О таком человеке, как Губерман, простенькую статью не набросаешь — родился, женился... Вот мы сейчас — в Москве, наш собеседник — в Израиле, смартфон под рукой, но даже разговаривая по диво-гаджету, понимаешь, что граница на замке. А согласись Губерман выступить у нас в столице, так на входе на концерт москвичам придется QR-коды показывать, проходить через металлодетектор. А это не очень гармонирует с его внутренним чувством свободы.
— Игорь Миронович, как на израильской земле обстоят дела с коронавирусом? Ограничения еще действуют?
— Изоляция у нас уже закончилась. Даже маски нужно носить только в помещениях. У меня последний концерт был несколько дней назад. Всего было двенадцать выступлений в двенадцати городах.
— У вас есть планы посетить Россию после возобновления авиасообщения?
— Я хочу приехать осенью, в октябре. У меня уже импресарио нашел кучу городов, где нас ждут. Но будет ли возможно — я пока не знаю.
— Для вас самоизоляция стала некими физическими рамками, неудобством или своеобразным Болдином?
— Спасибо за лестную ассоциацию. Для меня это было очень полезное, просто замечательное время. Я закончил новый сборник «Двенадцатый иерусалимский дневник».
— Иосиф Бродский советовал всячески избегать статуса жертвы. В СССР вас посадили на пять лет ни за что ни про что, но вы к этому событию относились как к подарку судьбы…
— Мне все эти пять лет было очень интересно. Я попал в компанию, в которую никак бы иначе не попал. Годы тюрьмы, лагеря и последующей ссылки в Сибирь (я был на «химии» там) меня очень обогатили духовно.
— Если забить в любую поисковую систему ваше имя, в ответ посыплются юмористические стихи в большом количестве. У широкого читателя складывается впечатление, что вы серьезных вещей не писали.
— Кроме стихов я написал огромное количество прозы. Здесь, на новом месте, несколько книг прозы, а в России создал два тома «негритянских» романов за членов Союза писателей.
— А как быть с серьезной лирикой? Бывали ли у вас концерты, где вы читали только серьезную поэзию? Не начинали ли зрители требовать «гарики», как они скандируют «шайбу!» на стадионах?
— Я никакой не юморист на самом деле. На дне каждого смешного стишка лежит некая горечь. Это такой типичный еврейский юмор и еврейский подход к жизни. Я для концертов выбираю только смешные «гарики» и рассказываю только смешные истории, потому что просто жалко человечество, которое платило за билет.
— Ваш путь в литературе начался со знакомства с Александром Гинзбургом, выпускавшим классический самиздатовский журнал «Синтаксис», с диссидентства и философии.
— С Гинзбургом была очень тесная дружба, она продолжилась, когда я уехал. Сашка со своей женой жили в Париже, я его навещал. Мы познакомились в 1961 году, я принял участие в создании журнала, например, для второго номера привез все стихи ленинградских поэтов.
— Можете процитировать одно из своих ранних стихотворений?
— Приведу стишок, который я давным-давно написал со своим другом:
Лубянка по ночам не спит,
хотя за много лет устала,
меч перековывая в щит
и затыкая нам орало.
К слову, в 1998 году газета «Московский комсомолец» первая в Союзе опубликовала огромную подборку моих стихов, на целую страницу. Тогда Сашка Аронов был заведующим отделом поэзии, мой старый друг. Я очень обязан вашей газете.
— Для Бродского новым отечеством стали США, для Михаила Гиголашвили — ФРГ, для вас — Израиль. Человеку сложно существовать между двумя родинами?
— У меня действительно два Отечества. Я пуповину с Россией никак не перерезал и не повредил. Я очень люблю Россию. Но главная моя Родина, земля, где я живу, — Израиль. Я здесь себя чувствую дома.
— Можем ли мы опубликовать несколько ваших еще нигде не напечатанных произведений?
Вот один из стишков (читает вслух):
Сирена воздушной тревоги,
покой и заботы нарушив,
еще и подумать о Боге
зовет несозревшие души.
(Стихотворение о недавних ракетных обстрелах Израиля. — И.В.).
Сквозь черные тучи событий,
исполненных дикой дремучести,
бесчисленны светлые нити
упрямой еврейской живучести.
— Как планируете отпраздновать юбилей?
— Моя невестка нашла очень симпатичный ресторан, где на террасе с дивным видом соберется чуть больше 60 человек. У меня здесь много друзей. У нас одной только родни дикое количество: у меня восемь внуков и внучек.
