Собственно, с ММКФ все когда-то и началось. В 2014 году Милош Бикович приехал в Москву представлять сербскую картину «До встречи в Монтевидео!», после чего Никита Михалков и пригласил его в свой фильм «Солнечный удар» по рассказу Бунина. Когда раздался звонок и Милошу предложили роль, он решил, что это розыгрыш. Так состоялся его дебют в российском кино. После этого Бикович начал активно сниматься в России, сыграл в «Холопе» Клима Шипенко мажора, отправленного на перевоспитание в крепостную деревню. Фильм стал рекордсменом отечественного проката. В сериале «Магомаев» он сыграл кумира многих поколений, одного из самых популярных советских певцов, не имея с ним портретного сходства, не зная о нем ничего. Пришлось начинать с нуля да еще выслушивать разговоры о том, что неужели в России не нашлось своего актера на эту роль.
— Вам 33 года, и вы возглавили Союз кинематографистов Сербии. Не представляю, чтобы у нас кто-то смог занять такой пост в молодые годы.
— По-моему, губернатор Калининграда в таком же возрасте. Начальники больших корпораций в России — тоже молодые люди. Я представляю киноиндустрию. В нее важно привлечь молодых людей, которые будут толкать кинематограф вперед. Все-таки перспектива молодого человека немного отличается от намерений тех, кто уже многое осуществил и достиг большого успеха. Я не принимаю решения один. У нас в совете есть люди, которые гораздо опытнее меня.
— Как же вы будете совмещать активную актерскую карьеру с общественной деятельностью, да еще в другой стране?
— Что-то смогу делать дистанционно. Мы в нашем Союзе кинематографистов Сербии определили группу из нескольких человек, которые будут участвовать в разработке нового закона вместе с министерством культуры. Хотим создать новое соглашение о сотрудничестве между двумя министерствами культуры — России и Сербии, чтобы поддерживать российско-сербскую копродукцию. Наши театры находятся сейчас в очень плохой ситуации. Они не работали практически весь год. Проблем много. Мы встречались с премьер-министром и просили о помощи. Это занятие требует времени, но я постараюсь выполнять все так, чтобы это не повлияло на мою карьеру. Когда я решился на этот шаг, красной линией проходила мысль о том, что если я могу быть чем-то полезен в продвижении кинематографа, то я это сделаю. Если увижу, что это не в моих силах, то продолжу развиваться как актер. Меня интересует актерское мастерство, театр и даже режиссура в обозримом будущем. Я не планирую останавливать свой карьерный рост из-за того, что имею такую должность.
— Нет такого в Сербии, что представители творческих профессий утратили былой престиж?
— Уинстон Черчилль во время Второй мировой войны увеличил бюджет на культуру. Когда его спросили, зачем он это сделал, он ответил: а что мы защищаем? Культура, к сожалению, у нас далеко не на первом месте. Это касается всех профессий, которые тоже потеряли свой былой статус и значимость. Сегодня много, так скажем, контента, который не является культурным, а делается для привлечения внимания. На таком фоне культура проигрывает. В нее не только не вкладывают средства, но и не обращают внимание. И дело не только в денежных вложениях. Слава богу, за последние несколько лет в кинопроизводство, особенно в сериалы, начали делать финансовые вливания. Но мы находимся на такой стадии, когда количество снятого материала еще не перешло в качество.
— Вы так хорошо говорите по-русски. Как выучили язык?
— Я учил его в школе. Когда я приехал в Россию, примерно такой уровень у меня и был. Если бы вы с этой базой оказались среди носителей языка, в среде, где все говорят на нем, то у вас была бы почва, на которой можно расти. Я заговорил по-русски, когда приехал сюда, к вам. До этого, как мы говорим по-сербски, у меня было мертвое знание. Оно где-то есть, но ты его не можешь сразу использовать.
— Как вы выходили из ситуации, когда еще существовал языковой барьер?
— У меня был педагог по речи. Я готовился, особенно когда снимался у Никиты Михалкова.
— То есть вы ставите перед собой задачу и достигаете результата?
— Я не отказываюсь от целей, если даже мне кажется, что ничего я не достигну. В какой-то момент происходит толчок, и ты выходишь из сложной ситуации.
— Вы хотите сами определять свою судьбу и связываете это с продюсированием?
— Нет, скорее это связано с моим ощущением мира. Хотя и с продюсированием тоже, и с режиссурой. Я нахожусь в таком возрасте, когда мы, молодое поколение, можем сказать что-то новое. Дух времени требует новых посылов. Я думаю, что мне есть что сказать.
— Вы исчерпали себя как актер?
— Нет, я себя не исчерпал, но я уже не соглашаюсь на все то, на что соглашался, когда только приехал в Россию. Если мне предлагают то же самое, в чем я уже участвовал, то мне этого совсем не хочется. Хочется вызова, броска в неизведанное.
— А что вам в основном предлагают в России?
— Комедийные роли, которые у меня уже были, роли мажоров. Хороший и заинтересованный актер даже в среднем материале может дать глубину, если позволяют площадка, режиссер и продюсеры. Для меня главное, чтобы проект зацепил.
— Клим Шипенко не приглашал вас сниматься в новой картине «Декабрь»? Я даже думала, что роль Есенина он предложит вам.
— Нет. Мы с Климом сделали одну очень крутую картину «Холоп». Я бы с удовольствием встретился с ним еще раз на площадке. Но ни он, ни я не хотим работать только ради того, чтобы делать что-то вместе.
— Чтобы не стать заложниками друг друга?
— Да. Мы работаем, если есть художественная причина. Он ценит меня как друга и как актера, но позовет только в том случае, если увидит в какой-то роли. А я на нее соглашусь, если она будет соответствовать моим критериям. Такие режиссеры, как Клим, тоже могут ошибаться, но я всегда могу сказать, если это не моя роль. Мы с Климом друзья, вместе катаемся на сноуборде, но встречаемся не так часто, как хотелось бы. С ним легко. Он один из тех, кого, может, еще и рано называть великим, но в нем проявляются качества таких людей. Они простые в общении, хорошо ориентируются в жизни, не зазнаются.
— Вы общаетесь в России с разными людьми. Почувствовали разницу? Вы в большей степени европеец?
— В зависимости от того, кого вы считаете европейцем. Я снимался в Германии. Приехал к своему другу режиссеру, и он сказал: «Будешь жить у меня дома». «Как немцы похожи на нас, это круто», — подумал я. А друг говорит: «У тебя будут завтраки на второй полке. Тебе полагается одна сосиска, три яйца, четыре куска хлеба». То есть все точно просчитано. Для немцев это нормально. У нас, сербов, все по-другому. Если тебя пригласили в дом, то это твой дом. Я думаю, так же и у русских. В Сербии редко каждый платит только за себя, делит счет на мой и твой. У нас принято так: я сегодня заплачу, а ты завтра. Даже когда денег нет. Мы все-таки славяне, но влияние европейской культуры сильнее. Но я не думаю, что Россия — меньше Европа, чем Германия. Может быть, так не скажешь только про глубокую провинцию. Это уже Россия как феномен. Но мы с вами говорим о том, что создает культуру. Это Москва, Питер, большие города. Не думаю, что русская ментальность, о которой мы иногда читаем, это что-то не европейское. Просто у европейской культуры может быть разный колорит.
— Когда-то для нас Югославия была таким крутым Западом. Я была в Белграде еще до войны. Интересно, какой он сейчас?
— Город снова строится, приобретает новую сербскую идентичность. В XX веке мы ее подавляли за счет югославенства. Потом был кризис, и мы снова ищем себя.
— Культурная жизнь в Белграде активная или город мертвый в этом смысле?
— Это не мертвый город. Культурная жизнь активная, но не такая богатая, как в Москве, поскольку Белград в десять раз меньше. Но ночная жизнь, которая является удаленным ответвлением культуры, живее в Белграде, чем у вас. У нас интервалы между войнами, периоды ожидания спокойной жизни сократились, и в людях сильно желание славить жизнь, радоваться ей, поэтому у нас ночная жизнь такая яркая.
— Где вы сейчас проводите больше времени — в Белграде или в Москве?
— В прошлом году — в Сербии. В этом году буду 50 на 50, то в Москве, то в Белграде. В следующем, думаю, больше в России.
— А как же ваши родственники — мама и брат? Они ведь живут в Сербии. Трудно вам без них?
— Да, трудно, но это цена такой жизни, как у меня.
— Ваш старший брат — отец Михайло (Бикович) — служит игуменом в старинном мужском монастыре Йованья XV века, расположенном в горах. Наши соотечественники часто выкладывают видео, посетив это место.
— Мой брат очень рад тому, что к нему приезжают гости из России.
— Это ваша мама привила вам и брату интерес к России?
— У нас была типичная атеистическая и посткоммунистическая семья. Разведенные родители и брат, который в поисках себя ушел в монастырь. А потом уже мама к этому пришла через него. Лет с шестнадцати меня водили в церковь, но тогда не было осознанного понимания того, куда я иду, зачем нужно так долго там стоять. Брат дал мне почитать беседу Серафима Саровского с Николаем Мотовиловым (помещик и первый биограф Серафима Саровского. — С.Х.), благодаря которой у меня зародился подлинный, интимный интерес.
— Что именно вы прочитали?
— Это была беседа «О цели христианской жизни» Николая Мотовилова с преподобным Серафимом Саровским (она произошла в лесу близ Саровской обители в 1831 году и была записана Мотовиловым, а обнаружена спустя 70 лет в бумагах его жены. — С.Х.). С этого началось мое личное отношение к религии.
— Вы производите впечатление очень разумного и правильного человека.
— Я долго тренировался, чтобы спрятать безумие. Это, конечно, шутка. Спасибо вам за такие слова, но у меня тоже есть своя темная сторона, свои демоны и свой крест. Но я не буду выпускать всех своих чертей наружу.
— Вы подписали соглашение о сотрудничестве с итальянской компанией. Будете заниматься производством мультфильмов?
— Вместе с нашими партнерами мы открыли студию, наняли почти сто человек и производим короткометражные анимационные фильмы. Надеемся, что эта компания будет расти. У нас два офиса в Белграде и один в городе Нови-Сад. Мы даже организовали там школу. Привозим из Канады и Италии мастеров, чтобы они учили наших ребят.
— Почему вы этим занялись?
— Я знаком с голливудским продюсером, который уже стал моим другом, и он искал точку мира, где можно основать такую компанию. А в Сербии сейчас популярна политика возврата налогов при производстве фильмов, есть закон о поддержке, касающийся и анимационного кино. Поэтому было выгодно наладить производство именно в Сербии.
— Где состоится ваш режиссерский дебют — в Сербии или в России?
— Еще не знаю. Это, наверное, определит тема. У меня несколько идей. В данный момент — пять-шесть в разработке как у продюсера и актера.
— Какие ближайшие перспективы в России?
— У меня такая установка: пока не подпишу договор, не говорю об этом. Наверное, будет один фильм и один сериал в России, два фильма и один сериал в Сербии. Я уже могу сказать, что снимаюсь в картине «Бог с нами» у великого сербского режиссера Слободана Шияна, известного по фильмам «Марафонцы бегут круг почета» и «Кто там поет», который назван лучшим фильмом всех времен Союза кинематографистов Югославии. Шиян не снимал много лет, и это его возвращение в кино. Я играю главную роль и стал сопродюсером картины. Делаю продолжение сериала «Южный ветер». У меня «Южный ветер-2» находится на этапе постпродакшна. Так что работа, слава богу, есть.
— Да у вас целая империя.
— Ну, не империя, конечно, но работы много.
— Вы грамотно выстраиваете отношения с прессой.
— Не учат, к сожалению, актеров тому, что общение с прессой — это тоже часть профессии. Многие думают так: хорошо сыграл, а в остальном могу вести себя как свинья. Тут дело в воспитании и, может быть, самовоспитании. Я считаю журналистов своими коллегами. Мы работаем в едином культурно-информационном пространстве. Культура же должна дойти до зрителя, иначе она не выполнит свою миссию. Но журналисты тоже разные. Недавно мы делали спектакль «Ваал» по ранней пьесе Бертольда Брехта. Ко мне подошел журналист и спросил, что я могу сказать об этом. Причем у нас «Ваал» произносится как «Баал». Может быть, он думал, что речь идет о танцевальном бале, не знал, что Баал — древнее божество, демон христианской мифологии. Но многим абсолютно все равно. Они просто выставляют мою фотографию и собирают клики.
