Мне попалось интервью Римаса Туминаса. Оно оказалось так созвучно моим сегодняшним размышлениям о театре, что я даже удивился. «Такое ощущение, что я остался один из мастеров, которые вышли из прошлого столетия, которые, может быть, слишком консервативные или академические. Но чтобы не быть обвиненным в том, что это уже вчерашний театр, я это скрываю, молчу».
Мне захотелось ему позвонить и сказать: «Дорогой Римас, ты не один, я тоже из прошлого века. Пусть нас называют отсталыми, ведь ярлыки можно клеить какие угодно. Но это неправда, во всяком случае, про тебя. На твои спектакли невозможно попасть — в Москве, в России и в мире. И это сегодня, а не в далеком прошлом. Должен признаться, что я тоже чаще молчу, но не потому, что боюсь обвинений, а потому, что изменить что-либо практически не-воз-мож-но».
Жизнь вокруг такая спешная, крикливая, неясная, за ней трудно угнаться, еще труднее в ней разобраться. Отсюда такая торопливость, неряшливость в творчестве, главное — быстрее других ухватить за хвост успех, суметь обмануть своей как бы непредсказуемостью, удивить как бы новым. А то, что уже завтра может наступить разоблачение, мало волнует.
Это обидно, очень обидно. Не потому, что меня обескураживает на сцене пошлость или глупость, хотя часто обескураживает и то, и другое, но мне больше обидно за талантливых молодых людей, у которых нет времени на постижение своей собственной сути, сути текста, сути жизни. Это же пробег на короткую дистанцию, можно выдохнуться, а однажды заработанная «медаль» окажется среди хлама ненужных вещей.
Я прихожу в замешательство, когда мне рекомендуют посмотреть тот или иной спектакль, объявляя, что его поставил модный режиссер. Не талантливый, а именно модный. Я уверен, что Анатолий Васильевич Эфрос оскорбился бы, если бы его назвали модным режиссером.
Что это значит — быть модным режиссером, модным театром, модным спектаклем? Что такое театральная мода? Следовать моде, это, как я понимаю, находиться в определенных рамках, это неизбежное подражательство. Если этим летом в моде синий цвет и серебряные украшения, то дамы, которые хотят выглядеть современно, быть, как сейчас говорят, в тренде, золотые кольца прячут в шкатулки и покупают себе синие платья. Ну а в театре как?
Экраны на сцене, как серебряные украшения у модных женщин, должны быть в каждом модном спектакле? Обязательно мужчин должны играть женщины и наоборот? Тексты пьес желательно так исковеркать, чтобы даже образованный зритель не догадался, что играют? Мог бы назвать еще несколько приемов, ну они и так хорошо известны.
Мне очень нравится рассказ Питера Брука: «В пятидесятые годы в Англии буржуазный театр — комфортный, уютный, благопристойный — царил повсеместно. Я был членом группы театральных практиков, которые ставили целью шокировать публику — разрушать табу. Когда я на Бродвее ставил спектакль «Марат/Сад», то впервые на этой сцене показал обнаженного человека. Это стало событием. А сейчас голые бродят стаями по сценам всего мира, и кого это удивляет? Может быть, кого-то, но совсем немногих. А меня удивляет другое: почему молодые режиссеры используют те приемы, которым уже пятьдесят лет и которые никого не впечатляют?»
Меня тоже удивляет, почему некоторые молодые режиссеры уверены, что эпатаж — это единственный способ завоевать публику? Они уверены, что к ним ходит элита, я же убежден, что — богема, а это разные вещи. Духовная элита, как мы ее знали и понимали, не польстится на дешевые трюки, на непристойности, на откровенную пошлость... Они приходят в театр, чтобы ощутить присутствие «невидимого» (Питер Брук), а капустник на любую тему они не станут смотреть и дома, сидя за телевизором.
P.S. Зачем я это все пишу, если уверен, что человека из другого века никто не услышит. Римас виноват, прочел его и сам завелся.
