля он признался: «Доронина и не знала про мою любовь. Как ее было не любить, когда она была не похожа на многих других интересных актрис того времени. Я ведь ее встретил на одном из спектаклей пару лет назад. Сижу я в театре. Вдруг зрительный зал зашуршал: «Доронина, Доронина». Входит она в окружении двух молодых людей, в васильковом атласном платье. Я даже уловил запах ее духов. Она села прямо за моей спиной. Я не обернулся. Почему? Бог его знает. Мог бы сказать: «Здравствуйте, Татьяна Васильевна. А я — Сухоруков. Я вас люблю». Но я весь застывший сидел».
Стихи Сухоруков начал писать еще мальчиком. На спектакле кое-что прочитал. Но это «все внутреннее, комодное, для родных». В его спектакле много того, что осталось эфемерным. Многое не вошло, но еще может войти, как рассказ о встрече с Павлом Лунгиным, у которого снимался в «Острове». «Лунгин ведь даже не думал про меня, — вспоминает Виктор Иванович. — А мы с Петей Мамоновым встретились на съемках «Котлована» Владимира Мирзоева, который так и не вышел. Сидели на подоконнике в холодном, заброшенном здании. А он дружил с Лунгиным и посоветовал ему: «Позови Сухорукова». Лунгин мне честно сказал: «Петя просит. Давай попробуем».
Недавно Виктор Сухоруков ушел из Театра им. Моссовета. Все его об этом расспрашивают. Он отвечает как есть: «У меня юбилейный год, и я решил поменять участь. Я так делал и раньше. Уходил в свое время из Театра комедии в Санкт-Петербурге. Бывало, что выгоняли меня. 12 лет я прослужил в Театре им. Моссовета. Прихода нового художественного руководителя ждал с нетерпением. Несколько лет театр существовал без творческого лидера. Сегодня назначили нового художественного руководителя, а мне кажется, что слаб он для лидерства в таком коллективе. У меня произошел конфликт с режиссером, с которым я сотрудничал несколько лет. Мы утратили понимание. Я столкнулся с непонятным высокомерием пожилого режиссера. Дирекция меня не услышала, не помогла разобраться в ситуации. И я решил уйти, уверенный в том, что не пропаду. Не успел трудовую книжку забрать, как поступили звонки из крупнейших театров страны. Не называю их, поскольку выбор не сделал. У меня пока летнее настроение, и тело мое вспотевшее еще дрожит на солнце. Вдруг получится с новым спектаклем «Играю про себя» проехать от Калининграда до Владивостока и показать свой кураж. Пока хочу отгулять лето и по осени, как школьники с портфельчиками и букетом цветов, войти в новый сезон со своими фантазиями. Главное, что есть к кому пойти. Но пока сплошная черная смородина в огороде».
